Чего нельзя было сказать про отряд Звигина. Артиллерийский обстрел не пощадил никого из солдат, и их лица застыли в предсмертной гримасе ужаса и отчаянья. Глядя на изувеченные тела, язык не поворачивался назвать это героической гибелью. Скорее, смертью на скотобойне.
Только теперь лейтенант осознал, что же произошло на самом деле. Его отрядом воспользовались как наживкой, чтобы выманить врага, а затем расстрелять из орудий. И было неважно, выживет ли при этом хоть кто-то из солдат.
Кровь застыла в жилах Звигина, когда он разгадал жестокий и циничный план командования. Вот только… это было странно, совсем не похоже на Кемирова. Генералу, конечно, было глубоко плевать на личный состав, но подобный трюк был для него слишком сложным. Это выходило за рамки стандартного приказа «Только вперед!»
Лейтенант мог бы еще долго сидеть и гадать, но в этот момент вспомнил про другой отряд, который также попал под атаку рыцарей. Какая-то часть разума Звигина сопротивлялась и требовала поскорее бежать прочь без оглядки. Но чутье… пресловутое чутье упрямо твердило, что ему во что бы то ни стало нужно выяснить судьбу тех людей.
Осторожно обойдя холм, лейтенант взглянул туда, где в последний раз видел отступающий отряд. Как и подозревал Звигин, на том месте теперь образовалось поле из воронок от снарядов. На первый взгляд никто не пережил предательский обстрел, но с такого большого расстояния нельзя было судить наверняка.
Прижимаясь к земле, лейтенант добрался до места побоища, где обнаружил почти полтора десятка обугленных тел. Словно могильный камень, над ними возвышался Черный панцирь, который навеки застыл, преклонив колени. Если бы рыцарю не снесло голову снарядом, он смотрелся бы даже величественно. Однако вместо этого он выглядел как памятник смерти, наглядный пример того, какая участь ожидает тех, кто ступил на поле боя.
У Звигина больше не было причин оставаться здесь. Он увидел все, что хотел. Правда, увидел и много того, чего ни одному человеку видеть не стоит. Лейтенанту нужно было спешить. В одиночку он был как никогда беззащитен. Любое столкновение закончится для него неизбежной смертью, в этом Звигин не сомневался.
Только он собрался уходить, как услышал позади чей-то слабый стон. Лейтенант резко обернулся и стал искать глазами выжившего солдата. Вскоре ему удалось заметить одного бойца, слабо барахтавшегося под кучей мертвых тел. Не теряя времени, Звигин кинулся на помощь и помог раненому выбраться из-под кучи трупов.
Солдат выглядел плохо. Он потерял обе ноги, и выжил, наверное, лишь потому, что его заживо погребло под телами товарищей, тем самым защитив от осколков.
– Ты как? Слышишь меня? – спросил Звигин, щелкая пальцами перед глазами бойца. – Понимаешь, что я говорю?
– Еще бы, мне же не голову оттяпали, – кисло улыбнулся солдат. – Забавно-то как, не находишь?
– Что именно? – не понял лейтенант.
– Как же, – улыбка бойца стала шире. – Из всех, кто мог найти меня, это сделал мой собрат иларитец.
Только сейчас Звигин вспомнил его. Из-за пятен крови на лице лейтенант сразу не признал одного из своих. Кажется, его звали Марылем.
– Ты же сержант из второй роты, да? – спросил лейтенант.
– Роты больше нет, – покачал головой Марыль. – Нас всех перебили.
– Ясно, – медленно кивнул Звигин.
– Не-а, ты не понимаешь, – слабеющим голосом сказал сержант. – Все было зря. Диктат бросает Миллениум. Я случайно краем уха услышал об этом, и после этого немедленно повел своих людей обратно.
– Так мы покидаем этот мир? – с облегчением переспросил лейтенант.
– Высшие чины да, а вот про нас разговора не было. Если я верно понял, космический бой уже почти проигран, а это значит, что скоро имперцы полностью возьмут Миллениум в блокаду. Думаю, все решится в течение следующих суток. Потом уже отсюда никто не улетит.
– Это… нехорошо, – не сразу смог подобрать слова Звигин.
– Это полное дерьмо! – поправил Марыль. – Только горстка солдат успеет эвакуироваться. Остальные в лучшем случае попадут в плен.
– Тогда нам нужно спешить, – лейтенант неуверенно покосился на изувеченные ноги сержанта.
– На меня можешь даже не смотреть, – отмахнулся Марыль. – Мне уже не выбраться. Но и в плен я сдаваться не хочу. Ты знаешь, что делать, не мне тебя учить.
Звигин пристально посмотрел на бойца. Он прекрасно понял, о чем тот его попросил, но… лейтенант не мог просто так застрелить товарища. Однако, встретившись с непреклонным взглядом солдата, лейтенант в итоге неохотно кивнул и расстегнул кобуру на поясе.
– Не так я хотел освободиться от службы, – невесело хмыкнул сержант. – Об одном прошу: вытащи остальных наших ребят. Всех, кого сможешь. Они не должны погибнуть вот так.
Вместо ответа лейтенант спустил курок. Он сделал всего один точный выстрел, чтобы наверняка упокоить земляка. Возможно, ему стоило обнадежить сержанта и пообещать исполнить его просьбу. Но Звигин очень серьезно относился к таким вещам. Он давал обещания только тогда, когда был абсолютно уверен, что сдержит слово. А сейчас лейтенант даже не был уверен, что переживет ближайшие несколько минут.
Однако это не означало, что Звигин отвернется от последней просьбы Марыля. Лейтенанту и самому хотелось забрать своих куда подальше от войны, в которую они оказались втянуты не по своей воле. Правда, для этого нужно было обойти чуть ли не всю прифронтовую полосу, а времени катастрофически не хватало.
