Нежелание славы

Она: Слушай, хоть сегодня придержи свой язвительный пыл. У меня и так мало времени! В конце июня – защита, а у меня вот, пока одни… лохмушки… Голова как колода…

Он: Так сказать, самое творческое состояние… Вдохновенье-озаренье… из лохмушек и колоды!

Она: Все, что рекомендовал мне профессор Подпрыщин – я все же изучила самым тщательным образом…

Он: Как? Значит, ты-то и всего Платонова не читала? И собираешься стать ученым, «специалистом по Платонову»! О, боги милосердные! Что это вы с нами творите!.. И ты приходишь занимать ума для своей потрясающей науки – да ты же ненавидишь ее! – ко мне, журналисту провинциальной газетенки? Защитишься, получишь свою ставку, которая в три раза больше моих кровных, мозолями души заработанных рублей… Слушай, ты же не любишь литературу! Ты же была неплохой воспитательницей в детском садике!..

Она: Опять за свое… Ведь это ты из зависти! Кто тебе мешает?

Он: Кто меня пустит? Ты молода, красива, покладиста… Зачем я профессору Подгузину?

Она: Подпрыщину!.. А то ты не помнишь… не ты ли меня с ним познакомил?..

Он: Да… На беду свою… Думал тогда – выйдешь за меня… А теперь ты – эмансипэ… Зачем я тебе?..

Она: Вот видишь. Сам не святой. Тоже с расчетом жил. Ход королевой… А она – брык в сторону… К молодому офицеру…

Он: К старому Подседалину… Слушай, он ведь тупица! Заказал ему тогда статью о Тургеневе. Всю пришлось переписать! Только слова «проф. Подштанников» остались от статьи… Раз десять «певец русской природы» – и ни одной мысли! Даже списать, украсть каналья не может!.. Слушай, он хоть мужчина – или гусь в камилавке и козел на горшке? Или он с тобой то же, что «певец русской природы» в Куртанвеле с Полиной Виардо? Ханжеская платоника… Импотентная недосягаемость… А писал ей как близорукая старушка ему ставила клистир[2 - Клистир – клизма. (Прим. ред.)]!

Она: Ты наконец изрыгнешь свою желчь?.. Ведь вот же – обратился все же к нему? Нужно и тебе, и газете это – «проф»!

Он: Мне? В гробу я его видел! В белых тапочках! Вот, читаю «Записные книжки» Чехова. Очень поучительно… И современно. Вот послушай… Нет, обязательно послушай!

Она: Какой ты несносный! Мало ли наслушалась, когда лежала на этой же тахте?.. Или мало напросветил? Пойми – мне некогда… Это просто хамство с твоей стороны… Знаешь, все вытерплю – нужна мне твоя помощь. И пользуешься этим!..

Он: Да! Пользуюсь! Станешь кандидаткой – ни я, ни Чехов тебе будут ни к чему… Комиссионки, загранки, кафедральная суета и рауты… Надо же будет играть в светскость, ученость!.. Нет уж – послушай!.. «Если человек присасывается к делу, ему чуждому, например, к искусству, то он, за невозможностью стать художником, неминуемо становится чиновником. Сколько людей таким образом паразитирует около науки… То же самое, кому чужда жизнь, кто неспособен к ней, тому больше ничего не остаётся, как стать чиновником». Поняла? Но ты ведь женщина! Ты не чужда жизни! Оставь ты этого своего Подхалюзина («под» – подлый предлог!). Выходи замуж за меня! Я глубоко раскаиваюсь, что втолкнул тебя в эту грязь! И Платонова не пачкай!

Она: Грязь не грязь… А платят хорошо… Платили бы мне столько за воспитательницу – разве пошла бы?.. Раньше, если не замужество – женщина обретала независимость на панели… Ныне вы еще для нас придумали – работу и науку. Спасибо на том! Чего же ты ропщешь? Чтоб хорошо жить – мужчин обманывали. А теперь – и общество!

