Оценить:
 Рейтинг: 3.5

Петербург. История и современность. Избранные очерки

Год написания книги
2014
Теги
<< 1 2
На страницу:
2 из 2
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
Множатся искажения памятников архитектуры современными перестройками, десятки домов в историческом центре надстроены уродливыми мансардами, радикально изменившими культурный ландшафт Северной столицы. Под давлением алчных застройщиков городские власти исключили из Охранной зоны значительную часть Невского проспекта, половину набережных Фонтанки, бо?льшую часть Петроградской стороны и Крестовский остров. Архитектор Б. В. Николащенко, один из авторов заявки на включение Северной Венеции в Список Всемирного наследия, утверждает: «Если существующая практика укоренится, то Петербург станет городом-палимпсестом. Палимпсест – это пергамент, с которого стерли старый текст ради того, чтобы написать новый. С городом это происходит потому, что земля всегда дороже недвижимости…».

Новые угрозы, порожденные возрождением рыночной экономики в России, в сочетании с застарелыми болезнями (по официальным данным, сегодня в Петербурге в «активной фазе разрушения» более 1300 памятников истории и культуры, находящихся под охраной государства) активизировали общественное движение в защиту архитектурного наследия Петербурга. Среди лидеров этого движения в последние годы выделяются городское отделение Всероссийского общества охраны памятников истории и культуры (ВООПИиК), общественные группы «Живой город», «Экология рядовой архитектуры» (ЭРА), «Синяя лента», «Охтинская дуга», «Зеленая волна», «Башне – нет!», Центр экспертиз ЭКОМ, Гражданская коалиция в защиту Петербурга, Всемирный клуб петербуржцев. Основные направления этих независимых градозащитных организаций: выявление и изучение объектов культурного наследия Петербурга, содействие их постановке на государственную охрану; общественный мониторинг состояния и современного использования памятников; придание гласности фактов нарушения законодательства об охране наследия; организация независимых экспертиз; подготовка правовых, организационных и иных предложений, способствующих сохранению наследия.

Жизнь Петербурга начала XXI века отмечена нескончаемыми протестами горожан против уничтожения исторической застройки и зеленых насаждений общего пользования: митинги и пикеты регулярно будоражат общественное мнение (с 2007 г. ежегодно проводились не менее двадцати публичных акций, в том числе «Марши за сохранение Петербурга»), городская пресса чуть ли не ежедневно пишет о снесенных домах, телевизионные новости из Петербурга напоминают подчас сводки с полей сражений. История противостояния петербургской общественности и городских властей, связанная с планами строительства 400-метровой башни Газпром-сити (Охта-сити) напротив Смольного собора, – одна из наиболее ярких страниц общественной жизни Петербурга последнего десятилетия.

Сегодня в городе идет острая дискуссия об оптимальных границах Объекта Всемирного Наследия и буферных зон. Первые шаги в деле юридически полноценной идентификации Петербурга в Списке ЮНЕСКО, прежде всего – установление границ «исторического центра» и введение этого понятия в нормативную базу, делаются только сейчас. Иными словами, мы все еще остаемся в неведении о том, за что же несем ответственность перед мировым сообществом.

Но главная проблема видится не в границах охраняемого Объекта Всемирного наследия, а в том, что происходит внутри этих границ, насколько последовательно исполняются принятые законы, стратегические планы, регламенты, охранные режимы и другие «правила игры». Насколько вообще действуют в «самом европейском городе России» четкие, обязательные для всех правила. От наличия таких правил, а главное, от их неукоснительного и повсеместного соблюдения зависит, что из доставшегося нам уникального наследия мы сумеем передать потомкам.

Литература

Всемирное культурное и природное наследие в образовании / Под общ. ред. В. П. Соломина. СПб., 2001.

Горбатенко С. Б. Всемирное наследие – исторический ландшафт Санкт-Петербургской агломерации. СПб., 2011.

