Страшная общага

Как к Аделаиде. Неужели она уже сталкивалась с големами в детстве?

– Но я не писала на нем своего имени, и уж тем более не кормила своей кровью! Я просто… – Лиза сглотнула, пытаясь не разреветься на людях. – Я просто плакала. Но что можно было взять с ребенка, который потерял обоих родителей и остался во власти человека, которому было на него наплевать?

Ян молча смотрел на Лизу, не вмешиваясь в ее монолог. Девушке не нужны были наводящие вопросы – она заговорила сама:

– А потом все изменилось в одну ночь. Я чувствовала, что происходит что-то такое… я знала. Часто дети знают больше взрослых. Но я смолчала, сделала вид, что все в порядке. Потому что Филипп стал заботиться обо мне, понимаешь? Я стала чувствовать, что я в безопасности и что меня любят так, как любили родители. Это было важнее. И я люблю Филиппа. Этого Филиппа. Моего Филиппа! И мне все равно, что…

– Что это кусок камня, убивший твоего настоящего брата и занявший его место в жизни?

– Нет, – покачала головой Лиза. – Это мой брат!

– Ты упрямишься, и твое упрямство может стоить тебе жизни, – незаинтересованным тоном сказал Ян.

– Ты хочешь сказать, что Филипп может причинить мне вред?

– Не исключаю, что он любит тебя… по-своему, – согласился Ян. – Но у големов есть родовая память, Лиза, они сделаны из одного цельного куска мрамора. Все големы суть одно. Их родственная связь гораздо крепче, чем та… – Ян постарался подобрать правильное слово: – Нежность, которую испытывал к тебе «Филипп» все это время. Если ты думаешь, что между тобой и Аделаидой он выберет тебя, – ты глубоко ошибаешься. И такая ошибка может стоить тебе жизни.

Лиза прикрыла глаза, чувствуя тошнотворное головокружение. Она сдержала рвущийся наружу кашель, опасаясь, что ее вывернет наизнанку.

– Ты неправ, – она уже не пыталась придать голосу твердости и игривости поведению – ей было не до игры.

– Что ж, верить мне или не верить – выбор твой, я тебя предостерег. Теперь я хочу попросить тебя о помощи. – Ян сделал короткую паузу и, когда убедился, что Лиза его слушает, продолжил: – Мне не добраться до Аделаиды, пока она находится в том доме. Он считает меня угрозой и не пускает внутрь.

Несколько дней назад Лиза бы рассмеялась ему в лицо, но не теперь.

– Но ты, по ее мнению, не представляешь для нее никакой угрозы. Поэтому я скажу тебе, как можно обезвредить статую, а ты это сделаешь.

Увидев, как Лиза побледнела, он продолжил:

– Статуя оживает благодаря имени, которое на нее наносят. Все, что нужно сделать, это стереть имя с ее тела. Технически это даже не убийство, а помощь – ты поможешь статуе вернуться в ее изначальное – природное – состояние.

– Звучит неправдоподобно просто, – вяло отозвалась Лиза.

– Неужели? – Ян выгнул бровь, и Лиза поняла, какую глупость сморозила. Как, позвольте, она доберется до надписи у Аделаиды на лопатке? А как она заставит голема не двигаться, пока уничтожает надпить? Да и расцарапать камень – это не масло на хлеб горячим ножом намазать!

– Ты продолжишь подкармливать голема своей кровью, и, когда его кожа смягчится, приобретая человеческую эластичность, ты сделаешь то, что я тебе сказал.

Спрашивать, что случится, если Лиза не справится, было глупо.

– А если я попытаюсь выманить ее за пределы Общаги, ты мне поможешь?

Ян не ответил и даже не моргнул, но Лиза приняла это за положительный ответ. Подумав, он оставил на салфетке свои адрес и номер.

Вечером Лиза провела много времени в ванне, пытаясь смыть с себя грязь и страх прошедших дней. Но намокшие порезы напоминали о ее кабале все сильнее. Сегодня Аделаида была живее обычного, и Лиза знала, что Филипп у нее уже побывал, – едва ощутимый, но такой знакомый запах одеколона витал в воздухе, отравляя надежду на счастливый конец.

Выключив воду, Лиза замерла. В квартире она была больше не одна. Лиза наспех обтерлась полотенцем и, накинув халат, выглянула из ванной.

– Филипп? – Она не смогла изгнать нотки тревоги, но запах разжариваемого мяса успокоил девушку раньше родного голоса:

– Да, лисенок?

