Король на горе

Вот так вот! Раз – и сила варяжской поддержки Рюрика как минимум ополовинилась.

А поскольку обвинить в случившемся старого друга Ольбарда Трувор никак не мог, то крайним оказался я. Не скажу, что безосновательно. Однако простить меня Трувор теперь уже не мог. Время отеческого вразумления кончилось. Наступило время смертельной мести.

Но и тут обломилось.

А еще я узнал, что после ухода Ольбарда и нашего, закончившегося ничьей поединка Трувор был вызван на ковер к начальству, которое потребовало от него моей немедленной смерти. Моей и всего моего хирда. Как опасных свидетелей.

Трувор отказался. Заря сообщила мне это не без гордости за правильного папу. Боги сказали свое слово, заявил он Рюрику. Значит, быть посему.

И ушел. Умыл, так сказать руки. Нисколько не сомневаюсь, что Рюрик от решения о нашей ликвидации не отказался. С варягами или без он постарается нас закопать. Несмотря на озвученную Трувором волю богов.

Интересно, узнай Жнец, что его доченька решила выскользнуть из-под отчего крыла, был бы он так богобоязненен?

К общем, слово – это могучая сила, в чем я не раз убеждался. Равно как и в том, что черный пиар работает точно не хуже белого.

Однако Рюрик теперь мой враг. И Трувор тоже. А вот с друзьями на здешней земле у нас плоховато. Я даже не уверен, что буду дружески принят тем же Ольбардом. Потому что это мне Трувор с Рюриком – враги. Ольбард-то с ними не ссорился.

– Ты такой добрый, мой Волчик, такой заботливый…

Не понял. Я же не сделал ровно ничего. Ну совсем ничего. Уложил рядом, накрыл плащом, погладил по спинке… И все. У меня была трудная ночь. И день до того – тоже нелегкий. И предыдущая ночь…

В общем, для любовных игр я был не в лучшей форме.

К тому же, обдумав мое положение в целом и наши с Зарёнкой отношения – в частности, я понимал, что из-за ссоры с варягами оказался не в лучшей ситуации. А побег Зари ко мне еще больше все осложнил. Потому что везти Зарю на Сёлунд не кажется мне правильной идеей. Да, здешнее брачное законодательство разрешает и даже поощряет многоженство. Да, Заря объявила, что согласна на роль второй, подчиненной жены. Но это потому что она – совсем молоденькая и очень романтичная девушка. Моя жена для нее – легендарная воительница из «Саги о Медведе и Волке» и прочих творениях Тьёдара Певца, чтоб ему… Но реальная Гудрун от той, поэтической здорово отличается. И, столкнувшись с той, реальной, не пересмотрит ли дочь Трувора Жнеца свое решение? Не взыграет ли в ней благородная княжеская кровь и несвойственная здешним женщинам дерзость? И не пошлет ли она главенство Гудрун так же, как только что – папашино? Сотворить такое в здешнем обществе, где власть отца – абсолютна? Ну, допустим, она так поступила, потому что меня любит. Безмерно и беззаветно. Как и положено юной девушке. Но что будет с этой любовью, когда она поймет, что Гудрун мне дороже? Ну и я сам совершенно не приспособлен для роли многоженца. Достаточно вспомнить ситуацию, когда мне чуть было не пришлось выбирать между Гудрун и ее красавицей-матерью. Да я тогда едва с ума не сошел… И огромное спасибо мудрой женщине Рунгерд, что она сама разрулила проблему.

Я знал, что только она… А Заря…

Она очень хорошая. Я даже ее люблю, наверное. Здесь. А там, дома, мне нужна будет только Гудрун. И там милая и дерзкая варяжская девочка сразу отойдет для меня на второй план. Во всех смыслах. Очень сильно сомневаюсь, что дочь Трувора примирится с таким положением. Мало того что вторая, мало того что вокруг все чужие, так еще и единственный любимый я, ради которого она пошла против самого дорогого и важного в этом мире, против отца, против Рода…

В общем, у нее не останется ничего. И будет ей очень-очень плохо. А когда такой, как Заря, очень плохо, то она не станет сидеть в уголке и печалиться. Она будет драться. До смерти.

В общем, если я привезу ее на Сёлунд, то предам всех, кто мне дорог. В том числе и Зарёнку.

Блин! Если бы я мог заранее просчитать все последствия своего бунта против Рюрика, то…

Но я их не просчитал. И это уже в прошлом.

А в настоящем надо думать, как разрулить ситуацию. Но – позже. А сейчас просто радоваться жизни, которую у меня пока что не отняли.

Плеск, поскрипывание, шорох воды под днищем, ровное скольжение по речной воде, запах тины. Треньканье струн, невнятный напев… Тьёдар сочиняет очередную героическую сагу.

– Ты такой ласковый. Я буду тебе хорошей женой. Умру за тебя!

Ну вот, всю жизнь только о том и мечтал, чтобы моя возлюбленная за меня умерла.