Горбатенко С. Б. Пространство императорского Петербурга: «священная пустота» или территориальный ресурс? // Пространство Санкт-Петербурга. Памятники культурного наследия и современная городская среда. СПб., 2003. С. 188–192.

Заворотный В. И. Спасти Петербург. СПб., 2011.

Кириков Б. М. 100 памятников архитектуры Санкт-Петербурга. СПб., 2000.

Лисовский В. Г. Архитектура Петербурга. Три века истории. СПб., 2004.

Марголис А. Д. Наследие и наследники // Петербург. Место и время. 2005. № 1. С. 44–48.

Марголис А. Д. Санкт-Петербург: История. Архитектура. Искусство. 2-е изд. М., 2010.

Охрана памятников Санкт-Петербурга. К 90-летию Комитета по государственному контролю, использованию и охране памятников истории и культуры Санкт-Петербурга. СПб., 2008.

Петербургская стратегия сохранения культурного наследия. СПб., 2006.

Санкт-Петербург: Наследие под угрозой / Ред. – сост. Е. Минченок, К. Сесил. СПб.; М., 2012.

Семенцов С. В. Градостроительная охрана исторического наследия Санкт-Петербурга // Пространство Санкт-Петербурга. Памятники культурного наследия и современная городская среда. СПб., 2003. С. 56–76.

Венеция и Петербург на исходе XX столетия

Санкт-Петербург имеет несколько основных псевдонимов, отраженных в политических декларациях, концепциях развития города, публицистике и художественном творчестве: «Окно в Европу», «Северная Венеция», «Новый Амстердам», «Северный Рим», «Северная Пальмира», «Колыбель революции», «Город Великого Ленина», «Культурная столица России».

Самый распространенный из них – «Окно в Европу». Его определение, как известно, принадлежит венецианцу Франческо Альгаротти (Русские путешествия. Письмо IV. 30 июня 1739 г.).[1 - Algarotti F. Viaggi di Russia / A cura di William Spaggiari. Parma, 1991.] Сохранилось высказывание лорда Балтимора о Петербурге, которое Альгаротти, быть может, подхватил и несколько видоизменил: «Петербург – это глаз России, которым она смотрит на цивилизованные страны, и если этот глаз закрыть, Россия опять впадет в полное варварство».[2 - Цит. по: Альгаротти Ф. Русские путешествия / Перевод с итальянского, предисловие и примечания М. Г. Талалая // Невский архив: Историко-краеведческий сборник. Вып. III. СПб., 1997. С. 236. Существенно, что Альгаротти называет Петербург «большим окнищем» (gran finestrone), из которого Россия смотрит в Европу. Комментарий М. Г. Талалая: «…finestrone означает огромное окно, обычно выходящее на балкон или в лоджию, которым, в принципе, можно воспользоваться и как проходом. Например, в Венеции, родном городе Альгаротти, finestrone называют центральное окно – дверь Дворца дожей, сквозь которое дожи выходили на балкон во время торжественных событий».]

Как и три века назад, Петербург расположен на самом краю России. Он и форпост России в Европе, и форпост Европы в России, место сплавленности Европы и России, их взаимовлияния.

