Человечность
Проклятье, связанное с Потопом, выглядит также весьма странно: получается, люди плохи, потому что красивы: «Когда люди начали умножаться на земле и родились у них дочери, тогда сыны Божии увидели дочерей человеческих, что они красивы, и брали их себе в жены, какую кто избрал. И сказал Господь [Бог]: не вечно Духу Моему быть пренебрегаемым человеками [сими], потому что они плоть; пусть будут дни их сто двадцать лет. В то время были на земле исполины, особенно же с того времени, как сыны Божии стали входить к дочерям человеческим, и они стали рождать им: это сильные, издревле славные люди. И увидел Господь [Бог], что велико развращение человеков на земле, и что все мысли и помышления сердца их были зло во всякое время; и раскаялся Господь, что создал человека на земле, и восскорбел в сердце Своем. И сказал Господь: истреблю с лица земли человеков, которых Я сотворил, от человека до скотов, и гадов и птиц небесных истреблю, ибо Я раскаялся, что создал их. Ной же обрел благодать пред очами Господа [Бога].» (Быт. 6.1—8)
Насколько были серьёзны причины гнева Божия: если исходить из современных нравов, то ничего предосудительного в их поведении, особенно в поведении мужчин, а уж тем более – в поведении всех и всяческих тварей, живущих по вменённым им инстинктам и законам, не было. Вероятно, поэтому так отходчив был Бог: «И устроил Ной жертвенник Господу; и взял из всякого скота чистого и из всех птиц чистых и принес во всесожжение на жертвеннике. И обонял Господь приятное благоухание, и сказал Господь [Бог] в сердце Своем: не буду больше проклинать землю за человека, потому что помышление сердца человеческого – зло от юности его; и не буду больше поражать всего живущего, как Я сделал: впредь во все дни земли сеяние и жатва, холод и зной, лето и зима, день и ночь не прекратятся.» (Быт. 8. 20—22)
Завет, данный Ною, фактически ничем не отличался от предыдущего в отношении людей, но многократно обязывал Бога более не устраивать Потопа и даже возникло предостережение от него в виде радуги: «И благословил Бог Ноя и сынов его и сказал им: плодитесь и размножайтесь, и наполняйте землю [и обладайте ею]; да страшатся и да трепещут вас все звери земные, [и весь скот земной,] и все птицы небесные, все, что движется на земле, и все рыбы морские: в ваши руки отданы они все движущееся, что живет, будет вам в пищу; как зелень травную даю вам все; только плоти с душею ее, с кровью ее, не ешьте; Я взыщу и вашу кровь, в которой жизнь ваша, взыщу ее от всякого зверя, взыщу также душу человека от руки человека, от руки брата его; кто прольет кровь человеческую, того кровь прольется рукою человека: ибо человек создан по образу Божию; вы же плодитесь и размножайтесь, и распространяйтесь по земле, и умножайтесь на ней. И сказал Бог Ною и сынам его с ним: вот, Я поставляю завет Мой с вами и с потомством вашим после вас, и со всякою душею живою, которая с вами, с птицами и со скотами, и со всеми зверями земными, которые у вас, со всеми вышедшими из ковчега, со всеми животными земными; поставляю завет Мой с вами, что не будет более истреблена всякая плоть водами потопа, и не будет уже потопа на опустошение земли. И сказал [Господь] Бог: вот знамение завета, который Я поставляю между Мною и между вами и между всякою душею живою, которая с вами, в роды навсегда: Я полагаю радугу Мою в облаке, чтоб она была знамением [вечного] завета между Мною и между землею. И будет, когда Я наведу облако на землю, то явится радуга [Моя] в облаке; и Я вспомню завет Мой, который между Мною и между вами и между всякою душею живою во всякой плоти; и не будет более вода потопом на истребление всякой плоти. И будет радуга [Моя] в облаке, и Я увижу ее, и вспомню завет вечный между Богом [и между землею] и между всякою душею живою во всякой плоти, которая на земле. И сказал Бог Ною: вот знамение завета, который Я поставил между Мною и между всякою плотью, которая на земле.» (Быт.9.1—17)
Капитальным в этом Завете является пункт о запрете поедания плоти с кровью: «только плоти с душею ее, с кровью ее, не ешьте» – то ли необходимо отделять кровь из плоти (а как же тогда быть с кровавым бифштексом, кровяной колбасой да и вообще с любым мясным и рыбным?), то ли нельзя употреблять в пищу одушевлённое? Но ведь в каждом языке эта одушевлённость\неодушевлённость трактуется по своему, а, следовательно, Завет превращается в лингвистическую проблему: в русском языке граница между неодушевлёнными растениями и одушевлёнными животными проходит между «вирусом» и «микробом», в английском – между диким непоименованным животным и поименованным домашним (в этом языке даже ангел, если не имеет имени, то и неодушевлён).