Он: И на том тебе спасибо… Еще не угасло в тебе мое просветительство. Еще не лжешь, как скоро это вынуждена будешь делать. Вот, кстати, и об этом у Чехова… «Интеллигентная или, вернее, принадлежащая к интеллигентному кругу женщина отличается лживостью»… Заметь это – «вернее, принадлежащая»… То есть, подлинная интеллигентность вам природой вашей – исключена. Запрещена!

Она: Стоп! Что перелистал, засмутился?.. Небось и мужчинам попадает? Дай-ка, дай-ка книгу! «Умный любит учиться, а дурак – учить»! Хорошо! Прямо про тебя!

Он: Про твоего Подлазина это… Не про меня…

Она: Ну так это… Во – в самую точку! Не рви книгу – библиотечная! «Вспоминаются споры о братстве людей, о пользе народу, о работе, между тем никогда в сущности споров этих не было, а только (пьянствовали) пьянствовал, когда был студентом. Пишут, «стыдно за людей с университетскими значками, когда-то ратовавших за человеческие права и свободу религии и совести», – а никогда они не ратовали». Во!..

Он: Что – «во»! Чехов ратовал. Многие ратовали. Остальные становились захребетниками народа. Да еще пудрили ему мозги своей ханжеской либеральностью. Интеллигенция всегда – часть, отчасти, а не статистически-сословная цифра… А теперь – то ли вся интеллигенция, то ли ее вообще нет… Ведь все при деле вроде бы… Сидят на местах… Те же чиновники, бюрократы, но уже с дипломами…

Она: Слушай! Нафиг это мне все! Мне одно только сейчас надо: сатира Платонова! В наши дни – надел клобук – ты…

Он: Подчас мне кажется время наше – все феминное… То вас терпела семья – теперь вас терпит все общество, Артистки! Вам хорошо… Ресурс выживаемости и адаптации у вас от природы больше. Что угодно изобразите! Даже работу, даже науку… Вот, смотри, еще это место у Чехова. Как он хорошо знал вашего брата, как избегал впасть в зависимость… А едва впал в нее – лишился и жизни… «Женщина находится под обаянием не искусства», – читай, и литературы, и науки, и всего-всего! – «а шума (при искусстве), производимого состоящими при искусстве».

Она: Ну и что? Не хочешь ли этим сказать…

Он: Да, хочу сказать, что все клеветы мужчин на женщину – по сути возвышают ее! Для нее все-все мужские, важнейшие, творческие и сверхтворческие дела – пустяки, мужские шалости, от природной неполноценности мужчине не дано произвести жизнь! Не дано родить! А она, даже одним притворством, как бы шутя, изобразит (не сделает! Еще бы не хватало! Что же она свою женскую, природную сущность променяет на социально-мужскую суету?..) все, что ей навязывают из арсенала мужских и общественных занятий… Она и их употребит на пользу своей женской сущности! На любовь!..

Она: Господи! Все это я слышала! Знала… Забыла… Когда-то мужчина старался завоевать женщину силой и отвагой, потом – достатком-богатством, теперь – у него ничего этого нет, и он старается взять ее… интеллигентским трепом.

Он: Не скажи… Профессор Подползников или как его, Подкусников – он берет – положением… Дача, кафедра и кабинет, персональная машина. Все то же – сила-отвага-достаток… Ничего не меняется.

Она: Стало быть, вернемся к Платонову…

Он: Тоже сказать… Мученик. Ругали, язвили всю жизнь. Не печатали… Без хлеба, случалось сидел…

Она: Неужели – правда? Не сочиняешь?..

