Форексмен

Довольно.

В эту секунду по подоконнику начинают бить капли дождя.

Глава первая

Десятью месяцами ранее

Лучи вечернего солнца скользнули по окнам пригородного автобуса. Филипп сидел в последнем ряду «белой гармошки» и смотрел на стволы мелькающих придорожных берез. Шли первые дни сентября, но рука осени еще не успела тронуть сибирскую природу.

Оставляя за собой сизый дым, «белая гармошка» плелась по трассе по направлению к областному центру. Вдоль дороги за узкой полосой берез тянулась река. Не сказать широкая, как могучие Волга или Енисей, но и ручейком не назовешь. Берущие начало в долинах Абаканских хребтов и впадающие в Обь, эти воды на протяжении восьмисот километров носят название – Томь. Водная гладь расположена чуть ниже относительно трассы, и сверху отлично просматриваются левый и правый берега.

Внимание Филиппа привлек прогулочный катер. На палубе веселилась компания людей. Ему остро захотелось покинуть автобус на ближайшей остановке и спуститься к реке. День стоял по-летнему жаркий, и остывающая вода тянула к себе. Но это последний автобусный рейс на сегодня. До города километров пятнадцать, расстояние не гигантское, но чапать с рюкзаком и сумкой по обочине – не лучшее, чего можно желать. Он поборол вспыхнувшее желание, отвернулся в пыльный салон, где были заняты все сидячие места, и безрадостно улыбнулся.

Через несколько километров автобус сбавил ход и остановился, двери шумно разъехались. В салон хлынули люди. Это были граждане пенсионного возраста, обитатели дачного кооператива. Когда к Филиппу подступила полная женщина с идиотским пластмассовым ведром и грозно посмотрела, он с грустью осознал, что остаток пути придется проехать стоя. Нехотя поднялся и услышал недовольные вздохи тех, кто точно так же претендовал на сидячее место.

Автобус резко тронулся, пассажиры, держащиеся за поручни, покачнулись. По некоторым из них было видно, что сохранить равновесие при таком резком старте им удалось с трудом. Но водителя данный факт, похоже, не волновал. Филипп взглянул в кабину через салонное зеркало. Водитель заметил, что на него смотрит недовольный пассажир, и, как ни в чем ни бывало, отвел свои равнодушные глаза на дорогу.

«И все эти люди доверяют свою жизнь одному болвану?» – подумал Филипп.

Ему двадцать два, и в последнее время он задумывается о несправедливости, о противоестественном укладе жизни. Кто-то скажет: в этом возрасте свойственно думать о подобном. Возможно, но, быть может, возраст ни при чем, виновато что-то другое.

Филипп – студент четвертого курса Кемеровского государственного университета, экономического факультета. Если в первый год обучения он горел пламенем страсти к знаниям, то ко второй половине третьего курса начал разочаровываться. Причем не только в необходимости получать знания, но и в необходимости существования в целом. Ему всё казалось бессмысленным и бесполезным. Ловя себя на раздумьях о тщетности бытия, он немного себя ненавидел, ведь такое не свойственно живому. Живое должно бегать, прыгать и радоваться, подобно козленку на весеннем лугу. Филипп понимал: в нем поселилась какая-то неведомая хандра, которая, по всей вероятности, посещает не каждого в этом мире.

Шли дни недели, он решил просто жить, не заостряя внимания на душевном состоянии. Закончился третий курс, наступило лето, которое он провел у себя в деревне, где родился и рос. Затем на календаре открылся сентябрь: дни, когда студенты по всему миру готовятся приступить к обучению, когда массовое заселение общежитий уже произошло и теперь подтягиваются «хвосты» – светлое, в общем-то, время. Время открытия новых горизонтов.

Помимо доверху набитой дорожной сумки с домашними вкусностями – вареньем-соленьем, пирожками, куском подтаивающего сала – настроение поднимал конвертик во внутреннем кармане куртки.

Автобус блуждал по пустым вечерним улицам, останавливался на светофорах, пока не прибыл к вокзалу.

Филипп предусмотрительно пропустил нетерпеливых пассажиров, затем выпрыгнул наружу сам. В спину все время кто-то остро подталкивал. В пригородных автобусах России это нормальное явление. Он даже не оглянулся посмотреть на невежду и поспешил прочь.

Город встретил шумом машин, вокзальными часами, памятником в виде паровоза, на котором, как говорят, когда-то работал сам губернатор, и бесконечным рядом разношерстных такси.

Можно сесть на маршрутку, но уставший от автобусов Филипп решил прогуляться. На часах нет и девяти, а общежитие закроется только в одиннадцать. И не важно, что придется тащить рюкзак и сумку. В такой роскошный вечер на неудобства можно не обращать внимания. Вон и девушки какие гуляют, прямо-таки движущийся стимул.

Филипп на четыре пятых стеснительный, а это значит, вот так просто подойти к понравившейся девушке для него – серьезное испытание. Хотя он по натуре контактный и любит общение. Однако ему претят пустые шаблонные беседы, он любит говорить, когда действительно есть о чем. Быть может, только поэтому общение с противоположным полом давалось ему труднее, чем хотелось бы.

На первом курсе у него вспыхнул короткий роман с девушкой, которая покорила Филиппа умом, начитанностью и эрудицией. Она была на несколько лет старше и почти кандидат наук. Не красавица. Внешне она Филиппу почти не нравилась, разве что в самые интимные моменты он забывал о её наружных недостатках. Их встречи шли на протяжении года и подогревались страстным желанием общаться. Темы их бесконечных разговоров бывали самые разнообразные, девяносто процентов этих тем не затрагиваются тем же количеством процентов людей, живущих на всей земле. На свиданиях они доводили друг друга до экзальтации. Филипп тогда не знал, что люди, с которыми действительно интересно и хорошо, в жизни встречаются редко. Её родители, не менее интересные люди, приняли главное в своей жизни решение – переехали жить в далекую страну, о которой те же девяносто процентов почти никогда не упоминают. Так получилось, что ни Филипп, ни девушка не озаботились контактными данными друг друга; оба понимали: это конец их отношений. Последний поцелуй произошел в аэропорту, и больше они не виделись.