Потопа, действительно, больше не было. Были локальные, но массовые истребления людей: жителей Содома и Гоморры при Аврааме, казни египетские – при Моисее, уничтожение филистимлян Иисусом Навином, уничтожение евреев в ходе Иудейской войны, массовые истребления язычниками христиан и массовые истребления христианами индейцев, которых не посчитали за людей (ну, не посчитали, уничтожать-то зачем?), моры и глады, две мировые войны, каждая из которых уносила десятки миллионов жизней. Мы все живём в ожидании Третьей мировой, в которой счёт пойдет уже на миллиарды и в которой уцелеют прежде всего самые отвратительные и мерзкие человеческие твари, бункерное племя – Бог будет устанавливать новый Завет с ними?!
Мне очень нравится одна мысль Платона: Бог нарочно сотворил этот мир несовершенным, чтобы человек в борьбе с этим несовершенством совершенствовался сам. Красивая мысль, но, памятуя о слёзах умиления Создателя в четверг, превратившихся в алмазы, я бы сказал с точностью до наоборот: Бог нарочно сделал человека несовершенного в этом совершенном мире, чтобы человек мог совершенствовать в борьбе с самим собой себя, но только себя.
Апрель 2019, ЕссентукиВ поисках утерянного рая
Благодаря усилиям современных генетиков мы теперь знаем ближайших предшественников homosapiens и в общем хорошо представляем себе свою биологическую историю и родословие вплоть до простейших червей, с которыми нас объединяет около трети генного материала. Но это никак не продвигает нас в познании тайн нашей культурной и духовной предыстории и, в частности, в таком капитальном вопросе: да где же он был, Рай на Земле? – ответы расходятся от категорического «нигде» до не менее определенной точки где-то в Междуречьи.
Наша гипотеза носит сугубо географический характер, а потому может быть опровергнута в рамках любой другой науки. Впрочем, нет никаких сомнений в том, что и географ может ее опровергнуть – пусть, наша цель вовсе не в утверждении истины, а лишь в скромном пути ее поиска.
В Библии говорится, что в центре Эдема росло Древо жизни, а где-то на окраине, в самом углу – Древо Добра и зла. В дальнейшем выясняется, что первое – хвойное, а второе – плодовое. Оба имеют свою иконографию, однако Древо жизни гораздо реже изображается, хотя именно из него сделан крест Господень и именно им украшают часто католические надгробия. У Иосифа Флавия в «Иудейских древностях» настойчиво говорится о том, что Храм Соломона был построен с использованием соснового теса из золотоносной страны, при этом подчеркивается: «Пусть никто не думает, чтобы сосновое дерево того времени не отличалось от того, что мы ныне называем этим именем» (книга 8, гл. 7).
Не перестаешь удивляться пророческой силе и дару поэтов. Помните «На севере диком стоит одиноко на горной вершине сосна…» Михаила Лермонтова? Совсем юный поэт свободно перевел стих Генриха Гейне, совершенно изменив смысл первоначального произведения: в немецком языке «сосна» (derTannenbaum) – мужского рода, а потому мечты о пальме носят любовный характер, у Лермонтова же – чисто экзистенциальный, философский.
На хвойность Древа жизни указывает и ритуал рождественской елки, вставленной в крест (есть прямая связь между Рождеством и Пасхой: восьмиконечный крест иконически вписывается в Вифлеемскую звезду, стоявшую над Младенцем-Распятым).
Эта идея о том, что было центром Эдема, а что – периферией, кажется принципиально важной.
