Палач желаний

– Я обдумаю всё услышанное. Мороженщик, Раздолбай, можете идти. Обратитесь к нашим целителям за лечением, я выпишу разрешение, – парочка козырнула в ответ и поспешила убраться из кабинета. Мне же оставалось только переминаться на месте, когда ко мне обратились: – Ты доволен собой, Не-су-ще-ству-ю-щий? – мой позывной растянули по слогам, словно по позвонку выдирая позвоночник.

– Я поступил так, как было нужно. Поголовье идиотов не уменьшилось, – ответил я чуть более резко, чем хотел.

– А вот тебя выгнали уже из третьей команды, и это за две недели стажировки! Рекорд! – мисс Спектр смерила меня недовольным взглядом, а потом откинулась на спинку кресла. Надменное напряжение в её позе сменилось непринуждённой расслабленностью, от которой мне стало совсем дурно. – И что мы будем с тобой делать?

Критики – военная организация с дисциплиной и правилами, но так как здесь работают творцы, то имеются и некоторые нюансы. Например, нельзя просто назначить людей в команду, руководствуясь принципами усиления сильных сторон и перекрытия слабых. Люди должны доверять друг другу, верить друг в друга, иначе команда не сможет эффективно работать.

Объективности ради, Мор и Раздолбай – хорошая команда, матёрые волки… по крайней мере, в сравнении с прошлыми наставничками. Меня передёргивало от одного только воспоминания о «юных дарованиях», к которым меня вначале приписали и которых пришлось вытаскивать из оргии на ведьмовском шабаше. Остальные были… скажем так, со своими тараканами.

А я не вписывался в нестандартные стандарты Критиков. Должен признать, что это и моя вина: хотел я того или нет, но в какой-то момент начинал действовать по-своему, проверяя напарников на стрессоустойчивость. Пока никто не выдержал. И если так пойдёт дальше, то, насколько бы перспективным Критиком я ни был, меня могут банально турнуть. Если я не самоубьюсь.

– Может, я поработаю в одиночку? – в очередной раз неуверенно предложил я.

– Ты же знаешь: не положено, – с горестным вздохом посетовала начальница… хотя я не совсем понял, относилось это к ситуации или к моей непробиваемой тупости. А затем в её глазах мелькнула искорка, от которой в желудке образовался ком: – Хотя… Раз ты так плохо сходишься с людьми…

– Что я могу поделать, если они идиоты? А так я само обаяние! – я изобразил самую ослепительную улыбку, но хватило одного неодобрительного взгляда мисс Спектр, чтобы голова помимо воли вжалась в плечи. – Спросите девочек из бухгалтерии, я правда хороший! Просто очень самостоятельный…

– Ты самостоятельный. Пренебрегаешь правилами и субординацией, – насмешливо, даже смакуя, перечислила мои «достоинства» начальница. – В идеале я должна тебя уволить, – я лишь фыркнул на это заявление, благоразумно глядя в сторону. А мисс Спектр продолжала тянуть из меня жилы надежды. – Однако у тебя есть альтернативы. Целых четыре… я не люблю разбрасываться кадрами. И не могу не признать, что ты талантливый следователь с перспективным воплощением Веры. По тому, первая альтернатива: ты извиняешься перед кем-то из своих прежних напарников или находишь новых в отделе. Если с тобой хоть кто-то согласится работать – продолжаешь стажировку. Если до конца испытательного срока на тебя не поступает жалоб, то молодец! В ином случае – на выход!

– Можно тогда листок и ручку? Я сразу напишу бумажку, чтобы время не тратить… – самокритично попытался я возбухнуть, но тёплая, по-родительски снисходительная улыбка несколько поубавила мой пыл.

– Второй и третий варианты похожи: ты переводишься, чтобы держать тебя всё время на коротком поводке. Либо в отдел силовой поддержки…

Я прикинул себя в форме спецназовца, лезущего в самое пекло, причём, вероятнее всего, в роли щита, благодаря моей способности, и меня передёрнуло. Да этих же дуболомов только для драки выпускают, головой двери вышибать! Я же там деградирую, да и там меня буквально в бараний рог согнут за любую мою шутку. Не. Спасибо, не надо! Но моя начальница ещё не закончила:

– Либо направишься в научный отдел. Ты по образованию физик, так что вполне сможешь стать каким-нибудь лаборантом.

Отлично, а тут я сдохну со скуки! Нет, я уважаю науку и навсегда благодарен институту, что даровал мне высшее образование: корочки очень греют моё самомнение, а воспоминание, как я писал свой самый амбициозный фантастический роман под названием «Диплом», заставляет верить в себя. Но там же не будет никакой возможности побегать и кулаками помахать. Я ж зачахну.

