Мертвое Небо

По расчетам Руджа, они уже должны были вот-вот выехать на тракт. А собачий лай раздавался все ближе. Может быть – в полумиле.

Рудж часто оглядывался. Ему казалось: преследователи вот-вот появятся между деревьев.

– Что делать, если они нас догонят? – нервно спросил кормчий.

Данил перестал петь. Он заставил своего парда принять вправо, так, что тот оказался рядом со зверем Руджа.

– Взгляни,– Данил указал на землю.

Рудж недоуменно посмотрел вниз.

– Ну и что? – спросил он.

– Извини,– Данил смутился, что с ним случалось редко.– Видишь, здесь сдвинута старая листва. Это наш собственный след. Мы уже два часа рисуем узоры для тех, кто так жаждет с нами пообщаться. Если у парней нет пса-следопыта с верхним чутьем, им придется здорово попотеть. А на тракт мы выедем у них за спиной и попозже. Хотя сначала я хочу взглянуть, кто пристраивается нам на хвост.

– А если у них есть гурамский следопыт?

– Тогда будем драться. Еще пара петель – и мы заляжем. Веселей, Мореход! Разве тебе не хочется посмотреть, кто тебя так полюбил?

– Представь себе, не хочется,– честно ответил Рудж.– У меня нет склонности к мужчинам, не говоря уже о вонючих монахах.

Спустя полчаса, накрыв плащами морды пардов, северяне залегли в зарослях с подветренной стороны от собственного следа. И Данил получил возможность удовлетворить свое любопытство.

Первыми появились собаки. Белые мускулистые гончаки, молча трусившие по следу. Затем – всадники. Первый – рослый мужчина на желтом охотничьем парде с явно примесью крови хасца[6 - Хасцы – порода пардов, считающаяся самой быстрой.]. Данил хорошо рассмотрел лицо всадника – безбородое, с чеканным профилем,– и решил, что этот человек не из тех, кому приказывают. Тем более что вооружение всадника – явно конгайского происхождения. И дорогое. Если бы не серый плащ с пятиконечным крестом Братства, светлорожденный мог бы усомниться, что перед ним – хуридит.

Рядом с монахом, держась за стремя, бежал человек в зеленой одежде простолюдина. По его повадке Данил понял, что «зеленый» – следопыт. Причем псам он не очень-то доверяет.

Данил и сам не стал бы им доверять. Гончак – не гурамец с верхним чутьем.

Следом за первым выехали еще два монаха. Оба – в коричневых плащах и тоже в конгайских доспехах. Но похуже. Одного из них светлорожденный сразу вычеркнул из числа противников. Старый, толстый, невнимательный. Четвертый всадник не принадлежал к Братству, но был вооружен. Луком и пикой. Итак, четверо – против двоих. Следопыта можно в расчет не принимать. Если Данилу удастся сразу свалить первого монаха, с остальными проблем не будет. Но первый всадник выглядел достаточно серьезным противником. Эх, будь с Данилом не славный кормчий, а кто-нибудь из северян-побратимов, они через полчаса сменили бы своих заморышей на порядочных пардов! Но сейчас риск несоразмерен. У монахов – арбалеты. Да и псы полезут в драку. Жаль, но прямо сейчас сменить пардов не удастся.

Вскоре фигуры всадников затерялись среди деревьев. Только белые тела гончих еще долго мелькали между черных стволов.

– Не заметили,– облегченно проговорил кормчий.– Теперь – на дорогу?

– Нет,– покачал головой Данил.– Мы поедем за ними. Так… безопасней.

Он покривил душой. Не хотел заранее пугать друга. Но очевидно же, что хорошего парда в Хуриде можно раздобыть, только выдернув из-под зада монаха. А хорошие парды – половина успеха.