Мне вспоминаются в связи с этим тексты Геродота о стране Гиперборее. Воспроизвожу их по памяти, но сами эти тексты – хрестоматийны. Первая версия: в стране Гиперборее никогда не заходит солнце, а по морю плавают белые острова. Вторая версия: в этой стране стоит вечная ночь, земля здесь белая и населена плешивыми добрыми людьми, называемыми гипербореями. Географически точное описание полярной ночи и полярного дня делают обе версии достоверными и дополняющими друг друга. Геродот и другие авторы указывают на то, что эта страна – древний сад-оазис, прародина современной цивилизации. В частности, в античной традиции учителем Пифагора был старец из Гипербореи.
С этой легендой связана также и доныне живущая мифология о замкнутых «потерянных мирах» -оазисах Арктического бассейна, о Зеленой стране (Гренландии), о тропических лесах и чудесах Шпицбергена. Отголоски страны Сампо слышатся в лапландском и финно-карельском эпосе. Сюда же можно отнести фантазии о стране Санникова, о Плутонии, об острове Оук. Древние ведические и авестинские тексты прямо указывают на то, что рай занимал полярное положение. Современный индуистский теолог Тилак также утверждает об арктическом происхождении арийцев.
Библейскую историю изгнания из Рая можно понимать дословно, а можно и аллегорически: не людей изгнали из Эдема, а они сами лишились его и стали вынуждены зарабатывать хлеб свой насущный со слезами и потом на иных, более скудных, в сравнении с райскими, землях.
Это могло случиться либо в результате природной катастрофы, либо техногенным образом. В последнем случае возможны два варианта: или это явилось цивилизационной ошибкой (мы стоим на пороге совершения двух таких ошибок – ракетно-ядерной войны и экологической) или было актом сознательных действий.
Последнее представляется наиболее вероятным: люди «райской цивилизации» поняли, что совершили нечто непоправимое (например, открыли для себя вредные или опасные знания – отсюда и Древо познания как первородная опасность) и вынуждены были стереть с лица земли место своего пребывания и обитания, бежать из Рая.
Можно предположить, что в их силах было сделать одно из двух либо оба действия одновременно: изменить эклиптику (ныне она составляет примерно 23 градуса – это угол наклона земной оси к плоскости орбиты вокруг Солнца, этим наклоном объясняется наличие полярных и тропических кругов) или потопить свой континент. Второй путь кажется не только более доступным человеческим силам, но и наиболее вероятным. Для этого достаточно было взорвать или иным способом уничтожить перемычку, соединявшую Аляску и Евразию на месте нынешнего Берингова пролива (этот сухопутный мост, кстати, был использован в истории человечества для расселения людей в Америке).
В результате уничтожения этого перешейка возникла новая глобальная циркуляция в Мировом океане, теплые воды Гольфстрима более не поддерживали теплый климат Арктического бассейна, возник Потоп, отголоски памяти о котором сохранились в древнейших свидетельствах разных народов, а вслед за этим наступило, согласно теории норвежского геолога Рамзая, оледенение. События эти носили быстрый, катастрофический характер, настолько быстрый, что многие виды животных и растений просто погибли (как погибли бы они в послеядерной зиме), погибли внезапно, не успев среагировать на возникшие изменения. Так, в частности, погибли мамонты и сосны, о которых писал Иосиф Флавий.
То, что это было сознательным актом райской цивилизации, доказывается этическим характером воспоминаний человечества о Всемирном Потопе. Это было сознательно оставлено в памяти как урок и напоминание о причинах свершенного.
Если перед современной цивилизацией встанет аналогичная проблема, и мы вынуждены будем оставить эту Землю, мы также сохраним память о свершенной нами трагической ошибке вовсе не в технических деталях, а в нравственных ее смыслах.
Можно долго спорить о том, где располагался Эдем и был ли он вообще, но почему нас так неудержимо тянет на Север? Почему эти пустые и жестокие пространства, холодные и безжизненные, так притягивают самых романтических и отважных из нас? Почему нам снятся сны этих просторов и каждый год мы ждем отсюда чуда?
Монтерей, 17 декабря 1999 годаФилософия и методология
Версия происхождения поэзии (частное следствие теории антропогенеза)
Данная статья является частным выводом из теории антропогенеза (происхождения человека), опубликованной в различных периодических изданиях России и русскоговорящей Америки, статьи, шума не наделавшей, но создавшей тесный и небольшой круг читателей, к которым и обращена нынешняя мысль.