Высказывать свои мысли я не решился, но зато максимально выразительно стал поглядывать на дверь, думая, как лучше заполнять обходной лист, и примет ли меня Шеф обратно?

– Но есть и четвёртый вариант…

Вроде как с безразличием, словно говоря о чём-то совершенно пустяковом и не заслуживающем особого внимания, она перевела взгляд на песочные часы в углу стола. Старинные, в искусно сделанной медной оправе, большие, минут на десять. Она неспешно перевернула их, и песок ровной струйкой посыпался вниз, гипнотизируя. И с каждой песчинкой ощущение подставы лишь усиливалось, словно вместе с песком утекало выделенное на нерадивого подчинённого время. Голос моей начальницы размеренно обволакивал и впитывался напрямую в кровь, как яд или сильный наркотик:

– Ты докажешь, что способен работать в одиночку. Выполнишь задание, и тогда я признаю, что тебе не нужен напарник, – она покосилась на меня, и, я готов поклясться, в её взгляде не было ничего, кроме Веры. Веры если и не в меня, то в то, что я не разочарую её. – Ну а провалишь…

Холодный, размеренный, чёткий звук ударов ногтей о дерево стола чем-то напоминал звук гильотины и намекнул на неизбежность наказания, попутно подсказав, каким оно будет. Подвох просто обязан присутствовать, иначе я не могу объяснить, почему всё так удачно складывается и начальство, вопреки правилам, следует моей прихоти. Единственное, что мне приходило в голову: мне хотят подсунуть какое-то невыполнимое задание, чтобы ткнуть меня носом в мою некомпетентность и заткнуть рот. Вот только каким образом? Если меня не угробить, я вылезу из любой жо… тёмной клоаки, что сегодня уже продемонстрировал.

– Я в деле, – решился, понимая, что веду себя в высшей степени самонадеянно. Более того, несмотря на страх, я хотел оправдать ожидания мисс Спектр.

– Ты ведь понимаешь, что твой показатель Рабочей Веры мизерный, и даже если сейчас справишься, то в дальнейшем задания тебе будут даваться лишь простейшие?

– Уж лучше так, чем спасать этих «героев» и в результате оставаться виноватым. Душевное спокойствие мне дорого, как память о бесцельно прожитых годах.

По чести, неприятно, что мне указывают на слабость. Хотя это и объективно – по сравнению с другими Критиками я ничтожен. Вот только забраться по лестнице Веры можно очень быстро со всеми средствами современного мира. И я собирался взойти по этому пути.

При этом я не забывал, что, чем быстрее и выше взбираешься, тем более шаткая опора у тебя под ногами. Уже неоднократно доказано, что внезапно получившие признание люди и становятся одержимыми намного чаще. Вера подтачивает всех. Даже самая светлая.

Хотя, чисто теоретически, нет предела тому, сколько Веры может использовать человек. Хоть всю Веру человечества… но это в теории. Такой человек не должен обладать никакими эмоциями, чувствами, а желательно и стремлениями, мыслями. Либо обойти правила, как настоятель Последней Книги, что стал Богом… на 10 минут. У реального человека в какой-то момент наступает Одержимость. У кого-то раньше. У кого-то позже. Всё зависит от Веры в себя… или, как иногда ещё называют, силы духа или лидерских качеств.

Для примера возьмём меня. После дела с изгнанием бога моя вера в себя поднялась до 112%. С учётом того, что 100% – показатель, означающий, что человек полностью самодостаточен и отвечает за свои действия, то у меня немного завышенное самомнение. На своём уровне я смог бы выдержать 112ИВ, без одержимости. Опять же, в идеале. По факту, никто не набирает больше 2/3 или 3/4 от своего максимального предела. Я же о таком могу только мечтать… лимит обычного Критика – не более 100РВ.

Но есть те, у кого Вера в себя имеет 1000% или 10 000%, встречается и больше. И если в первом случае это очень уверенные люди, знающие себе цену, властные и умеющие вести за собой других – соответственно, способные выдержать 1000 ИВ. То во втором и последующих случаях, пусть человек и способен выдержать огромные напряжения Веры, но он заведомо обладает либо нарциссизмом, либо самовлюблённостью, либо другим психологическим отклонением, зацикливающим его на себе. И в таком случае невозможность доверять такому человеку Веру встаёт в полный рост.

– Отлично, тогда информацию по делу я перешлю тебе на наруч, у тебя час на изучение и подготовку. Информаторий, научный отдел и прочие подразделения о твоём самостоятельном задании я предупрежу, – мисс Спектр властно махнула рукой, словно не выгоняла меня, а метала нож. – Не опозорь репутацию своего наставника-Шефа. Вернись живым.

