Под открытым небом. Том 2

В кабинете двое: Самарин и тот «Лановой», которого Александр видел здесь раньше.

Выйдя из-за стола и протягивая руку, Самарин сказал:

– А это наш молодой, но очень перспективный инженер Ковальский.

Александр кивнул сдержанно головой.

– Виталий Викторович, – представился гость. Руки он не подал и не встал.

Ковальский присел к столу.

Самарин, продолжая, очевидно, начатый до него разговор, произнёс:

– …такие объёмы, такие масштабы – архиважны! Но эти же масштабы и умножают воздействие на среду обитания. Так обстоят сейчас дела в Чапаевске. Я родом оттуда. При выпуске отравляющих веществ столько заболеваний и отравлений было во время войны! И сейчас хлорорганика делает своё… И наша нефтехимия…

– Ты хочешь сказать, надо сокращать производства?

«Кто позволит?» – спросил мысленно Ковальский.

– Нет, я не за это, – чётко ответил Самарин. – Не за сокращение. А за создание малоотходных технологий. За то, чтобы сам процесс, как таковой, был безопасным для окружающих. Науке надо крепко над этим поработать. И отраслевой, и вузовской. Вот увидишь: партия за это дело скоро серьёзно спросит. Инженеров надо со студенческой скамьи учить беречь природу. А вы, проектировщики, совместно с исследовательскими институтами должны создать общую концепцию…

– Да… да… Возможно, ты прав… Вы тут, в глубинке, надышались отравой. Острее чувствуете… Давай заканчивать – парень мается, – гость посмотрел на Александра.

Едва они остались вдвоём, Самарин быстро переключил внимание на Ковальского.

– Александр, я понимаю, тебе тесновато в рамках твоей должности, но так получилось. Сейчас открылась возможность заняться заводской наукой. Освобождается должность начальника лаборатории фенола-ацетона. Я предлагаю её тебе. Исследований – непочатый край. Давай решай. Там можно и диссертацией заняться.

Предложение было неожиданным.

– Я не думал о лаборатории, – начал Александр. – В цехе столько можно сделать…

«Наверное, не то говорю», – засомневался Ковальский и замолчал.

– Решай, – повторил Самарин. – Пока есть возможность. Определишься – приходи, не затягивай…

…Выйдя из кабинета, Ковальский спросил Светлану:

– А кто этот Виталий Викторович? Ну, у Самарина который был?

– Главный инженер проектного института, из Москвы. Он часто бывает, особенно после того, как Валентин Сафронович защитил кандидатскую.

Когда Ковальский был уже на первом этаже, его окликнул Костров – заместитель главного по производству.

– Что невесел?

– Получил предложение перейти в лабораторию фенола-ацетона.

– Кто предложил?

– Самарин.

– Странно… Ну-ка, пойдём ко мне.

Когда они расположились в кабинете, Костров произнёс:

– Буду рассуждать просто. Не хочу тебя захваливать, но сейчас ты на стремнине, на бурном потоке. Ты можешь стать, ну, хоть министром! Понимаешь? А уйдёшь в лабораторию – осядешь в тихой заводи. И все про тебя забудут. – Костров встал и прошёлся: – Это хорошо, что Самарин предлагает. Но говорят же, что корабль может затонуть и в порыве попутного ветра… Примерь на себя. Не такой ли случай?.. А встречный ветер несёт большую силу. Ты на взлётной полосе сейчас… Выбор за тобой и от него многое зависит.

…Через два дня Ковальский отказался от предложения. А через месяц Самарин уволился с завода и принял кафедру общей химической технологии и охраны окружающей среды в политехническом институте.

Ковальский эту весть воспринял с грустью. Калашников, Засекин, Самарин – таких людей, высвечивавших истинное в жизни, он очень ценил.

«Из близких, подобных этим, кроме родных, у меня только Проняй да Синегубый, – невесело подумал он. – Мои наставники… профессора…»

* * *

В следующую встречу с Руфиной Александр ночевал у неё в гостинице и рассказал ей об Анне и сыне.

Они долго не засыпали.

– Хорошо бы подарить ему сестрёнку, когда поженимся, понимаешь? – говорил он, целуя её в мочку уха.

Её это возбуждало. Она вся подрагивала. Длинные ослепительные ноги мелко вибрировали. Волнение быстро передавалось ему. Он знал, что такие моменты она ждала сама, и помогал ей.

Но сейчас с ней что-то случилось.

– Ты так быстро устала? – спросил он, трогая губами завитушки волос около уха.

– Саша, это же так серьёзно – взрослый сын!

– Ну, какой он взрослый, пацан восьмилетний.

– Ничего себе, – произнесла она, переворачиваясь на живот и пряча лицо в подушку.

Александр потрогал рукой молчаливо притаившуюся голову Руфины и сказал, вставая:

– Не волнуйся, поедем в село, увидишь Сашу и всё уладится. Поедешь со мной? – спросил он.

– Да, – откликнулась Руфина.

* * *

Руфина неплохо пела. Закончила музыкальную школу, была даже дипломанткой каких-то фестивалей.

Вскоре в гостиничном номере она спела и «Калитку», и «Ночь светла». Александр знал эти романсы и слегка подпевал.

– Хочется спеть не вполголоса, а по-настоящему, – сказала она однажды. – И с сопровождением. Но где?

Александр повёл её во Дворец культуры. И там, в репетиционной комнате, аккомпанируя себе на фортепиано, Руфина пела под аплодисменты собравшихся работников Дворца.