Я зван на музыкально-литературный вечер сан-францисской газеты «Кстати» почитать что-нибудь, но только не стихи («они у Вас экспериментальные», что в переводе с вежливого на русский значит «очень плохие»). Я сел на автобус 49-го маршрута где-то посередине бесконечной Мишен стрит и теперь пылю не спеша по задворкам великого города.
Уединяясь от своей звероподобной стаи тот, кому предстояло стать первым человеком и жрецом Бога и совести, создавал еще не членораздельную, но ритмизированную речь. Она служила ему подспорьем, как служит стон в преодолении боли или «горловое пение» умирающих в реанимации, и складывалась из трех ритмов, кратных друг другу. Самым медленным был ритм дыхания, длящийся четыре секунды или одну строку. Затем шел ритм биения сердца, пульс, с частотой одного удара в секунду, ему соответствуют ударные слоги в строке. А самым частым был ритм сексуальных движений – два движения за один удар сердца. Он совпадал с числом всех слогов строки.
И тот, кому предстояло стать человеком и жрецом, инстинктивно ловил и сопрягал, гармонизировал эти три ритма в единую мелодию жизни. И вскоре в этой гармонии, сопровождающейся яркими и дивными видениями любви, раскаяния, покаяния, прощения, умиления, наступал восторг оргазма и потому тот, кому предстояло стать человеком и жрецом, придавал своей ритмизированной речи-монологу возвышенный и впечатляющий смысл.
Он обливался слезами умиления и радости, очищения души совестью и обретения души. «Так вот я, оказывается, какой!» – с удивлением и восхищением думал он, видя в себе, внутри себя, в самых потаенных дотоле глубинах себя нечто совершенно новое, необычное, исполненное красоты и нежности. «Боже, как хорошо мне быть таким и с Тобой!» – думалось и чувствовалось ему, разверзтому новым волнам своего сознания, чистого, высокого, ясного, как опрокинутые перед ним и над ним небеса. И для него это состояние стало казаться снизошедшим с неба в ответ и на оклик его песни, его стихов. Так родились человек и поэзия – одновременно.
В Сан-Франциско круглый год стоит весенняя слякоть и грязь. Как мартовский кот, я щурюсь на размокший мусор подворотен. Американцы имеют обыкновение вешать замки на свои мусорные контейнеры, но не потому, что кто-то может стильбонить или сожрать их мусор (это первое, что приходит в мою московскую голову, цепко держащую в своей памяти зимние утренние пейзажи Замоскворечья с фигурами, жрущими объедки прямо из мусорных баков), а чтобы кто не подложил им свой мусор, вывоз которого стоит денег.
И тогда он понес это внятное только ему своим сородичам как новую истину. Они не понимали его, но видели, что он ведет другой образ жизни, что он не скулит от сексуального голода и страха за свою жизнь, что он уверенно произносит свой монолог, что он – лучший охотник и что не он – самки сами хотят его, он же к ним почти равнодушен.
Эта, еще одинокая песнь любви и совести, песнь-молитва, песнь-озарение восторгом оргазма понравилась зверью, которому предстояло стать людьми.
Началось обожествление человека и природы, а это значит – началось очеловечивание человека и природы.
В каждом камне и каждом ручье, в каждом явлении природы и каждом природном процессе и движении человек стал видеть не только жизнь в ее биологической или геологической материальности, он стал видеть за всем этим божества или божество, одухотворенность. Одухотворяя окружающий его космос, осмысляя природу в поэтических образах и пениях, он стал превращать этот космос в природу, населяя этот мир персонажами Добра и зла, очеловечивая космос своим присутствием и поэтизируя его в мифы и сказки.