Глава 1. Или почему старый враг лучше новых двух? Часть 2.

Уважаемый читатель, надеюсь, закончившаяся встреча оказалась достаточно показательной, чтобы ответить хотя бы на часть вопросов? Увы, всё за раз рассказать невозможно. Моё прошлое приключение, когда я был ещё Редактором Веры, с трудом поместилось в книгу. Можете, кстати, её почитать, мне не помешает пара единиц Веры, ну а если нет… попытаюсь разъяснить всё по ходу дела. Люблю рисковых читателей!

Я спешил по коридорам без окон. Интересная деталь: я не имел ни малейшего представления, где находится база Критиков. Здание абсолютно монолитно: без окон, дверей и каких-либо люков. Но при этом с коммуникациями, возможно, даже замкнутыми. Геолокация системы тоже ничего не выдавала, лишь стандартное: «Данные заблокированы», так что мы в равной степени могли пребывать и в Сибири, и у центра Земли, и на поверхности Луны… хотя последнее маловероятно – мы попадали в комплекс через картины, а эффект Веры не распространялся на космос. Насколько известно, он даже на орбите слабо действует.

Но я всё же остановлюсь на моменте с картинами, уважаемый читатель. Пейзажи как давно умерших классиков, так и современников, поглотив достаточно Веры, гостеприимно приглашали на свои просторы всех желающих, готовых потратить несколько единиц Бытовой Веры на вход. И неважно, оригинал то или копия. На этом строился мой любимый бар воображаемых друзей.

Но имелось у картин и малоизвестное свойство: если иметь представление – географическое или хотя бы визуальное – о расположении другой, аналогичной картины–репродукции, то можно, выходя в реальность, оказаться в нужном месте. Этим свойством когда-то воспользовался настоятель храма Последней Книги, убегая от Артефактора. Это свойство использовали и Критики для перемещения в пределах базы, а также с неё в региональные представительства.

И сейчас я как раз заканчивал проходить генетическую проверку, прежде чем получить доступ в галерею: комнату, где находились картины для перемещения. Индикатор, наконец, загорелся зелёным, подтверждая моё право для перемещения, и металлическая, взрывоупорная, огнестойкая и непробиваемая ещё по куче параметров дверь открылась. В галерее уже находилась группа из трёх смутно знакомых Критиков, которые прибыли в Следственное крыло – то место, которое я, собственно, покидал.

Кивнув коллегам, я направился к картине «Алхимик, открывающий фосфор» английского художника Джозефа Райта, которая вела в научное крыло. Вообще, части базы максимально изолированы: так, на всякий случай, как обычно у военных. И при этом надёжно защищены, в том числе и за счёт тотальной секретности. В региональных офисах работал лишь гражданский персонал вроде бухгалтеров, юристов, представителей по связи с общественностью.

Я коснулся картины и на краю зрения увидел, как индикатор Рабочей веры изменил значение с 1,1730 до 1,1076 – картина впитала 0,0654 единиц Рабочей Веры. Для обычного человека пусть не гигантское, но весьма заметное количество – не попрыгаешь на работу и обратно.

Уважаемому читателю, наверно, любопытно, что за Рабочая Вера или кратко РВ то и дело мелькает в истории, при том, что раньше о подобном даже не упоминалось. Так раньше я и не работал Критиком. А вот теперь приходится соответствовать… Даже пришлось новый наруч надевать, хотя, должен признать, он не в пример старому шикарен. Настолько, что своим функционалом заставил утихнуть даже мою нелюбовь к этому девайсу и его бесконечному контролю.

Критики, в отличие от тех же Редакторов Веры, под более плотным контролем государства, но, кроме ответственности и бессонных ночей, это даёт и некоторые привилегии: например, работников снабжают Верой для выполнения заданий. На это работает целый отдел. Немаленький, должен заметить, отдел. Я бы даже сказал огромный, который только и занимается тем, что размещает новости, статьи и прочий информационный мусор о тех или иных Критиках в разнообразных, даже сомнительных СМИ. Интернет, телевидение, радио, газеты… чуть ли не на заборах. А определённые программы следят за набором Веры и при необходимости корректируют эмоциональный фон статей, дабы Вера была максимально выгодного эмоционального окраса, или вовсе удаляют, дабы не перегрузить Критиков.

Возвращаясь к Рабочей Вере – это Вера, которую Критики получают из СМИ, эдакий фарш из множества фрагментов Мимолётной, Бытовой и Истинной Веры, привязанный не к человеку, а к организации, поэтому её не разделяют на составляющие, а усредняют – это упрощает её восприятие. Это помогает лучше её распределять между работниками. И это делает легче работу с ней – нет страха, что тебя забудет кто-то близкий или родной. Если брать соответствие, то единица РВ приблизительно равна единице Истинной Веры по силе воплощений, при этом по качеству и длительности соответствует одной Мимолётной Вере.