Звигин тряхнул головой и собрался с мыслями. Вот на что сейчас точно не было времени, так это на сомнения. Нужно начать действовать, а там уже будет видно. Тем более он знал, откуда следует начать.
Глава 2. Притаившийся жук
Евген медленно водил стволом винтовки, следуя за своей целью, словно был к ней намертво привязан невидимой нитью. Таков был приказ. Приказ, который не смог бы выполнить ни один другой снайпер.
Ему требовалось любой ценой сохранить жизнь вражескому разведчику, чтобы тот добрался до лагеря и передал своим командирам ложные сведения. А для этого придется убить тех, кто попытается помешать шпиону, проще говоря, дружественных солдат Диктата.
Ни один снайпер не стал бы стрелять по своим, но только не Евген Жук. Да, именно таким было его полное имя, из-за которого он часто становился объектом насмешек. Но куда важнее, что Жук родился на Иларите и не питал большой любви к Диктату. Он всегда выполнял приказы, но не более того, хорошо демонстрируя этим свое отношение к службе.
Как раз такой человек и понадобился свежеиспеченному генералу Дюжеву, сместившему с поста Кемирова. Вчерашний полковник обвинил командующего в некомпетентности и просто вышиб тому пулей мозги на глазах у кучи свидетелей. В других обстоятельствах Дюжева бы немедленно расстреляли, но военная кампания складывалась столь отвратительным образом, что никто не стал заступаться за Кемирова. Более того, комиссар взял убийство на себя, одновременно назначив Дюжева новым генералом.
И первым приказом новый командующий решил атаковать артиллерией свои же войска. Дюжев отлично понимал, что кампания проиграна, а потому просто хотел истребить как можно больше имперцев перед неизбежным отступлением.
По его приказу были атакованы только те боевые соединения, что вступили в бой с противником, и сразу после этого он объявил о масштабном контрнаступлении. Это тоже было уловкой. Дюжев хотел ввести противника в замешательство, заставить имперцев занять оборону. Если бы обман сработал, у генерала появилось бы столь необходимое время на бегство с Миллениума, а большего ему в данный момент и не требовалось.
Но для осуществления плана было необходимо, чтобы хоть один вражеский разведчик благополучно вернулся в лагерь. Дюжев не мог полагаться на удачу, поэтому решил привлечь к делу снайперов для прикрытия. Правда, удалось отыскать лишь одного подходящего. Остальные наотрез отказались стрелять по своим ради спасения жизни вражеского лазутчика. И лишь один снайпер, который всегда выполнял поставленные задачи, без колебаний согласился прикрыть шпиона.
За первые три минуты с начала операции Жук успел снять уже двух бойцов Диктата. Оба являлись сержантами, и виноваты были лишь тем, что могли случайно обнаружить лазутчика. Однако теперь обезглавленные отряды солдат занимались поиском загадочного снайпера и совсем не обращали внимания на крадущегося человека в камуфляже землистого цвета.
Методичный отстрел союзников напомнил Евгену одну историю из детства. Дело было на Иларите. Он вместе с отцом жил в маленькой охотничьей хижине на краю леса. Янка Жук потихоньку учил сына ремеслу, и совсем недавно стал брать Евгена вместе с собой на охоту. Именно тогда мальчик выучил главный урок, смысл которого до конца постиг лишь спустя много лет, став военным снайпером.
*****
– Не трясись ты так, – еле слышно пробормотал Янка. – Это у тебя винтовка, а не у оленя. Ты – тот, кого нужно бояться.
– Да, – кивнул Евген и попытался унять дрожь в руках.
Это было непросто. Сегодня мальчик должен был совершить свое первое убийство. Он давно прокручивал в голове этот момент и убедил себя, что в смерти зверя нет абсолютно ничего страшного. Евгену уже довелось несколько раз побывать на охоте вместе с отцом, где мальчик мог убедиться, насколько беззащитно животное перед людским оружием и как легко отнять чью-то жизнь одним движением пальца.
Однако, взяв винтовку в руки, он вновь почувствовал страх. Евген понял, что совершая выстрел, он не просто двигает пальцем, а делает нечто необратимое. Пускай это всего лишь олень, но ведь по сути зверь не так уж сильно отличается от человека. Животное проживает такую же жизнь и… кто знает, может, у оленя тоже есть свои мечты и желания.
– Стреляй, – шепнул Янка. – Страшно только в первый раз. Я знаю, каково это. Другим не понять. Они не видели зверя за пределами суповой миски. Но ты охотник. Ты должен принимать мир настоящим. А настоящий мир жесток.
Евген задержал дыхание и мягко надавил на спуск. Раздался звук выстрела, столь неестественный для дикого леса. В это же мгновение олень дернулся и отпрыгнул в сторону. Однако приземлился он неуклюже, а в следующую секунду так и вовсе распластался по земле.
– Рана смертельная, но зверь еще жив, – констатировал Янка. – Для первого раза неплохо. Я в свое время справился хуже. Однако впредь старайся даровать добыче быстрый конец.
Евген быстро кивнул, чтобы не выдать дрожь в своем голосе. А Янка тем временем продолжил:
– Ладно, больше нет смысла тут сидеть. Пойдем, посмотрим на нашу дичь.
Охотник поднялся из укрытия и, аккуратно переступая ветки, направился к умирающему животному, на ходу вынимая нож. Оленю оставалось недолго, однако Янка все равно поспешил оборвать мучения зверя одним точным ударом в сердце. Поначалу охотник хотел позволить сыну добить оленя, однако в итоге решил, что для одного дня мальчик и так получил достаточно впечатлений.