– Живой ты мне нравишься больше, – я легонько поцеловал Зарёнку в уголок рта. – Спи, моя хорошая.

Классная все-таки штука – жизнь. Моя жизнь. Моя здешняя жизнь. Никому ее не отдам. Никому.

Мой Волк жарко дохнул в ухо, пихнул влажным носом… Поиграем?

«А как же! Еще как поиграем!» – ответил я, проваливаясь в сон. Ух и…

Глава 8. Недобрые сны

Я летел вверх тормашками, бестолково дрыгая конечностями… Шмяк! Брызги грязи во все стороны. Воздух выбило из легких, но я все равно ухитрился, сгруппировавшись, перевернуться через голову и вскочить на ноги…

И толчок пониже спины швырнул меня вперед с такой силой, что позвоночник взорвался болью.

Бог ты мой! Обезьяна! Ухватила меня грязной лапищей за бороду, пригнула вниз с медвежьей силой. Ну и рожа! Маленькие злые зенки в глубоких провалах глазниц, широченный мясистый нос, нависающий над выдвинутыми вперед челюстями. Пучки рыжих волос на массивном скошенном подбородке. Вырваться даже не пытаюсь. Силища – как у гориллы. Не удивительно – с такими-то плечищами и ручищами. Пальцы-крючья разжались…

И я опять лечу и плюхаюсь в лужу, на сей раз ухитрившись перевернуться в воздухе и упасть на руки. Что, впрочем, не спасает меня от очередной порции грязи, плеснувшей в физиономию.

Первое, что вижу, проморгавшись, – пару кривых толстых ног, покрытых грязюкой до самых колен, и край замызганной когда-то светлой шкуры. Похоже, волчьей.

Последняя мысль мне настолько не нравится, что я стартую из своей лужи, аки бегун на стометровке, и врезаюсь головой… В общем, удачно врезаюсь, потому что лапы кривоногого вцепляются не в меня, а в пострадавшие бубенцы. Я вырываюсь на оперативный простор и только теперь понимаю, что мною, оказывается, только что играли в веселую игру, называемую «найди пятый угол», шестеро обезьяноподобных уродов.

«Бежать!» – приходит паническая мысль. Хотя мой организм и без всяких мыслей знает, что делать. Потому что я уже бегу, причем не прямо, а хитрым зигзагом.

И не зря. В дерево справа и впереди с хрустом втыкается томагавк. Ну или что-то типа томагавка. Узкая каменюка с дыркой, в которую вставлена короткая палка, примотанная для надежности ремнем.

Не раздумывая, я вцепляюсь с деревяху сразу двумя руками (потому что знаю, что одной не вытащить), дергаю изо всех сил и становлюсь обладателем ОРУЖИЯ. Мой ум осознает, насколько оно убого, но организму так не кажется. Он – ликует.

Я разворачиваюсь к «обезьянам», грозно взмахиваю уродливой каменной тяпкой… И выскользнувший из кустов Волк (живой!) толкает меня плечом и стремительной тенью скользит между деревьями. Намек понят. Бой принимать не будем. Я показываю нехорошим парням спину и мчусь следом, уже зная: они не станут за мной гнаться. Не потому, что я бегаю быстрее (а это так), а потому что они уже получили что хотели.

От этой только что пришедшей мысли я сразу останавливаюсь. Мои подошвы скользят по мокрой хвое, язык во рту сворачивается хитрым образом… Негромкий свист – и мой Волк возвращается. Садится напротив, вываливает язык, глядит укоризненно.

Но я не могу бежать. Один – не могу. Мне надо вернуть то, что у меня забрали. И я ее верну! Порву всех чудовищ! Разобью их толстые черепа, сожру их мозг и печень!

Хриплый рык вырывается из моей груди.

Волк глядит осуждающе. Но меня он не бросит. Хотя помощи от него ждать не стоит. Он храбрый, мой Волк. Не боится ни медведей, ни зубров. Но эти – намного опаснее. Потому что они убивают всех: и медведей, и зубров, и огромных, как поросшие черным мхом валуны, волосатых носорогов. Они ломают их кости дубинами, пробивают черепа томагавками, похожими на тот, что сейчас у меня в руке, насаживают на обожженные на огне острия копий.

У нас тоже есть копья. Но нет такой силы, чтобы пробить толстую мохнатую шкуру и достать до сердца. Поэтому у них всегда вдоволь мяса, однако они непрочь полакомиться и дичью поменьше. Например, нами…

* * *

Блин! Ну и кошмар приснился.

Я аккуратно выбрался из-под прикорнувшей на груди Зарёнки и укрывавшей нас от солнца импровизированной плащ-палатки.

На палубе – пусто, если не считать нас с Зарёй и Вихорька, задрыхшего на мешках с припасами.

«Северный Змей» стоял на швартовах то ли в протоке, то ли в небольшом заливчике. Вид на Волхов удачно заслоняли заросли камыша, так что заметить с реки наш кораблик было непросто.

А где моя команда?

Я вспрыгнул на скамью.