Чтобы жить в этом городе надо быть немного сумасшедшим, немного отдавать католическим конфуцианством, быть мексиканским китайцем, суетливым до низкорослости, а если все это не дано – быть глубоко влюбленным, до полного отчаяния, составляющего основу сан-францисской жизни. Сан-Франциско переполнен уродами и ошибками физической и социальной жизни: то мелькнет за окном гей, весь в черной коже с заклепками и голым зябким задом, то на углу якобы читает газету, сидя прямо на асфальте, попрошайничающее отребье – не то хиппи, не то хомлессовец, то катят тачку «Сейфвэя», будто катят судьбу, мелкопоместные и разорившиеся сизифы, перелетные и загорелые (от долгого немытья) американские бродяги – из Канады в Сан Диего, из первого тысячелетия в третье.
В ритме своих песен и молитв человек обожествляющий, homoteocratius, стал рисовать и музицировать – вся наскальная живопись, вся так называемая примитивная скульптура с повторяющимися разных размерах фигурами и деталями, вся первая эоловая и струнная музыка полны поэтических ритмов. Человек, приучивший себя к поэтизации сексуальной реальности, перенес этот опыт на всю практическую сферу жизни и стал поэтизировать (=одухотворенно дублировать) охоту и собирательство, быт, жилье. Поэзия как система вложенных друг в друга ритмов разной частоты легла в основу общественных иерархий, в матрешечность властных представлений (фараон изображается в несколько раз большим в сравнении с простыми смертными, тот же поэтический прием встречается в античной скульптуре).
Водитель нашего автобуса, хрупкая и нервная китаянка (вьетнамка? японка? таиландка?) тычит своим автобусом из угла в угол проезжей части, громко учит на ломаном английском других китайцев водить их машины, китайских торговцев – торговать своей фарфоровой пыльной вонью и сушеными гадостями морских огородов, китайские дома – стоять прямо, китайского Бога – вездесуществовать и быть милосердным к муниципальным автобусам, все остальное для нее отсутствует в этом мире.
Рядом со мной сидят две – может быть, это темнокожие мексиканки и Филиппинских островов? – они кажутся вполне сумасшедшими и одновременно страдающими пляской святого Вита. Ан нет – я, наконец, различаю у них маленькие наушнички: они ловят музыкальный кайф, поют и танцуют, сидя и разговаривая между собой о мужиках последней ночи.
Поэзия пошла двумя путями.
Первый – пророческий. Образцы высшей молитвенной поэзии даны нам и в Торе, и в Гите, и в Евангелиях, и в Коране. Экклезиаст и Песнь песней, Нагорная Проповедь, любая молитва и каждый стих пророческих посланий – не только необычайной силы поэзия, но и глубочайшие смыслы, принимаемые нами на веру, входящие в наше сознание без мыслительной обработки.
Второй – агональный (состязательный). Агон (круг) собирал рапсодов на состязания, только с виду казавшиеся безобидными. Поверженный в состязании поэт погибал как поэт (а в некоторых «примитивных» культурах он погибал и физически). Агональные состязания строили очень жесткую пирамидальную иерархию жрецов-пророков-поэтов, среди которых только первый, только победитель нес истину, а все остальные – ложны в той или иной мере. Единственность, уникальность истины и ее пророка оказалась тяжкой уздой раннего человечества.
Пошли вьетнамские лавочки под общим названием «Дары моря». Мне кажется, что вьетнамцы и есть настоящие дары моря, а вовсе не рыбины, крабы и креветки, которыми вьетнамцы торгуют. В море вьетнамцы рыбу и прочий сифуд не ловят – оно само у них ловится.
Весь вид азиатско-латиноамериканских обитателей Мишен стрит свидетельствует об их полной поэтической невменяемости – с такими сморщенными судьбами и лицами нельзя писать или читать стихи. Практика ежедневных мелочных страданий выживания делает этих людей ненужными для счастья.
Вы когда-нибудь слышали античные стихи на античном языке? – Особенно грозны были стихи пифии, пророчества, даваемые в Дельфах очередной штатной любовницей Аполлона. Геродот и Гесиод производят сильное, почти шокирующее впечатление. Это – окровавленная трагическая поэзия, еще не ушедшая далеко от нечленораздельной ритмики первого человеческого слова, выросшего на агонии нашего зверства. «Илиада» гораздо ближе расположена к первым, онанистическим опытам в поэзии, чем к рафинированной философии Иосифа Бродского.