Г. П. Федотов в 1926 году в статье «Три столицы», отвечая на вопрос «Чем же может быть теперь Петербург для России?», утверждал, что он «останется одним из легких великой страны, открытым западному ветру», ибо является преемником Великого Новгорода – и в военном, и в торговом, и в культурном отношениях. И далее: «Не может быть безболезненной встреча этих двух стихий, и в Петербурге, на водоразделе их, она ощущается особенно мучительно. Но без их слияния – в вечной борьбе – не бывать и русской культуре. И хотя вся страна призвана к этому подвигу, здесь, в Петербурге, слышнее историческая задача, здесь остается если не мозг, то нервный узел России».[3 - Федотов Г. П. Историческая публицистика // Новый мир. 1989. № 4. С. 211–212.] Петербургский историк Г. С. Лебедев разделяет и углубляет взгляды Федотова: «Петербург был и остается одним из главных резонаторов мировой культуры. <…> Феномен Петербурга – концентрация наивысших достижений мировой культуры для качественного их преобразования на основе национальных ресурсов России».[4 - Лебедев Г. С. Мета-Петербург (основания программы) // Петербургские чтения (к юбилею города): Тезисы докладов конф. СПб., 1992. С. 16.] С этим мнением не вполне согласен культуролог Г. Л. Тульчинский, полагающий, что «окном России в мир в изрядной степени стала Москва».[5 - Тульчинский Г. Л. Санкт-Петербург в поисках идентификации, или Кому он нужен – этот город // Петербургские чтения: Тезисы докладов науч. конф. 23–27 мая 1994. СПб., 1994. С. 123.] Никакой перспективы, кроме всеобщего развала «до основания», не видит у «навсегда уходящего от нас» города писатель М. Н. Кураев. Его книга «Путешествие из Ленинграда в Санкт-Петербург» представляет собой очередную версию пророчества царицы Авдотьи – «Петербургу быть пусту». Теперь этот знаменитый приговор звучит так: «Цивилизаторская миссия была главной идеей существования этого города. Он смотрел с высоты невских берегов на всю остальную Россию, как на свою колонию. Задуманный как питомник и рассадник европейских саженцев на русскую почву, он почвой как раз и не интересовался. Его уникальное положение у моря определило его уникальную роль. Нужен ли сегодня такой рассадник, кто будет пользоваться услугами этого питомника, когда система финансовых, информационных и транспортных связей лишает Санкт-Петербург его исключительного положения, а стало быть, и значения? Он вымирает, не признаваясь себе в этом, он исчерпал себя, он отмирает, как ненужный орган, но делает вид, что только-то его время и наступило, только-то и начинается его настоящая жизнь!».[6 - Кураев М. Н. Путешествие из Ленинграда в Санкт-Петербург. СПб., 1996. С. 19–20.] Мы видим, что по вопросу о том, сохраняет ли Петербург роль «окна в Европу», существовали в 1990-х годах различные, включая полярно противоположные, точки зрения.

По мнению искусствоведа Г. З. Каганова, «самый звучный и популярный» псевдоним Петербурга – Северная Пальмира. К широко известным трактовкам данной идентификации, возникшей во второй половине XVIII века, исследователь добавляет еще один важный смысл. Он полагает, что продолжатели дела Петра были увлечены идеей города, созданного одним героическим рывком, новой столицы, которая может сразу войти в историю и навсегда остаться в ней, ничем не уступая городам, враставшим в нее сотни и тысячи лет. Казалось, что если уж в гибельной сирийской пустыне удалось разом построить прекрасную Пальмиру, то на Неве тем более получится. «Тут не принималось во внимание, что историческая Пальмира возникла не на пустом месте и развивалась много веков. <…> Важны были не столько достоверные факты, сколько яркий образ».[7 - Каганов Г. З. К вопросу об именах и псевдонимах Санкт-Петербурга // Петербургские чтения: Тезисы докладов науч. конф. 23–27 мая 1994. СПб., 1994. С. 17.] Однако нельзя согласиться с мнением Каганова, когда он утверждает, будто «к 1840-м гг. обществом было отвергнуто само представление о возможности искусственной однократной имитации долгого исторического процесса»,[8 - Там же.] а идеал античной Пальмиры окончательно потерял всякую актуальность. Стремление «загнать клячу истории», «сделать сказку былью», гигантским скачком преодолеть многовековую отсталость – все это с новой силой актуализировалось в XX веке. Модифицированный образ Пальмиры вновь и вновь воодушевлял строителей социализма в отдельно взятой стране.