Он: Чего там – «сочиняю»! Сам Фадеев – союзно-литературный генсек его разделал под орех: как «двусмысленного писателя». То ли искренне, сам (такое время было – убеждения, совесть, мысли – были: «общие». А в сущности – совсем «необщие»! От лукавого субъективизма «культа личности»…), то ли по рапповской указке… Платонова, говорят, спас от голода Гладков, тогда директор Литературного института. Зачислил его дворником… На это тоже нужна была смелость! То ли «культ» не прознал, то ли ухмылялся и тешился… Ведь какая власть! Даже не расстрелять – живого изъять из литературы! Студенты, будущие писатели идут двором, мимо дворника с метлой, и не подозревают, что это крупнейший писатель, классик!.. Разве не повод для сатанинской ухмылки!.. А русскую литературу изображали бездари и карьеристы, чинодралы и демагоги: чиновники…

Она: Послушай… Это ведь «культ» мстил Платонову за сатиру как раз? Ведь так?

Он: За великий дар правды! Сатана подл, глумлив, но не глуп… Платонов – если хочешь знать – наше почти единственное духовное противостояние «культу»! Почувствуй хотя бы это. А ты – «сатира»! Противостояние – и народное, и литературное! Прозорливость пророка, умноженная на отвагу бойца. Он – Аввакум нашего века – он больше Аввакума! Слу-шай, ведь это бесподобный подвиг жизни и творчества! Как-то впервые это почувствовал… Слу-шай, забудь ты свою дурацкую псевдонауку. Ты ведь не мещанка, не тряпичница – чт? тебе деньги! Пошли нафиг Подседальникова – сделай Платонова целью своей жизни. Ты ведь умеешь работать! О нем надо книгу написать – только чтоб – выстраданную, полную любви и удивленья! Затем – почему – сатирик? Он великий лирик, страдалец за всех совестливых, за всех современных обиженных, за оскорбленных и униженных! Нет у него этих, «отрицательных героев»!

Она: Давай вместе работать! Я кажется опять тебя люблю!

Он: «Кажется»… А я любил, и люблю… И черт бы взял твою науку… которая отвела мою руку. Давай серьезно жить!.. Трудно, без кандидатского блаженства! Прикидываться живым – трудней чем жить! Изображать дело – трудней, чем его делать!..

Она: Стоп! Время дорого… Не выпускай напрасно пары! Посмотри, вот, мои шпаргалики… А?

Он: Ладно… Давай… Пойдет – проблема-концепция-аспект… «Сатирические произведения А. Платонова – следствие тех же социальных процессов, которые породили «Клопа» и «Баню» В. Маяковского, «Двенадцать стульев» и «Золотого теленка» И. Ильфа и Е. Петрова, «Растратчиков» В. Катаева, рассказы М. Зощенко, «Шутейные рассказы» Вяч. Шишкова, фельетоны А. Зорича и М. Кольцова»… Господи, неужели чтоб сказать «белка» – нужно перечислить весь зоопарк! Уже это псевдоучение – «выведение» каждого из всех! Периодическая система элементов – не для литературы! Мнимая пристойность упорядоченности! Наоборот – каждый художник больше в единичности и суверенности своего мира, чем в социально-литературных связях… Зачем эти сравнения, отталкивания, сопоставления и противопоставления? Взялась говорить о Платонове – и говори о нем! И не рыскай за чужими цитатами. Все-все – найдешь у писателя. Тот сказал, тот написал. Сам скажи, сама напиши!.. Что ты записываешь? Что я тебе – Лев Толстой?..

