Февраль просился и страдал.
Но мать, Зима, всё запрещала
Кричала: – Никакого бала,
Ведь ты ещё, глупышка, мал!
Он отвечал: – Я взрослым стану
И вас покину навека!
Я сын твой, мама, не слуга,
Но ты мне сыплешь соль на рану.
Пусть братья делают работу,
Что наш отец родной вверял:
Метут из снега белый вал
До утра раннего субботы.
Пусть сами делают снежинки,
А не спешат на карнавал.
Когда у нас везде оврал,
У них в уме лишь вечеринки.
Они трудиться не желают,
А мне по возрасту нельзя
Спешить по городу, скользя,
Пугать морозом птичьи стаи.
Я обессилен, я измучен!
Проходят люди, сторонясь.
На вид усталый насмотрясь,
Они спешат. В их лицах тучи.
А взгляд их молнией пронзает
Моё простое естество.
Что я дарю им волшебство,
Они о том, увы, не знают.
За братьев чёрную работу
Я выполняю в сотый раз,
А любят их двоих сейчас —
Меня любить им неохота.
– Что за слова, что за стенанья? —
Так грубо сына осекла
Зима, усевшись у стола.
Даря ему своё вниманье:
– Ты, как всегда, одно и то же
Твердишь при каждой нашей встрече
И, как всегда, ты мне перечишь,
И злишь меня до тела дрожи.
Что делать, если ты бездарен?
Как твой отец… Вы с ним похожи…
Мы с ним теперь не делим ложе…
За что же мне такая карма?
Он всё Весну теперь голубит
И шлёт для Осени наряды.
А был моим ведь он когда-то!
Но их он летом тоже сгубит.
Он бросил нас в тоске-печали.
На дне своих красивых фраз,
Наверняка плевал на нас,
А мы сильнее только стали.
Всё от него в тебе – до мыслей.
О как вы точно схожи с ним
Непослушанием своим!
Вам с ним порядок бы по числам…
Я уходить не соглашалась…
Я их ему всегда мешала
В календарях, винюсь, бывало…
Но это всё такая малость!
До тёплых дней и до капели
Я с ним подольше быть хотела,
Пока юна, упруго тело,
Пока любовь во мне кипела…
Но он не слушал, отдалялся…
Теплом её заворожённый
И солнцем ласковым сожжённый
К Весне-красотке приближался.
Я млела… таяла и млела
И ненавидела любя,
Всё глядя, глядя на тебя…
Похожи с ним вы – в этом дело…
– Но, мама, я здесь не виновен.
И пусть отец наш, Новый год,
Другим подарки шлёт и шлёт.
В том он, не я, пойми, греховен!
Он уходил – я ж оставался.
Я верен был всегда тебе:
С Весной и Осенью в борьбе
За седину твою сражался.