Распад поэзии начался там же, но чуть позже, в V веке до Р. Х. Платон вводит понятие поэзисакак противоположное и враждебное праксису (благодеятельности, творению Добра). Поэзис, по Платону, превращается в занятие недостойное, постыдное, бесполезное, безнравственное. Платон размещает поэтов на самом дне своего идеального общества, возглавляемого мыслителями. По сути, Платон провел самую сильную за всю историю человечества революцию: он низвел сознание, самовыражением которого является поэзия, и возвысил, возвеличил мышление, обрекая все последующие генерации на путь познания мира, а не его осознания. И пусть на совести Платона останется поэтическая сущность его личного мышления – мышления глубоко онтологического (мировоззренческого), еще не оснащенного логикой Аристотеля.
И уже при нем, при жизни Платона, поэзия из пророческого дара и жанра дифирамбов стала превращаться в злопыхательство и зубоскальство комедий Аристофана, в «козлиный рев» трагедий Софокла и Эврипида («трагедия» по-гречески означает «песнь козлов»)
Нынешняя поэзия, поэзия верлибра, поэзия глубочайшего внутреннего переживания и самозаклания на жертвенный тетраксис, поэзия, лишенная изящной словесности и близкая к человеко-звериному крику – не есть ли путь нашего возвращения к природе, не есть ли путь одичания человека и его развоплощения в жанре биологического суицида по Дарвину?
Нашего брата и особенно сестру видно издалека по развалистой походке и фигуре— они выглядят покалеченными и исковерканными тысячелетней историей страданий еврейского, русского и русского еврейского советского народа. Они устало и пригорюнившись любят и ненавидят мир, соседей и себя, они всегда настолько на обочине чужих культур и жизней, что кажутся слегка партийными.
Наш сошедший с рельсов трамвай куда-то там докатился, я добрался до зала, где проходил русский музыкально-литературный вечер. В основном звучали стихи, профессиональные и воинствующе любительские, плохие, хорошие и рядовые, стихи, как и Россия, застрявшие между двумя одичаниями, будто мамонты меж оледенениями.
Монтерей, 26 ноября 1999 годаТеория антропогенеза
Сцена представляет собой пещерный зал, в котором живут предгоминиды, предки человека, еще не владеющие членораздельной речью. В центре зала – огромный и свирепый самец, весь в шрамах. Вокруг него теснятся шесть самок, по-обезьяньи жеманных и кокетливых. Вокруг гарема носится с десяток молодых самцов, агрессивных и непрерывно скулящих. Они постоянно дерутся между собой и пытаются убить самца. Изредка им удается вырвать из гарема самку, чтобы быстро и грубо удовлетворить свою стонущую и изнывающую похоть.
Слева и на значительном возвышении появляется фигура КРЕАТОРА.
КРЕАТОР: Ну, вот, я создал этот мир и воплотил себя в нем – и этот мир прекрасен. Я сделал и сотворил все… почти все… Я не могу познать себя. Самопознание требует либо рефлексии либо другого субъекта в себе, что, собственно, и есть рефлексия. Но я заполняю собой все – и рефлексии нет места во мне, как в зеркале нет места для отражения зеркала, Самопознание – единственное, чего мне не достает в созданном мною совершенном мире Земли и Космоса, именно его, самопознания я жажду более всего, более самого себя. Потому что это и есть верх и смысл реализации. Я знаю и понимаю – акт реализации и самопознания самоубийственен для меня. И пусть я умру в этом самопознании – но я его достигну!
Я нашел это несчастное племя, которое обуяно голодом, сексом и самоуничтожением. Они неминуемо погибнут в ходе эволюции. В ней нет места внутривидовой борьбе, хотя они уже умеют общаться с огнем. Я избрал их именно потому, что они обречены на вымирание, они противны природе и самим себе, они противоестественны. Это то, что нужно для моего замысла – их спасение в их сознании, в их совести, которой у них пока нет и которую я привью им. Ею они спасутся и с нею будут существовать вопреки природе и эволюции, говоря сами себе на пути самопознания: «И помни весь путь, каким ведет тебя Господь».
Смотрите – я бросаю в сознание одного из них, вот этого долговязого, в стороне от костра, семя болезни, которая будет сопровождать племя всю ее, теперь долгую историю. Я обрекаю его и все будущее человечество на аутизм – но только так я могу покончить с собой и раствориться в самопознании!