Его отклик повис в воздухе.

Оставив мокрые следы на кафеле, Лиза проскользнула в свою комнату и переоделась. Затем пришла на кухню и принялась резать салат.

– Я сегодня не ходила в школу, плохо себя чувствовала, – Лиза постаралась произнести эти слова непринужденно, как будто они вовсе не предназначены для того, чтобы скрыть неуютное молчание.

– Наверное, у тебя переутомление. Иди отдохни, я позову тебя к ужину, – в свою очередь сказал Филипп. Выдержать недежурный тон ему удалось гораздо лучше, чем Лизе.

– Мне уже лучше.

Тут Филипп впервые повернулся к ней лицом. Темно-серые глаза вцепились в нее с такой проницательностью, что Лизе стало нехорошо. Она опустила взгляд и с запозданием поняла, что порезала ножом подушечку указательного пальца.

Если Филипп и хотел что-то сказать, то передумал. Лиза сунула кончик пальца в рот и зажмурилась. Если все так будет и дальше, она не выдержит. Она… Не справившись с эмоциями, Лиза смахнула со стола миску с салатом. Звук битого стекла не только не отрезвил ее, наоборот – раззадорил злость. Она потянулась за тарелкой, но прохладная уверенная рука Филиппа ухватила ее за запястье.

– А ну перестань, – сказал он строго, но без гневной вспышки, которую Лиза ожидала и на которую надеялась. Если бы он разозлился на нее, это бы означало, что он настоящий. Но Филипп никогда не поднимал на нее голоса. – У тебя бинты намокли, а ты их не сменила. Кто так делает?

Вот и вся забота.

Лиза сглотнула вязкую слюну и разрыдалась, уткнувшись носом в грудь Филиппа. Брат положил руку ей на макушку и погладил, как котенка.

Мясо гневно шипело на сковородке, постепенно превращаясь в сухари. Кажется, сегодня они останутся без ужина.

Лиза вскинула руки и крепко обняла Филиппа, ощутив два ровных шрама у него под лопатками.

Интересно, нужна ли ожившим статуям еда на самом деле?

– Что-то ты сегодня рано, – Аделаида обвинительно ткнула в нее пальцем и прищурилась (неловко – теперь она умела демонстрировать эмоции не только голосом и жестами, но еще и мимикой). – Прогуляла школу?

– Не твое дело, – буркнула Лиза, стягивая с плеча рюкзак. Ей не хотелось задерживаться надолго. По большей части из-за страха пересечься с Филиппом.

Аделаида хмыкнула и повернулась к Лизе спиной, эту самую спину гордо демонстрируя. На ней были новенькие брюки и блуза с вырезом сзади. Лиза невольно (как и хотела Аделаида) обратила внимание на ровный изгиб ее лопаток. На коже-мраморе больше не было ни намека на обломанные крылья.

Филипп позаботился о том, чтобы у нее не осталось шрамов. Ведь в его время ему пришлось заботиться о себе самому.

– Подойди сюда, я тебя накормлю, – небрежно бросила Лиза, как будто ее кровь была никчемной подачкой.

– Куда-то спешишь? – Попытка быть безразличной позабавила Аделаиду.

Запретив себе нервничать и выказывать страх, Лиза вытащила из кармана нож и размотала бинты на руке. На этот раз она взяла с собой отцовский охотничий нож. Вряд ли зубочистка, которую она так и не отдала Рите, поможет ей быстро стереть имя на мраморе. Если Аделаида и обратила внимание на обновку, то виду не подала.

Новый порез – она почти привыкла, и боль больше не казалась ей острой.

Аделаида нежно, почти любовно, взяла ее за руку и поднесла белоснежные пальцы к сочащейся кровью ранке. Кровь быстро впитывалась в белоснежный мрамор. Лиза вспомнила наставления Яна, но пока что они ничем не могли ей помочь – кожа-мрамор представлялась пока что непробиваемой. Сколько ей придется ждать, и самое главное – сколько нужно отдать самой себя, чтобы голем стал уязвимым? И будет ли у Лизы время и силы воспользоваться своим хрупким преимуществом?

Тошнота подкатила к горлу, и Лиза попыталась отстраниться от Аделаиды. Но статуя лишь крепче перехватила ее запястье, сжав до ослепительной боли. Лизе показалось или она услышала, как хрустнули кости?

– Отпусти, на сегодня для тебя достаточно, – огрызнулась Лиза и встретилась взглядом с Аделаидой. Бескровные губы статуи изогнулись в недоброй улыбке: