1937. Русские на Луне

«Вот я и знаю о тебе почти все, – подумал Шешель. – А ты обо мне? Ничего?» Чтобы проверить это, он все же раскрыл справочник ближе к концу.

«Шелестов. Шеянов».

Конечно, ничего, связанного с его фамилией, здесь быть еще не могло. Может, на следующий год. Не написать ли ему все сейчас от руки? Он улыбнулся этой мысли, посмотрел на стол, где лежали перо и чернила, потом захлопнул книгу, задвинул том на прежнее вместо. Пусть все остается как прежде.

4

По комнате полз грязный луч света, будто искал что-то, поглаживая то мебель, то расстеленный на полу уже чуть вытоптанный ковер, то мягкое кожаное кресло, садился на него, чтобы чуть отдохнуть. Но это не то, что он искал. Может, комнатой ошибся и ему следовало заглянуть в другие, те, что по соседству. Он скользнул по одеялу, перепрыгнул на изуродованное шрамом лицо спящего человека, чудь задержался на веках, а потом умчался прочь.

Шешель очнулся от сна с ощущением такой сильной пустоты в душе, что у него сдавило сердце, будто кто-то сжал его. Он отбросил одеяло, сел в кровати, опустив ноги на пол, да так и замер, не зная, что ему делать. Одеться, что ли, быстро умыться, чтобы остатки сна прогнать, спуститься вниз на улицу и позавтракать в ближайшем кафе. Он не ощущал голода. Любой, даже самый вкусный кусочек торта или яичницы ему пришлось бы запихивать в рот, точно это гадость какая-то вроде протухшей мидии.

Он обшарил взглядом комнату. Попалась только одежда, висевшая на спинке кресла. Где же он сценарий забыл? Все никак вспомнить не мог. Сквозь мозги мысли просачиваются, как вода сквозь сито, ничего не оставляя, ни рыбки маленькой, ни золота крупицы. Взял ли он вообще сценарий со студии? Кажется, да. А если нет? Причитающийся ему экземпляр уже, наверное, перекочевал в стол к Томчину, а тот вообразил, что Шешель отказался-таки играть в картине, обидевшись на что-то, с режиссером разговаривать не захотел, а сценарий просто подбросил.

«Сценарий в саквояже, – пришла здравая мысль, – точно там».

Читать его не хотелось.

Чтобы прогнать пустоту в душе, Шешель был готов на все что угодно. Звонить Томчину домой – уже поздно. Тот наверняка давно на студии.

«Ну что ж, позвоню на студию».

Голос Томчина показался ему очень приятным. Шешель пожалел, что не заготовил долгую речь, а ограничился лишь одной фразой:

– Я согласен.

– Очень рад, – сказал Томчин. – Когда приедете? Нам надо подписать контракт.

В голосе хорошо скрываемая радость, но Томчину о решении Шешеля могла заранее сообщить Спасаломская. Ведь информация эта к числу конфиденциальных не относилась. Томчин обо всем мог уже знать.

– Сейчас, если вы не заняты.