Еще одной популярной идентификацией Петербурга остается псевдоним Северная Венеция, поддерживаемый очевидным подобием этих двух городов. Их сближают мерцающая вода каналов, иллюзорность города, зеркально отраженного в водах, свойство Венеции и Петербурга провоцировать мистические настроения, само противостояние городской тверди и водной стихии, постоянно готовой потопить Петербург и поглотить Венецию…

Г. З. Каганов рассматривает шесть смыслов этого псевдонима Петербурга.[9 - Каганов Г. З. Северная Венеция: шесть смыслов псевдонима // Петербургские чтения-95: Материалы науч. конф. 22–26 мая 1995 года. СПб., 1995. С. 58–60. Каганов повторяет укоренившееся в исторической литературе мнение о том, что, «в отличие от Амстердама, Венеции он [Петр Великий] так и не увидел». Исследования С. О. Андросова достаточно убедительно показали: Петр все-таки посетил Венецию 19 (29) июля 1698 г. Согласимся с тем, что даже одного дня было достаточно будущему основателю Петербурга, «чтобы запомнить Венецию на всю жизнь» (Андросов С. О. Петр Великий в Венеции // Вопросы истории. 1995. № 3. С. 134).] «Самый первый смысл был и самым конкретным: „Северная Венеция“ означала просто Амстердам». Именно так в XVII веке называли главный город Голландии. Венеция и Амстердам оказались как бы синонимами, вместе составляя образец, которому следовал Петр Великий. Второй смысл: город-остров среди моря. Третий смысл – не физическое подобие, а художественный образ Венеции. Изображения Петербурга в графике и живописи al modo di Venezia возникают с середины XVIII века и достигают вершины в творчестве Ф. Алексеева, получившего «титло русского Каналетто». Четвертый смысл – теснота городской застройки. Ссылаясь на Теофиля Готье, Каганов полагает, что «не величие, а уют и интимность, не широкий простор Невы, а тесные внутренние проезды и узкие городские речки, прорезающие каменное тело города, – вот что в середине XIX века создает сходство с Венецией и ценится выше всего».[10 - Каганов Г. З. Северная Венеция: шесть смыслов псевдонима. С. 59.] Пятый смысл – среда венецианского карнавала. В начале XX века в Петербурге культ Венеции XVIII века исповедовался значительной частью художественной интеллигенции. Шестой смысл – греза об утраченном Петербурге. Такой смысл псевдоним приобрел на Западе в среде русской эмиграции: «Оттуда Петербург как-то сам собой воспринимался на венецианский лад» (например, образы Петербурга в поздней графике А. Н. Бенуа и М. В. Добужинского).

В XX веке destructio Петербурга, «города трагического империализма» (Н. П. Анциферов), проецируется на Венецию, отмеченную длительным умиранием. Поразительно много черт сходства обнаруживается при сопоставлении исторических судеб Венеции и Петербурга, хотя венецианская история в пять раз протяженнее петербургской.

Напомним, что Венеция основана в 451 году, когда гунны, ведомые Аттилой, вторглись на Апеннинский полуостров и разрушили город Аквилею, заставив оставшихся в живых искать убежище на островах лагуны. Высшей степени своего расцвета и могущества Республика Сан-Марко достигла спустя тысячелетие после ее основания; Петербургу для этого понадобилось чуть более ста лет. В XIII–XIV веках к Венеции перешло господство в торговле между Европой и Востоком, и она стала «господином и хозяином четверти и еще полчетверти Римской империи». В столицу торговой империи стекались несметные богатства, здесь возводились великолепные храмы и дворцы, прокладывались новые каналы, строились мосты…

В XV–XVI веках политическое и экономическое значение и влияние «жемчужины Адриатики» начинает таять. После захвата Константинополя турками, открытия Америки и морского пути в Индию сместились торговые пути, проходившие на Восток через Италию. В XVII веке турки отобрали у Венеции ее греческие владения, что привело к резкому сокращению объема ее торговли с Востоком. Аналогия с упадком Петербурга после крушения империи Романовых в начале XX века и распадом советской империи в начале 1990-х годов очевидна.

