Рубеж Империи: Варвары. Римский орел

Помимо хозяина в избе присутствовал еще один мужик, постарше, две девчонки-малолетки и толстая тетка с малышом. Все дружно уставились на гостей. Без восторга.

Алексей с Геннадием переглянулись.

Командир прокашлялся.

– Нам бы топор, – сказал он, – сучья порубить.

Все ужасно изумились, когда он заговорил. Даже рты пооткрывали.

– Топор, – поддержал его Коршунов. И, лоб наморщив, выродил: – Гибанд.

«Гибанд» по-местному «дай». Вчера выучили.

– Топор, – повторил Леха и, ухватив воображаемый топор, занес его над головой. Опустил резко, будто полено расколол. – Гибанд. – И на второго мужика, который постарше, посмотрел. – Топор гибанд, плиз, мы вернем.

Тетка прижала к себе пацана. Что-то пробормотала тихо. Пожилой мужик с натугой размышлял.

– Меки? – наконец переспросил он. Ни на командира, ни на Алексея он не смотрел. В пол уставился.

– Топор, – повторил Алексей. – Топор нужен.

И снова изобразил, будто перерубает воображаемый сук.

Не понимают. Или делают вид.

Алексей огляделся в поисках подходящих для разъяснения предметов… И взгляд его наткнулся на вожделенный топор. Как он его раньше не заметил? Топор был прислонен к стене, неподалеку от очага.

– Вот, – показал он на топор. – Топор. Мы его сейчас вернем. Гибанд.

– Да, – подхватил командир. – Гибанд.

Мужик перевел взгляд на топор. И молодой верзила тоже. И все семейство уставилось на топор, будто впервые его видело.

– Ну так мы возьмем? – фальшиво обрадовался командир. И, прошипев Алексею: «Не стой столбом, мудила», – подошел к топору. Взял его, взвесил на руке, снова поставил на место. И, снова обратясь к немолодому мужику, осклабился: – Гибанд.

Алексей тоже радостно оскалился. И вдруг почувствовал, что сделал что-то не так. Атмосфера в доме как-то опасно сгустилась.

Детина тоже осклабился. Но как-то нехорошо. И на стену покосился. А на стене, как нетрудно было заметить, щит висел, а рядом – копье. С внушительным, шириной с ладонь, наконечником.

– Ладно, – бросил Черепанов, – отбой. Пошли-ка отсюда, не будем нарываться.

Тут одна из девчонок что-то пропищала. Белобрысый верзила переспросил, та повторила.

Немолодой мужик вдруг просиял лицом. И верзила просиял. Мужик ухмыльнулся и что-то бросил верзиле. Тот пошел в глубь дома, пошуровал там, в полумраке, и вернулся…

Нет, это был не топор. А если и топор, то точно не сучья рубить. Руки-ноги – да. Головы – милое дело.

– Секир-башка… – пробормотал пораженный Алексей.

Да, это была серьезная вещь. Длинная рукоять, хищно выгнутое лезвие, уравновешенное с противоположной стороны заостренным клювом. Секира и есть.

Верзила протянул орудие убийства командиру. Показал на топор у очага, презрительно хмыкнул. Потом постучал заскорузлым пальцем по лезвию секиры и поощрительно что-то прорычал.

Командир принял оружие. Кивнул верзиле, потом оглядел все честное семейство:

– Мы это… вернем скоро.

И – из дома бочком.

Алексей тоже, улыбаясь как болванчик, за ним следом.

– Уфф! – выдохнул он, выйдя во двор. – Пошли отсюда.

Двинулись к «своей» избе. Командир впереди, с секирой на плече, Алексей рядом. Вдруг что-то заставило его оглянуться.

– Ядрен корень! Эй, командир, обернись-ка!

За ними, сохраняя почтительную дистанцию, шли владельцы секиры. Нет, не только… Вон, и из другого двора выходят.

Из избы, где они только что были, выскочил пацан, побежал к соседнему дому.

– Пошли, – сказал командир Алексею, – не обращай внимания. Делай вид, что никого кроме нас, тут нет. И вообще… соберись. Они от нас ждут чего-то.

– Есть собраться, товарищ командир, – бойко ответил Коршунов. – Будем готовиться к подвигу.

Настроение у Алексея неожиданно улучшилось.

Вернувшись, космонавты сразу за дело приниматься не стали: укрылись в избе. С нехитрым расчетом, что аборигены заскучают и разойдутся. Не тут-то было. Народу, наоборот, прибыло.

– Пошли, – сказал Геннадий решительно. – Пока все село не собралось.

Командир, напустив на себя беззаботный вид и посвистывая, направился к навесу. Местные (их уже человек двадцать собралось, не меньше) столпились за плетнем. Смотрели, переговаривались.

Рядом с навесом, укрывавшим от дождя запас топлива, имелся пень, совершенно определенно предназначенный для рубки дров.

Черепанов долго рылся в сучьях, вытащил сук покороче, на пень положил. Ухватил секиру, поднял над головой и – р-раз!..

Узкое хищное лезвие прорубило в суке щель и глубоко ушло в пень. Командир выматерился. За плетнем воцарилась тишина.

Алексей, изображая из себя беззаботного бога, пришедшего с неба, подошел развязной походочкой…

– Командир, – процедил тихо сквозь зубы, – дай я…

– Тихо, Леха, не суетись… – пробормотал командир. – Блин, легкая, стерва, совсем веса нет, никак не примериться.

– Ты сосредоточься, Гена, – озабоченно проговорил Коршунов. – Представь, что ты один.

– Не учи отца… А-ах!