Перекидывая дорожную сумку с плеча на плечо, Филипп бодрой походкой шагал по улицам. Раздумья заставили его почувствовать легкую грусть. Он понял, что давно тоскует, однако отнюдь не по ней – по отношениям в целом.

Проделав полпути до общаги, когда начали уставать руки, он осознал, что переоценил собственные силы. В сумке как-никак несколько трехлитровых банок с вареньем и две двухлитровых с солеными огурцами, а это уже около пятнашки. Вес для мужчины, может, и смешной, но пройди-ка с ним пару километров! Минус деревенских гостинцев – все они слишком тяжелы. Прогулка становилась в тягость, а значит, хватит держаться проспектов – пора срезать по дворам.

Он нехотя сошел с тротуара и подался в кустистый двор пятиэтажных домов. Со скамейки, что стояла в тени неподалеку от детской площадки, к нему двинулись двое. Филипп не обращал на сорвавшихся с места парней внимания, пока не понял, что их прямолинейный путь корректируется относительно его движения. Но было уже поздно.

– Эй, еба!.. Закурить есть, еба?

«Черт, гопники! А я один в самой жопе незнакомого двора и с тяжелой поклажей…»

– Чё, оглох? Закурить, спрашиваю, есть, еба?

– Хуеба! – ответил Филипп, понимая, что из подобных ситуаций чаще всего выходят либо с пустыми карманами, либо с набитым лицом. А зачастую сразу и с тем, и другим.

– Че?! Ты чё? Слышь, – обратился гопник к короткостриженному приятелю, – он походу дебилоид.

– В зеркале дебилоида поищи, – отозвался Филипп, готовый в любую секунду поставить сумку на землю и принять бой. Сразу этого делать нельзя, легко спровоцировать. Цивилизованный человек любыми путями стремиться избежать бессмысленной драки. Драка за честь девушки – дело благородное, но тупая схватка во дворе с отморозками – глупее занятие сложно придумать.

– Дерзкий фраерок попался…

– Давайте так, ребята. Вы возвращаетесь на лавку, а я иду дальше. Ни у меня, ни у вас проблем не будет.

Гопарь полез в карман и быстро извлек складной ножик. Сразу видно – Китай. И лезвие наверняка тупое, но даже под такую дешёвку подставлять шкуру не хочется.

– Ты, фраерок, сумочку поставь… поставь и не баклань. – Китайская сталь ножа угрожающе поблескивала. – Мы ж видим, ты не буратино позолоченный, ты студяга простой, поэтому нам твое барахло нахер не уперлось, вещи там, хавчик всякий. Это себе оставь, ты нам карманы выверни.

– Чё ж вы, такие правильные, простых студяг грабите? – Филипп прикинул возможные потери. Добро, что в сумках, потерять хоть и очень жалко, но не трагично. Настоящая потеря настанет, если гопники отнимут конверт во внутреннем кармане.

– А мы не грабим, – отозвался доселе молчавший, – мы это… ну-у-у, это… как его… приватизируем.

– Короче, нам пофиг, чё ты про нас думаешь, – стыдясь глупости подельника, главный вымогатель своей речью заткнул тупой выпад. – Деньги, мобилу давай!

– Какие наглые пошли, – фыркнул Филипп, быстро определяя, кому из этих быков раньше вдарить. Сомнений нет: тому, кто больше бубнит. – Раньше культурнее были, просили позвонить, предлагали симку свою вставить, а теперь прямо в лоб – давай, и всё! Быдло безмозглое, тюрьма по вам плачет.

– Ты чё, фраер, страх потерял? – говорящий гопник приблизился на шаг, второй попытался обойти сзади.

Филиппу жуть как не хотелось начинать свой первый студенческий день в этом году именно так. Но что поделать? Он поставил сумку на землю и сказал:

– Ладно, давайте решим по-хорошему. Денег у студентов не водится, мобилу как назло в ремонт сдал, но вы не расстраивайтесь, у меня есть для вас кое-что интересненькое.

Гопники переглянулись.

– Так бы сразу, – хохотнул тот, который с ножом. Второй, хоть и глупый, насторожился.

Филипп чуть присел и, расстегнув сумку, запустил в нее правую руку. Гопники топтались рядом, пытаясь предугадать, чем поделится этот лошара, трусливо включивший заднюю.

Хороша деревня, она дает людям простые, очень полезные вкусности. Варенье, повидло, компоты, маринады. Все эти продукты прямо из огорода, с земли. Чтобы употреблять их, необходима ложка, для маринованных огурцов – вилка. Пальцы, шарившие в сумке, наконец нащупали холодный кусок сала. А вот сало потребно резать мелкими кусочками, для этого нужен острый нож. И он прилагается. Завернут в газетку, чтобы случаем не порезаться.

Филипп взялся за рукоять…

– Ну, чё копаешься? Давай… Время – деньги.

– Время – это время, деньги – это деньги, чертёныши! – Филипп выдернул руку из глубины сумки и лезвием, завернутым в газету, ударил говорливому гопнику в мягкую часть голени.

Крик эхом пронесся по двору.

Голуби взлетели с канализационных люков.

Филипп вытянул окровавленный нож из ноги противника и встал в полный рост. Разорванная газета почти слетела, кухонный инструмент оказался на четверть в крови.