Но Венеция, накопившая в Средние века огромные богатства, осталась культурным центром, городом искусств.[11 - Упадок благосостояния государства отразился на архитектуре как на самом дорогом виде искусства: в XVII веке венецианцы строят значительно меньше, чем в предшествующие времена, а в следующем столетии крупного строительства не предпринимают вовсе.] Целиком утратив былую мощь, она наполнилась в XVIII веке звуками музыки и закружилась в вихре карнавала. Под властью Наполеона, затем Австрии и наконец в составе объединенной Италии Венеция постепенно переходила на положение города-музея.

«Венеция, – писал историк искусств Марк Монье, – накопила за собой слишком много истории, она отметила слишком много дат и пролила слишком много крови. Она слишком долго и слишком далеко отправляла свои страшные галеры, слишком много мечтала о грандиозных предназначениях и слишком многие из них осуществила…».[12 - Цит. по: Муратов П. П. Образы Италии. М., 1994. С. 23.] Эта характеристика вполне приложима к краткой, но чрезвычайно интенсивной и насыщенной трагическими событиями истории Петербурга.

Проблемы современной Венеции, резко обострившиеся после наводнения 4 ноября 1966 года, когда вода поднялась на 194 сантиметра выше уровня моря и стояла три дня, включают сложнейший комплекс вопросов защиты, реставрации и поддержания жизнеспособности старого города, расположенного на 118 островах лагуны.[13 - См.: Разумов Г. А., Хасин М. Ф. Тонущие города. 2-е изд. М., 1991. С. 193–232.] Зданиям, сооружениям, бесценным произведениям искусства все больше угрожают и вода, размывающая фундамент и стены, и отравляемый промышленностью Местре[14 - Местре – материковая промышленно-портовая часть Венеции. Здесь сосредоточены алюминиевые и нефтеперерабатывающие заводы, химические предприятия, теплоэлектроцентрали, судоверфи, второй в Италии по грузообороту морской порт.] влажный морской воздух, разрушающий камень и металл.[15 - На протяжении XX века Венеция довольно быстро (до 5 мм в год) погружалась в лагуну, в результате суша погрузилась на 23 см. Основная причина бедствия – промышленный забор воды из артезианских скважин и, как следствие, понижение водоносного слоя земли; на постепенное затопление города также влияет возрастающее давление наземных объектов. После закрытия скважин оседание города замедлилось, ныне прекратилось. По расчетам ученых, Венеция может стать не пригодной для жизни уже в 2028 г. Постепенное разрушение города происходит также из-за увеличившейся частоты наводнений в Венецианской лагуне.] Путешествие по любому из малых венецианских каналов обнаруживает картину «загнивания» городской застройки: большие участки стен с обвалившейся штукатуркой, растрескавшимся кирпичом, забитые окна первых этажей, выщербленные каменные блоки.

Весьма остры социальные проблемы Венеции. Значительная часть жилья не отвечает современным требованиям. Основные места трудовой деятельности – на материке. Население исторического ядра города неуклонно сокращается, при этом Венеция становится городом стариков. Покинутые жилые помещения (главным образом в первых этажах зданий) практически невозможно поддерживать, дома быстро отсыревают, ускоряется их старение и разрушение.

Все эти факторы, тесно взаимосвязанные и действующие одновременно, приближают катастрофу города. Нужны радикальные меры спасения. В последней трети XX века проблема Венеции стала достоянием широких общественных кругов в Италии и далеко за ее пределами.

Мы сознательно сгустили краски, чтобы подчеркнуть актуальность псевдонима Северная Венеция для современного Петербурга. Великий город, прославившийся на весь мир своими неповторимыми архитектурными ансамблями и грандиозными историческими событиями, оставившими неизгладимый след в памяти человечества, переживает в конце XX века вместе с Россией тяжелые времена. Суть происходящего определил в 1991 году мэр Петербурга А. А. Собчак: «Город не просто в кризисе, у нас катастрофа. Слово „спасение“ здесь единственно верное. Если мы сегодня не приложим колоссальных усилий, то завтра может быть поздно».[16 - Собчак А. А. Сберечь для человечества // Наше наследие. 1991. № 6. С. 114.] Вот лишь некоторые факты, характеризующие Петербург первой половины 1990-х годов.

