И лесовики, все, как один, сбились с шага, а потом и вовсе застыли. «Красные щиты» сами устремились на ошеломленных деревлян. И началась резня.
Варяжский вой вызвал дрожь не только у нападавших, но и у спрятавшегося поодаль деревлянского волоха.
Ему очень захотелось дать деру, но на соседнем дереве, как оказалось, сидел рус. Рус этот вполне мог заметить убегающего и послать ему в спину стрелу. Поэтому волох не побежал. Он опустился на землю, прижался спиной к древесному стволу, пробормотал слова волшбы и сам стал частью дерева.
Но он всё видел.
Видел, как мечи русов секли его соплеменников.
Видел, как, опомнившись, уцелевшие бросились бежать, но русы гнались за ними и рубили, рубили… А тех, до кого не могли дотянуться мечи, догоняли стрелы.
Волох видел, как победители деловито дорезали раненых, обшарили мертвецов, а потом наступила очередь тех, кого взяли в плен…
– Спасибо тебе, дед! – с чувством произнес Духарев.
В этом сражении его отряд не потерял ни одного человека. Четверо получили легкие ранения, но это пустяки. В том, что для русов бой обошелся почти без потерь, несомненно заслуга Рёреха, выбравшего место для лагеря и распределившего караульных именно с учетом такого нападения. Как будто старый варяг всё знал заранее. А может, и впрямь знал. Ведун как-никак.
– Пустое, – отмахнулся Рёрех. – Вели своим железо калить. Очень мне хочется с нашими пленниками побеседовать…
…Истошный вопль вновь разорвал воздух.
Волох не знал, что русы делают с пленным, но не сомневался: тот расскажет им всё, что знает. Варяги и нурманы, которых среди русов большинство, славились своим умением развязывать языки. Пускай. Старейшинам потребовались пленники из киевских людей – вот и всё, что знают эти смерды. Никому из них не известно ни местонахождение капища, ни цель будущего жертвоприношения.
Пускай допрашивают. Рано или поздно они закончат и уйдут. Тогда волох сбросит чары и тоже уйдет. Но к родичам погибших он не пойдет. Не стоит. Ведь они могут подумать, что их близкие погибли из-за волоха. И ненависть к нему может оказаться сильнее привычки к послушанию и страху перед гневом богов.
«Почему он не слезает? – подумал волох, искоса глянув на сидящего на дубовой ветке руса. – Чего он ждет?»
Вопль пытаемого перешел в пронзительный животный визг и оборвался.
«Отмучился», – подумал волох. И был прав. Пытаемый потерял сознание. Но успел сказать нечто очень важное. И для русов. И для деревлянского волоха.
– …Волох, – пробормотал Рёрех, задумчиво глядя на обугленные пятки лесовика. – Я так и думал. Вот кто нам нужен.
– Да он уже удрал давным-давно, – сказал Духарев.
– Не-ет… – Старый варяг запрокинул голову, раздул ноздри, словно принюхиваясь… – Нет, он где-то поблизости. Выжидает.
– Выжидает? Он что – совсем глупый?
– Не глупый, – уточнил Рёрех. – Наглый. Слышал, что лесовик сказал? Обещал глаза отвести.
– Что ж не отвел?
– Видно, не получилось, – Рёрех усмехнулся. – Пойдем-ка прогуляемся, воевода. С некоторых пор, – он постучал по деревяшке, заменившей ему ногу, – я не люблю запах горелой человечины.
Двое всадников-русов проехали мимо волоха. На какое-то мгновение волоху показалось: один из всадников что-то заметил. Волох подавил беспокойство, еще сильнее прижался к древесной коре, перестал думать и слушать, всем существом слился с дубом…
– Видел? – спросил Рёрех.
– Что?
– Волоха.
Духарев покачал головой.
– Эх ты… ведун! – пренебрежительно произнес старый варяг. – Туда глянь, в траве у дуба, между корней. Вот он, боровичок…
Духарев прищурился, медленно повел головой влево-вправо, как когда-то учил его Рёрех…
Сначала получилось неправильно: сквозь окружавший Сергея бор проступило совсем другое виденье: какое-то заросшее бурьяном поле, ржавая железная вышка с бочкой наверху…
Духарев мгновенно зажмурился: понял, что сквозь эту реальность проступил мир, в котором Сергей родился.
Успокоившись, он снова открыл глаза, попробовал снова… На этот раз получилось.
Так и есть. То, что сначала показалось ему наростом, частью древесного ствола, оказалось сидящим на земле человеком.
– Как он это делает? – негромко спросил он.
– Волох, – буркнул Рёрех, как будто это слово всё объясняло. Но потом снизошел и пояснил: – Это здешняя деревлянская волшба. Глаза-то отвести любая деревенская ворожея сумеет. У них – по-другому. Он будто в дерево прячется. Я слыхал: особо сильные деревлянские колдуны умеют и по-настоящему в деревья прятаться. Но думаю: вранье. Стой тут. Я к нему сам подойду, – Рёрех кряхтя слез с лошади.
– Может, всё-таки вместе? – предложил Духарев. – Мало ли что…
– Ничего, – отрезал старик. – Мне он худого не сделает. А на «мало ли что» у меня вот что имеется, – Рёрех погладил рукоять меча. – Я ведь не только ведун, воевода. Я – варяг.
И похромал к дубу. По дороге махнул рукой гридню в засидке и показал знаком: стрелять нельзя. Тот, тоже знаком, показал: понял.
Хотя наверняка не понял, в кого мог бы выстрелить.
Волох так полно слился с духом дерева, что не сразу увидел старика.
Старик в боевом доспехе, с длиннющими седыми варяжскими усами… и без ноги. Калека. И не просто калека – ведун. Вместо отсутствующей ноги – серая плеть-поводок. За Кромку.
И проклятый дед его видел!
– Уходи, – одними губами произнес волох. – Властью, данной мне, велю: уходи прочь. Или познаешь гнев моих богов.
– Напугал, – старик ухмыльнулся. Ухмылка у него была на редкость мерзкая. Еще и потому, что дед был одноглазым. – Вишь, как коленка дрожит? – и постукал по деревяшке неизвестно как оказавшимся у него в руке мечом.
– Ты не посмеешь убить меня, – прошептал волох. – Посмертное проклятие…
– Серегей! – позвал старик. – Иди сюда.
Подъехал еще один варяг. Такой здоровенный, что конь под ним казался осликом. Спешился. Он тоже видел волоха!
– Посмотри на него! – велел старик, указывая на огромного воина. – Что ты видишь, лесной колдун?
«Вижу еще одного убийцу людей», – хотел сказать волох. Но тут он увидел!