Как и надеялся Данил, хуридиты след не бросили. Распутывали петли до темноты, а потом встали лагерем. Северяне расположились в лощинке, с подветренной стороны. С помощью кормчего Данил соорудил два наклонных навеса из веток. Между навесами установил пару сухих стволов, надколов их клиньями, а щели набив лохмами черного мха. При здешней сырости такая штуковина – получше костра.

– А если хуридские псы учуют дым? – спросил Рудж.

– Не учуют. А вот кугурр или хуруг – наверняка. Этой ночью нам хватит забот и без здешних хищников. Хорошие парды у монахов, сударь. Думаю, мы будем на них смотреться лучше, чем братья-монахи.

– Увести пардов? – изумился Рудж.– Боевых пардов?

– Охотничьих, а не боевых,– уточнил светлорожденный.– Я, друг Мореход, весь последний год службы выслеживал парней, промышлявших по этой части. И кое-чему научился.

Воровской «арсенал» оказался невелик. Сумка с вяленым мясом, несколько арканов. Напоследок, задрав парде хвост, Данил поелозил под ним холщовыми рукавицами. Парда была возмущена.

– Пойдешь со мной? – спросил светлорожденный.

– А ты рассчитывал повеселиться без меня? – удивился Рудж.

– А вдруг ты, сударь, не желаешь заниматься столь предосудительным делом?

– Угу. А как насчет кодекса воина?

Данил засмеялся.

– Все в порядке. На поединок меня никто не вызывал, если только в Хуриде не считается вызовом травля собаками. А раз так – это война. И все, что в мирное время называется украденным, сейчас – трофей.

– Ну ты законник,– проворчал Рудж.– Будешь платить мне откупное, если хуридский пард отхватит мне руку?

– Если правую – да. Без левой ты вполне сможешь держать кормило. Главное не откуси язык, когда будешь скакать без седла.

– Без седла? – Перспектива кормчему не понравилась. Но он, верный себе, сострил: – Если ты, благородный Данил, отобьешь яйца о пардов хребет, останешься без наследника. Тогда усыновишь меня, идет?

– Обойдешься. Я лучше поймаю того тайского мага и пусть делает мне новые. А вот с тобой как?

– Я – моряк! – гордо ответил Рудж.– У меня есть запасные.

– Спят, как младенцы,– прошептал Рудж.– Даже не выставили часового.

– Они – дома,– отозвался светлорожденный.– И у них собаки.

– Если здешних псов кормят так же, как кормили наших пардов, они сожрут нас живьем,– пробормотал Рудж, разглядывая поджарых, ребра наперечет, собак, устроившихся поближе к костру.

– Не здешние,– поправил Данил.– А настоящие гурамские гончаки.– У меня дома есть пара. У них хороший голос, быстрые ноги, неплохой слух, но чутье – так себе. Видишь пардов?

– Да.

– На,– Данил сунул кормчему рукавицу.– Ткнешь в нос. Сейчас я отвлеку собак. У тебя будет минут пять. Если ветер не переменится. А переменится – беги. Я тебя найду.

И растаял в темноте.

– Вот так всегда,– проворчал Рудж.– Самое противное всегда достается мне.

И двинулся в обход поляны.

Данил отбежал от хуридского лагеря шагов на пятьдесят, выбрал дерево потолще и издал негромкий кашляющий звук. Он не знал, водятся ли в Хуриде рогатые прыгуны, но его собственные псы с ума сходили, учуяв или услышав эту ящерицу. Светлорожденный еще раз повторил звук и резко оборвал его, прижав ладонь ко рту.

Данил порадовался бы, увидев, как встали торчком подрезанные уши гончих. Люди, естественно, ничего не услышали. Но когда оба зверя разом вскочили на ноги и зарычали, Дорманож мгновенно проснулся и пнул ловчего. А пока ловчий соображал, что к чему, псы сорвались с места и ринулись в темноту.

Дорманож взялся за рукоять меча и, напрягая зрение, вглядывался туда, откуда доносился лай гончих. Но не видел ничего.

– Они что, взбесились? – спросил проснувшийся брат Хар.