1. Постоянное население города уменьшилось с 5 млн человек в 1990 году до 4,8 млн в 1996-м. С 1988 года неизменно падает число родившихся, а с 1989-го постоянно растет число умерших. В 1996 году в Петербурге умерло вдвое больше, чем родилось. На структуру населения города традиционно серьезное влияние оказывали переселенцы (вольные или невольные). Если до 1991 года общий прирост населения формировался главным образом за счет мигрантов, то в начале 1990-х миграционное сальдо имело уже отрицательный знак: уезжало больше, чем прибывало. Согласно прогнозу Центра экономической конъюнктуры при правительстве России, сохранение негативных тенденций ожидается в ближайшие 5–10 лет. Постоянно убывает доля жителей Петербурга в численности населения страны. Миграционные процессы в сочетании с динамикой рождаемости и смертности заметно влияют на половозрастную структуру населения города. Доля горожан моложе трудоспособного возраста имеет тенденцию к сокращению, а доля петербуржцев старше трудоспособного возраста – к росту. Одновременно доля женщин почти на 10 % превышает долю мужчин (по всей России – на 7 %). Очевидно, что демографические проблемы города обострены экономическим кризисом.

2. Гигантское свертывание производства в России в первой половине 1990-х годов сопоставимо с Великой депрессией в США. Общий объем промышленного производства за 1991–1994 годы сократился наполовину, как и в США в 1929–1933 годах. Темпы падения производства в следующие два года сохранились. Спад индустриального производства в Петербурге оказался более глубоким, чем по стране в целом. Промышленность Северной столицы родилась и развивалась на протяжении трех веков прежде всего как военная. К моменту распада советской империи около 70 % промышленности Ленинграда составляли машиностроительные предприятия, значительная часть которых была занята производством разных видов военной продукции,[17 - К началу 1990-х гг. в Ленинграде сформировался конгломерат отраслей по производству новейших вооружений, включавший и многие направления науки, который оказывал значительное влияние на социально-политическую и в каком-то смысле нравственную атмосферу. В период нараставшей гонки вооружений ВПК Ленинграда активно участвовал в разработке и совершенствовании военно-морской, ракетной, космической, авиационной, танковой, артиллерийской техники. Эта гигантская «кузница оружия» находилась в опасной зависимости от государственного заказа. Даже частичная демилитаризация экономики и конверсия ВПК должны были неизбежно обернуться для города острейшими проблемами.] выпуск которой с начала 1990-х годов неуклонно сокращался. В результате стремительно распадалась отрасль, оснащенная передовыми технологиями, на предприятиях которой были заняты сотни тысяч наиболее квалифицированных работников. Демилитаризация экономики и конверсия ВПК протекали здесь не менее болезненно, чем в других регионах.

3. Исторически Петербург сложился как общероссийский центр подготовки специалистов высшей квалификации. Здесь основаны Петром Великим Академия наук и первый российский университет, на протяжении трех столетий создавались высочайшие образцы культуры, велись фундаментальные и прикладные научные исследования, развивались наукоемкие технологии. Долгие годы считалось, что высшая школа Петербурга является уникальной и наиболее мощной образовательной системой страны. Однако и в этой сфере проявились угрожающие тенденции, тесно связанные с экономическим кризисом. С 1985 по 1996 год число работающих в сфере науки в Петербурге сократилось почти вдвое. Количество студентов уменьшалось значительно быстрее, чем население города.[18 - См.: Музыбаев К. Динамика уровня жизни в Петербурге. 1992–1994. СПб., 1995.]

4. Историческое ядро Петербурга площадью 4800 гектаров, внесенное в 1990 году в Список объектов Всемирного культурного наследия ЮНЕСКО, – активно функционирующий центр современного мегаполиса. На территории центра в первой половине 1990-х годов проживало около 800 тыс. и работало свыше 1 млн человек. В эту зону особой деловой и культурной активности ежедневно прибывало еще до 1,8 млн человек. Жилой фонд центральных районов составлял 20 % общего жилого фонда города. Утвержденная в 1996 году Федеральная целевая программа развития исторического центра Петербурга констатировала, что в реставрации, реконструкции или капитальном ремонте нуждаются до 10 млн квадратных метров жилого фонда дореволюционной постройки; инженерные сети – тепловые, электрические, газовые, водопроводные, канализационные – общей протяженностью свыше 2 тыс. км; главная водопроводная станция, электростанции и другие инженерные сооружения.[19 - См.: Федеральная целевая программа развития и сохранения исторического центра Санкт-Петербурга: В 2 т. СПб., 1994.] Состояние памятников истории и культуры в Петербурге – катастрофическое. Обследование показало, что более ста уникальных памятников, официально охраняемых государством, находятся в полуразрушенном или аварийном состоянии, а еще 355 памятников нуждаются в ремонте и реставрации.

Таковы некоторые факты. По мнению главного архитектора Петербурга 1990-х годов О. А. Харченко, «наш город похож на квартиру, уставленную антикварной мебелью, но напрочь лишенную предметов быта – стиральной машины, телефона, антенны спутниковой связи и т. п. Причем ценность доставшегося от предков антиквариата стремительно падает по мере его обветшания».[20 - Харченко О. А. Олимпийский шанс Петербурга // Петербургские чтения-96: Материалы Энциклопедической библиотеки «Санкт-Петербург-2003». СПб., 1996. С. 34.]

Ностальгически-охранительная тенденция, преобладавшая в общественном мнении посткоммунистического города, подталкивала к культивированию милых сердцу остатков старины. Эту атмосферу самоутверждения Петербурга в его историческом прошлом можно охарактеризовать как похоронный звон по его великой судьбе. Наивными оказались попытки возродить «Россию, которую мы потеряли», «блистательный Петербург» и т. п. Действительное спасение города требовало раскрытия новых смыслов и степеней свободы, не столько реставрации, сколько – ревитализации. Город должен был обрести новую идею, новое предназначение, «новый миф»…

Новая концепция социально-экономического развития города, разработка которой была начата в те годы авторами «Стратегического плана для Петербурга», в самом общем виде предлагала эволюцию гигантской кузницы оружия в международный центр импортно-экспортных операций, туризма, науки и культуры. Смена приоритетных направлений развития Северной Венеции только начиналась, и обретение новых идентификаций приходило с большим трудом. Принципиально важно было осознать, что культурные достижения Петербурга не являются реликтами ушедших эпох, что они составляют тот решающий капитал, который может в значительной мере обеспечить возрождение и процветание города в XXI веке. В предисловии к книге Н. П. Анциферова «Душа Петер бурга» профессор И. М. Гревс писал: «Петербург уже пережил апогей своей славы, померк ныне его блеск. Но умирает ли он или только тяжко болен? Будем верить, что он возродится не в прежней царственной мантии, но в новом расцвете научно-художественного зиждительства, идейной работы и культурной энергии…».[21 - Анциферов Н. П. Душа Петербурга. Пг., 1922. С. 14.]

