Богатырь

– В глаз положил?

– Ага, – подтвердил Илья. – Бронебойным.

Богуслав кивнул. Хвалить не стал. Порадовался за брата молча. Страшно жить калекой беспомощным. Но ежели ты и на коне скачешь, и стрелой зверя бьёшь, может, не калека ты уже, а муж?

Нет, всё же калека. Пока на коне сидел, не так заметно. Разве что седло диковинное да посадка, а когда перебирался Илья в ходунки, принесенные холопом, сердце кольнуло от жалости. Но помочь не поспешил. Видел, что Илья сам управляется и гордится тем, что сам.

Похвалил, скрепя сердце:

– А ловок ты, братишка! И силен!

– А то! – улыбнулся Илья. – Пошли, покажу тебе, что мы с батей соорудили, чтоб силу мне ростить! – Приласкал напоследок Голубя, угостил морковкой, передал повод холопу и ловко запрыгал на ходунках через двор.

Внутри Илья пересек большой зал, подскакал к узкой лесенке наверх, выбрался из ходунков, уперся руками в перила и «пошел» на руках наверх, да так быстро, что не всякий бы за ним и ногами поспел.

Комната у Ильи просторная, светлая и вся увешана, уставлена отцовой механикой. Ну да, другого слова, кроме этого, ромейского, и не подберешь. Канаты, перекладины, лесенки. Две машины с дугами, как древки больших луков, чугунные гири и гантели, какие отцовы кузнецы отливали и самому князь-воеводе. Палка железная с набором дисков, установленная на рогульке над широкой доской… Из-за всего этого разнообразия передвигаться по горнице ногами было не очень ловко, зато Илье – сподручно. Перехватываясь с обезьяньей быстротой от одной хитрой штуковины к другой, он скороговоркой рассказывал Богуславу, что здесь для чего и как с этим управляться.

И чем больше и энергичнее говорил Илья, тем сильнее щемило у Богуслава в груди. А представишь, каким воином был бы Илья, если б не несчастье, так сердце вообще кровью обольется.

Но виду, само собой, Богуслав не подавал: кивал да восхищался отцовской сметкой и достижениями брата. Что-что, а лицо держать Богуслав умел как никто. Навострился, ведя переговоры с ромеями да азиатами.

– А смотри, чего я могу! – Илья выдернул из связки обрезок ремешка, каким обычно обувь шнуровали, намотал на кисти, поднатужился… – Ха!

Порвал.

Богуслав усмехнулся. Взял ремешок из той же связки, выбрав подлиннее, сунул Илье, протянул соединенные руки:

– Вяжи!

Вязать Илья умел хорошо. Исконно воинский навык. Несколько мгновений – и мощные запястья брата спутаны по всем правилам варяжского искусства.

Богуслав кивнул одобрительно. Сам не повязал бы лучше.

– А теперь – гляди! – Он встряхнул связанными руками, прикрыл глаза, успокаивая дыхание, выгоняя лишние мысли…

Илья глядел с любопытством: как брат будет распутываться? Сам он, наверное, постарался бы понемногу растянуть ремни, а потом высвободить одну руку. Дед Рёрех когда-то его учил: как кисть собирать, как большой палец поджимать правильно. И как ловчить, когда тебя вяжут. Если запястье толстое, а кисть – не очень, высвободиться можно. У брата запястья – толстенные. Но ладони куда шире.

…Богуслав резко выдохнул и двинул руками в стороны. Как будто даже без усилия и… Илья глазам не поверил: ремешки лопнули, будто гнилые. Илья схватил обрывок… Нет, добрая кожа. Откуда ж в его припасе гнилой взяться?

Брат улыбался.

Лицо у Ильи сделалось обиженное-обиженное. Будто у ребенка сладость отняли. Вот, хотел, понимаешь, собственной силой удивить… Как же! Удивило теля могучего тура!

Богуслав похлопал брата по плечу.

– Ладно, ладно, – проговорил он успокаивающе. – Ты тож силен, братишка! А для такого одной силы мало. Хочешь – научу?

– Да ну… – не поверил Илья.

И схлопотал увесистый подзатыльник.

– Ты что же, не веришь мне? – строго спросил Богуслав.

Рука у брата мозолистая, тяжелая. Больно. Но Илье так радостно стало. Со времени, как покалечили его, никто Илью не бил. Ни разу. Жалели. А эта оплеуха – она будто вернула в прежние, воинские, времена, когда усомнись ты в слове старшего, и глазом не моргнешь, как схлопочешь.