И пусть мощность РВ выглядит внушительно, но так принято лишь для удобства: единица – минимум, необходимый для воплощений. Мне, как стажёру, доступно порядка трёх единиц Рабочей Веры, которую я могу тратить на вылазках, и мне её восстановят средствами Критиков. Поэтому грех жаловаться.

Но имелась и в этой бочке мёда ложка дёгтя. Разбрасываться Рабочей Верой просто так не получится – восстанавливается она даже со всеми ресурсами Критиков о–о–о–очень долго. Даже мои 3 РВ при полном сжигании возвращаются примерно за полтора дня – всё же это складывается из Веры людей. И это в первый раз. В последующие разы, если они следуют друг за другом, время увеличивается. Порой в несколько раз, так что человек без Рабочей Веры или с её крохами может сидеть неделями. Что тоже неудивительно: данные, что используются для восстановления Веры, имеют свойство надоедать массовому зрителю и читателю даже с учётом сгорания Веры при использовании. Поэтому приходится экономить…

Я огляделся: всё точно так, как и описывало название картины – тёмная комната, пропахшая дымом, сыростью и едкими испарениями. За столом с ретортами в окружении книг сидит старец, что-то активно изучая в своих записях. С улицы слышан едва различимый крик, источник которого не разглядеть сквозь мутные окна. Не особо красиво, но довольно атмосферно, так и тянет пойти прогуляться. Но время не терпит. Я представил место выхода. Шаг обратно, и оказался в комнате-близняшке той, откуда ушёл, разве что компании Критиков не было. Я двинулся на выход.

– Поберегись! – отдалённый крик. Грохот. И клубы дыма где-то на периферии ознаменовали открытие гермо-двери в инженерно-техническом отделе Критиков.

Отдел небольшой, ибо занимался лишь сопровождением Критиков да мелкой починкой: всё, что масштабнее, разрабатывали специальные НИИ – мы получали самые современные прототипы. Те же наручи. Или передовые кибернетические аугментации, на которые даже я порой заглядывался, хотя и своё тело меня не подводило! Но это не мешало нашим «гениям» экспериментировать над своими проектами и доводить до ума чужие. Порой с локальными разрушениями.

Я прошёл мимо прокопчённого дымного пятна на стене с глубокой вмятиной и свернул в первый коридор справа. По правилам оборудование получал глава группы, но теперь я сам себе голова и приходилось петлять, чтобы выйти к лаборатории приставленного ко мне «техника». При этом я обдумывал доставшееся дело. Мне предстояло проникнуть в «одержимый» дом…

То, что дом одержим, становилось понятно, стоило только взглянуть на приложенное к делу голо-фото: на доме росли грибы… Нет, не мелкие и белые, что под бочком унитаза или на стволах дерева, а Грибы с большой буквы. Размером в человеческий рост, одновременно радужные и полупрозрачные. Целая делянка! И возникало ощущение, что вот-вот должны появиться гигантские курящие кальян гусеницы как в одной культовой, но от того не менее упоротой истории.

Ситуация усугублялась тем, что сунувшаяся туда ранее пара Редакторов Веры перестала выходить на связь через считаные минуты после проникновения. На месте уже развернули небольшой исследовательский лагерь – через дроны и науручи «попавших в плен» произвели разведку, поэтому я знал: в доме большая концентрация спор, имеющих выраженные наркотические свойства – отправит в счастливый мир иллюзий с пары вдохов. Знание – сила. Вот что значит работать обстоятельно и по уму! Критики!

Я чувствовал, что мне это по зубам. Не зря на мою переподготовку ушло больше полугода. Меня натаскивали физически: разными тренировками развивали не только тело, но и умение им пользоваться в боевых ситуациях – я мог сражаться врукопашную, владел холодным и огнестрельным оружием. Мог посоревноваться с олимпийцами былых дней, настолько эффективно распределил Веру по организму… хотя во время обучения я пару раз чуть не сдох.

Меня изнуряли ещё и интеллектуально. Мало того, что я, наконец, закончил свою трилогию «Несуществующий», за счёт чего усовершенствовал способности – получил ауру невосприимчивости к воплощениям Веры на радиус пары метров. Так меня ещё напичкали знаниями под завязку, порой «секретными» и «совершенно секретными». Некоторые был бы рад забыть. Теперь я являлся специалистом не только по фантастике, фэнтези и мистике, но широкого профиля.