Феномен «коренного» петербуржца: мифы и реальность

Поводом для написания этой статьи стало знакомство с публикацией искусствоведа Н. В. Желанной под интригующим названием «Genius loci Ленинграда».[22 - Желанная Н. В. «Genius loci» Ленинграда // Техническая эстетика. 1989. № 6.] По мнению автора, «за два с лишним века развития города у коренного его населения успели сложиться и закрепиться те черты образа жизни, тот внешний облик и духовные склонности, которые дают возможность говорить о человеке особого типа – ленинградском жителе. Носителем мировоззренческих традиций культуры Петербурга – Ленинграда выступает интеллигенция из числа коренных горожан, составляющая костяк ленинградского общества». При этом с сожалением констатировалось, что «культура коренных жителей Ленинграда постоянно разбавляется группами мигрантов: в связи с низкой рождаемостью механический прирост населения в городе всегда преобладал над естественным».[23 - Там же. С. 18.] Затем в статье вскользь говорилось о «свойственных мигрантам нестабильных ценностных ориентациях» в отличие от коренных горожан – людей «особого типа», «носителей мировоззренческих традиций культуры Петербурга – Ленинграда».

Столь категоричное противопоставление потомственных, «коренных» жителей Северной столицы петербуржцам в первом поколении все-таки нуждается, как мне кажется, в отчетливом обосновании. Увы! В заинтересовавшей меня статье его не оказалось.

Подобная априорность суждений присуща и другим исследователям «феномена Петербурга». Профессор М. С. Каган, изучавший приметы петербургской субкультуры и особенности ее стиля, считал, что они «порождены деятельностью формировавшегося в граде Петра на протяжении двухсот лет нового духовного слоя россиян – петербургской интеллигенции». И далее: «Само понятие „петербуржец“ стало термином, обозначающим человеческий тип, отличающийся по психологии и поведению. Несмотря на многолетние упорные попытки властей вытравить сам дух Петербурга, несмотря на последовательную политику люмпенизации города, наводнявшегося так называемыми лимитчиками, он сохранил духовный потенциал».[24 - Каган М. С. Слово Петербурга в истории русской культуры // Возрождение культуры России: Истоки и современность. Вып. 1. СПб., 1993. С. 96.] Таким образом, мигранты сводятся к «лимитчикам», а «духовный потенциал» Петербурга сохраняется не благодаря, а вопреки приезжим.

По мнению этнодемографа и генеалога И. В. Сахарова, «коренному населению города в целом, потомственным петербуржцам, к каким бы этническим группам или религиозным общинам они ни принадлежали, оказались присущи особый петербургский дух, своеобразный петербургский менталитет, специфическое мироощущение…». После революции, полагает исследователь, «сложившийся здесь (т. е. в Петербурге. – А. М.) мир „Европы в миниатюре“ был безжалостно уничтожен, общеевропейский дух сломлен, и о них стали напоминать лишь внешняя архитектурная оболочка да немногие пережившие революцию, массовые репрессии и блокаду коренные петербуржцы – уцелевшие носители добрых старых культурных традиций».[25 - Сахаров И. В. Столица Российской империи как прообраз объединенной Европы (взгляд этнодемографа и генеалога) // Феномен Петербурга: труды Междунар. конф. СПб., 2000. С. 151.] Невольно задаешься вопросом, сколько же среди нас этих немногих «атлантов, держащих небо на каменных руках», коренных петербуржцев, родившихся до 1917 года, переживших «революцию, массовые репрессии и блокаду»? В интереснейшей статье И. В. Сахарова нет ответа на этот закономерный вопрос. Частично свет на него проливает работа Н. И. Гайдуковой, в которой сообщается, что к началу 1990-х годов структура населения города на Неве была такова: родились в Ленинграде 52 % жителей, приехали до войны – 4 %, послевоенные мигранты – 44 %. «Коренных жителей в полном смысле слова (мать и отец родились в этом городе) осталось не более 10 %. Такая интенсивная динамика населения не оказала положительного влияния на городскую культуру».[26 - Гайдукова Н. И. Население и жилая среда Санкт-Петербурга за 100 лет // Петербургские чтения: тезисы докладов конф. СПб., 1992. С. 163.]


Вы ознакомились с фрагментом книги.
Приобретайте полный текст книги у нашего партнера:
<< 1 2
На страницу:
2 из 2

Другие аудиокниги автора Александр Давидович Марголис