Чтобы решить этот вопрос потребовался целый вечер. Вот, в сущности, и все за три дня. Ну, кроме вечера у Ан-х и встречи с Ел., но о ней писать не буду.
Ночью проснулся от боли в боку. Крыса моя что-то разгулялась. Долго лежал, глядя на светлую пустоту в окне. Заснул под утро, хотя какое к чертям утро, когда белые ночи?
3 июня.
Утром опять гулял по городу, смотрел. Очередей нет, мосты разводят, электричество не отключают. Неужели все? Хотелось бы надеяться. Вспомнился разговор в поезде с одним торговцем. Он долго жаловался на профсоюзы, а в конце сказал:
– Теперь народ ученый и пуганый, немного нынче дураков найдешь на демонстрации ходить.
Это он, предположим, соврал, но прежней безоглядной веры в свободу теперь нет даже у гимназистов.
Пообедал в трактире, умилился, встретив историческую редкость – полового в красной рубахе.
Слежки не заметил.
Вечером встречался с Мережковским и Гиппиус. Они не изменились нисколько, обрадовались и взяли с собой на ген. репетицию к Мейерхольду. Народу очень много, особенно современных девиц в коротких платьях. Дмитрий и Зинаида сразу ушли за кулисы, а мне было интереснее в зале. В середине первого акта подсел Шкловский и в телеграфном стиле выдал все сплетни и новости.
Про Маяковского и Бриков мне было неинтересно, а про Мейерхольда новости такие, что он отходит от своей «биомеханики». Точнее дополняет ее «сценомеханикой» – это создающие световые эффекты разноцветные фонари и «активные» декорации. В предыдущей пьесе он вытащил на сцену настоящий мотоциклет, который сразу сломался. Только поэтому зрители могли слышать актеров и не угорели насмерть от бензиновой гари. Но режиссер не унывает, намерен сделать движущуюся модель броневика, который будет стрелять из пулемета в зал холостыми патронами.
Выходит, что новую пьесу я ему не отдам. Мне не надо бури эмоций в зале, я хочу трагедии на сцене. Хочу как в алхимическом тигле сплавить токи и субстанции эпохи. Я их видел уже и не раз. Но тогда я сам был в том тигле и ничего не понял. А световые столбы и стреляющий броневик – это дешевые эффекты для синематографа.
Ушел пораньше, не дожидаясь, пока актеры откланяются. Совершенно нет сил и охоты встречаться с людьми искусства.
Наблюдение: на улицах больше машин, в некоторых за рулем сидят дамы.
6 июня
Совершенно не представляю, куда делись еще три дня. Закрутила столичная суета, пришлось ходить куда-то и с кем-то разговаривать. Шкл. затащил на заседание формалистов, где он читал доклад о приемах и логике форм. Люблю Виктора как человека, ценю как журналиста и писателя, уважаю как товарища по борьбе – но слушать все это всерьез не могу. Неужели он не понимает, как вынимает душу из искусства подобной анатомией? Но я этого не стал говорить, а задавал вопросы и кивал с умным видом.
Наблюдение: на улицах прибавилось публики. Хотя до предстоящих торжеств больше месяца, уже наехала масса народу, все больше почему-то из бывших западных губерний. Цены на гостиницы взлетели, как в революцию. Официально мы отмечаем пятилетие Думы, но на самом деле главным событием станет десятилетие Известных Событий и Диктатуры.
Решено! Я останусь, и буду смотреть этот спектакль до конца!
Из городских впечатлений. Пить стали меньше, по крайней мере, на людях. Кому совсем невмоготу, берут домой и напиваются в одиночку.
7 июня.
Вместо доклада комитету вышла лекция на публике. Нехорошие подозрения возникли еще когда узнал адрес – дом Политкаторжанина (б. «дача Дурново»). Так и есть – знакомый зал заседаний, кресла, люстры, стол президиума. За столом Андрей Петрович, Спиридонова и Натансон. Приветственная речь Натансона о моих заслугах перед партией и революцией. Спиридонова рассматривает лепнину на потолке, а я публику.