Илья толкнулся руками, прыгнул брату на шею, повис:

– Славка! Научи!

Богуслав похлопал по спине, проворчал:

– Сказал – научу, значит, научу. Отцепись, да пошли есть. У меня от духа жаренки слюней уже полон рот.

И точно. Снизу вкусно тянуло печенной на огне свининой. Илья и сам сглотнул: с утра ни крошки.

– Пока есть будем, расскажу тебе историю, братишка, – пообещал Богуслав. – Тебе понравится.

Взял Илью под мышки и пересадил на лежанку. Илья увидел, что на загорелых запястьях брата от порванных ремней – ни следочка. Ни пореза, ни ссадины. Вот ведь… волшебство.

* * *

– Удивительное зрелище, мой господин! Говорят, сюда даже сам калиф, да будет с ним счастье и покровительство Аллаха, захаживает. Тайно, разумеется.

Они с Шамсаддином пришли сюда еще на закате. Началось всё мирно: с музыкантов и циркачей. Потом музыка и танцы. Смуглые девушки с закрытыми лицами и почти обнаженными телами. Иные – такие гибкие, что больше похожи на жен-ужиц из селянских сказок.

Потом – снова здешние скоморохи. И опять плясуньи.

Потом эти же плясуньи разносили сладости и напитки. Намекая, что за отдельную плату могут и сами усладить. Даже показать личико. Впрочем, Богуслав и так знал, что там, под шелковой завесой. Да и, в отличие от местных мужей, женские лица его не возбуждали. Закуски с напитками – тоже. Сладкому он предпочитал добрый кусок чуть обжаренного, сочного мяса с добрым ромейским или булгарским. Можно и пива. Бочонок. Но уж точно не эту приторно-медовую липкую жижицу.

Богуслав заскучал. Женщины эти… Как рахат-лукум. Услада слабых. Музыка такая же, без задора. Все трюки циркачьи – известные. А главное действо, ради которого все и собрались, всё никак не начиналось.

Богуслав больше по сторонам глядел, чем на арену. Судя по нарядам, публика собралась не бедная. Хотя насчет калифа правоверных, захаживающего сюда тайком, Шамсаддин, скорее всего, приврал. Есть у здешних такая байка: мол, бродит повелитель правоверных по столице, как простой человек, и ищет приключений на царственные ягодицы. А заодно выявляет несправедливости и нарушения шариата. Хотя то, что тут происходит, и есть нарушение шариата. Аллах правоверным азартные игры запретил. Но официально здесь не играют. Это не ставки, а подарки. За которые потом отдариваются или нет. В зависимости от результата поединка.

Распускать слухи о том, что халиф багдадский втайне бродит по столице – неплохая идея политической точки зрения. Но Богуслав очень сомневался в ее правдивости.

Калифа Богуслав видел один раз. Аудиенция обошлась в пуд золота, но дело того стоило. Окупилось сторицей.

Искателем народных приключений калиф Богуславу не показался. И возраст не тот, и комплекция. Приврал торговый партнер. А вот в готовности Шамсаддина угодить можно было не сомневаться. Барыши на привозимых Богуславом товарах Шамсаддин получал гигантские. Сам Богуслав тоже, понятно, в убытке не оставался, но если таких, как Шамсаддин, он мог набрать мешок на полнамисмы, то для Шамсаддина Богуслав был уникален. Потому что ни один купец из неверных не имел таких льгот и таможенных скидок. У любого другого три четверти товара по дороге забрали бы. Это только по закону, а какой может быть закон в отношении гяура? Да никакого. Могли и все забрать. И жизнь тоже.

Но не у Богуслава. Ну какой стражник осмелится взять лишнее у «друга калифа»? И какой разбойник осмелится напасть на караван Богуслава? Только совсем-совсем глупый. И если ему посчастливится выжить, то разбойничать дальше – вряд ли. Разве что – в банде нищих калек, которыми полнятся площади халифата.

Богуслав пришел сюда из вежливости. Шамсаддин искренне хотел порадовать. Отказаться – обидеть.

Ну вот, сейчас начнется. Зрители оживились, заерзали на подушках.

Наблюдать, как здешние гладиаторы будут не слишком умело убивать друг друга – невеликое развлечение для воина. Вот в Константинополе, там – да. Там на таких представлениях для узкого круга весьма ловкие бойцы встречались.

Арена была невелика: шагов двадцать в ширину и чуть больше в длину. Освещена как следует – факелов устроители не пожалели.