«Позиция А. Платонова, М. Булгакова, М. Зощенко – это позиции художников, не склонных недооценивать активности зла и поэтому более осторожных в своих конечных выводах»… Ну и ну!.. До чего доводит кандидатская привычка к «обоймам»!.. Соединяй и властвуй! У них спросила, хотят они в одну упряжку? Нагульновщина вместо принципа добровольности? Художник – личность, единичная, а не единоличная! Не надо художника насильно загонять нагульновским наганом в колхоз!.. Да и «обойма» – вся насильственная!.. Люди – подвижники, страдальцы, героические биографии – а ты о них: «не склонных недооценивать активности зла»? Это Платонов, который умер от туберкулеза, Булгаков, который десятилетиями не печатался, ослеп и умер – они были «осторожными в конечных выводах»… Это уже просто – клевета!.. «Для И. Ильфа и Е. Петрова, В. Катаева и Вяч. Шишкова зло казалось относительно легко устранимым, ибо связывалось лишь с конкретными его носителями, с конкретными фактами действительности». «Ибо»… Как это все убого, мадам! Зло всегда «связано с конкретными носителями»… Да и таким словам – «конкретно», «фактически», «действительность» – ничего по существу не скажешь!.. Не бледней, где-то здесь засыпана мысль… Сейчас разгребем мусор… Ах, вот что! Время риторичной идеализации, время митингового нетерпения, это время приняло действительное за желаемое! Оно окрасило шкалу – кто от доверчивой наивности, кто от ликбезовского невежества, а кто и от мещанско-лукавого политиканства и карьеризма – окрасило всю этическую шкалу жизни в красный цвет! Жизнь уподобило – знамени! Вот Ильф-Петров, Катаев, Зощенко, как раз они осторожно, юмором, а не сатирой, выискивали на этой сплошь красной шкале черные пятнышки, осторожно, рукавами своих швейпромовских пиджаков, старались вытереть эти пятнышки!.. Нет, не лукавцы, не карьеристы, – но и не художники подстать Платонову и Булгакову! Жили честно в литературе – и только. Без горения, без пророческого чувства… Сколько кому дано. Не о них речь! Пиши о Платонове!.. «Своеобразие позиции А. Платонова помогает понять сущность конфликтов и их разрешение в сатирических произведениях…».

Не то! Не то!.. «Позиции», – он, что – генерал? На «театре военных действий»? Оставь – «позиции» – генералам! Ну, еще политикам! А то еще «своеобразие позиции»… «Окоп полного профиля», что ли? ДОТ? ДЗОТ?.. Чепуха какая-то… О Платонове уже таким словом ничего не скажешь! Он спиной становится к такому слову! «Позиция»… помогает… понять «конфликты»… Вот и сосредоточься на этом – время, его шкала зла, и ее восприятие литературой… Платоновым! Без Иуды не было б Христа. Да и погиб Иуда за то же – по существу…

Она: Но ты зачеркиваешь мою тему диссертации…

Он: Ничего не зачеркиваю… Даю ей смысл, жизнь: свет…

Она: Он, что же, по-твоему, был против наших идеалов?..

Он: Никогда! Он был против их осквернения невежеством, нетерпением, подменой их звездного света коптящей в четверть накала… накальной угольной лампочкой… Были тогда такие… Он был против убогих реалий скудной действительности – вместо долгих и высоких духовных символов. То есть, он был против убийства идеалов, после которых – разочарование, застой, мещанское хрюканье…

Она: Давай вместе работать! Не диссертация, так книга! Главное, что-то настоящее выйдет! «У любви нет жанров»… Твое, твое!

Он: Верно. Есть лишь подлинность – или… чертовщина…

Она: Я всегда любила тебя… Но чувствовала, что ты, любя меня, временами забывал меня… Я становилась ненужной…

Он: Да… Когда ты останавливалась… Женское меняла на бабье… Я тебя прошу переписать на машинке рассказ, а ты предпочитаешь вязать мне свитер… Не те знаки внимания! Не те символы любви…

Она: Может теперь что-то выйдет всерьез?..

Он: Замужество? Так это – банальнейшая штука!.. Три рубля за марку в загсе… По-моему – это на потом. Когда любовь себя проверила, утвердилась, растет, как дерево… Многолетно!..

Она: Я все понимаю… Не ты ли мне говорил – понимание – это женская доблесть… Изначальный наш дар. А у мужчин – дар постижения… Мужчина чаще умен, женщина – чаще мудра…

Он: Спасибо, что хоть что-то помнишь…