Надо так понимать, что это и есть нынешние цвет и сливки леворадикальной молодежи? Кожаные тужурки, отсутствие галстуков и головных уборов у мужской части, такие же тужурки, короткие юбки и ярко накрашенные губы – у женской. И те, и другие курят. Народ, вроде, отчаянный, смотрят по-разному. Большинство с обычным любопытством, но есть и враждебные лица.
Шутки шутками, а Керенского в Липецке вот так и пристрелили. Две пули из нагана и нет больше рыцаря революции. А убийца как-то сумел затеряться в толпе, только револьвер на полу оставил.
Начинаю выступать. На самом деле такие «доклады» может читать любой студент, если способен указать на карте новые границы и помнит очередной набор политических имен. Итак, приступим: Стокгольмская конференция, Временное Перемирие, позиции Франции, России, Германии и «польский вопрос». Публика терпеливо выслушивает общеизвестное. За это на сладкое я освещаю им настроения в непризнанном Польском правительстве, благо у меня в Сейме три гимназических приятеля. Потом о состоянии дел в эмиграционных кругах. Андрей Петрович смотрит укоризненно, Спиридонова ерзает. Будут потом укорять: «зачем же было при всех, как вы могли с вашим опытом…» Так и надо было слушать в узком кругу. Теперь еще немного о культурной жизни послевоенной Европы, «женский вопрос» и все. Записки уже наготове.
Первая: «Повлияло ли на ход истории Известное Событие и как?»
– Ну, прежде всего, раз уж тут все свои, предлагаю отбросить ложную стыдливость и называть вещи своими именами – не Известное Событие, а убийство императорской семьи!
В зале нервный шепоток. А вы как хотели? Конечно, повлияло: семичасовая безостановочная речь Керенского (приводили в чувство подкожными впрыскиваниями), отставка Временного правительства и корниловский «Союз спасения Родины и Свободы». Плюс беспорядки в Москве и губерниях, перемирие на фронтах, а потом еще Польская осень и еврейские погромы. Все это в любом учебнике написано, поэтому повторяться не будем, а лучше удариться в личные воспоминания, благо мне есть, что вспомнить.
Вторая записка: «Есть ли возможность в ближайшее время заключить Мир?»
– Такой возможности, я полагаю, нет. И дело не только в Польше. Есть и другие причины. Вопрос с проливами пока не решен, например. Поэтому каждый, кто пообещает вам скоро решить вопрос с Миром – демагог и политический авантюрист!
– А что по этому поводу думает Ленин? Вы его видели? – Этот уже с места вопрос. Барышня, причем хорошенькая. Одета строго. Неужели большевичка?
– Видел зимой, поэтому не знаю. Что он сейчас думает, вы у него лучше сами спросите – он приедет на торжества лично.
– Но как? Ведь…
– Ему даны гарантии неприкосновенности, американское правительство выступило поручителем.
Барышня растерялась, ляпнула невпопад:
– Американцам до Ленина какое дело?!
– Американцам – говорю – до всего есть дело!
Засмеялась даже Спиридонова.
Все, вечер удался. Новость о приезде Ленина они узнали бы максимум через неделю из газет, но то газеты! А это новость из первых рук!
Потом был торопливый и сумбурный обед в узком кругу. Мне запомнился гражданин из тех меценатов, что содержат сейчас мою бывшую партию. Их было несколько, они сидели в первом ряду и слушали. Этот самый солидный и современный. У него нет никаких цепочек, тросточек и прочих атрибутов разбогатевшего спекулянта. Строгий костюм, стоящий дороже хорьковой шубы, наручные часы и золотой «Паркер». Мне ровесник, фамилия незнакома, значит, сделал состояние на военных поставках.
Он для приличия поинтересовался моими литературными делами, а потом начал жаловаться на рабочую инспекцию, на комиссию по ценам и профсоюзный комитет.
Вы ознакомились с фрагментом книги.
Приобретайте полный текст книги у нашего партнера: