Путь императора

Первый же – человеком. Вернее, магом в облике человека, поскольку тот, кто стал магом без малого четыре века назад, уже не может считаться человеческим существом. Хотя и способен делать все, что делает человек. В частности, зачать ребенка.

– Я видел твоего сына,– сказал оборотень.– У него великое будущее… Если он доживет до него.

Первый жрец оторвал глаза от игрового поля.

– Звезды поддерживают его,– отозвался он.– Я тоже буду охранять его, пока он не научится защищать себя сам. Я выбрал ему хороших наставников. Настолько хороших, что, когда придет время, он с легкостью покинет их.

– Циркачи…– неопределенно произнес оборотень и сделал осторожный ход. Его противник даже не взглянул на переместившиеся фигурки.

– Циркачи, среди которых фетская колдунья,– не совсем обычные циркачи! – возразил маг.

– Колдунья…– Оборотень издал звук, на который не способно человеческое горло. В одном мизинце сидящего против него вдесятеро больше волшебной силы, чем у этой женщины.– А что бы ты сделал, если б они оставили твоего сына на дороге?

– Невозможно,– уверенно сказал маг.

Он не стал ничего объяснять, но его собеседнику это и не требовалось. В том, как маг-жрец произнес слово «невозможно», уже содержались все объяснения.

– Когда он займет подобающее ему место, – сказал первый,– я приду к нему, и он будет служить мне… Мудрому Ашу! – поправился маг.– И очень скоро воцарится над всеми империями! Так определено звездами.

«Звездами определена лишь возможность будущего величия»,– подумал оборотень, но вслух сказал только:

– Если выживет.

– Если – нет, значит, мы восторжествуем немного позже,– спокойно ответил маг.

– Хочешь, я сам поберегу его? – предложил жрец-оборотень, заинтересовавшись. Его собеседник никогда раньше не говорил о своих великих планах.

Маг покачал головой:

– Нет.

И сделал собственный ход, опрокинувший весь замысел соперника. Попытка оборотня отвлечь жреца-мага пропала впустую. Наоборот, это маг отвлек соперника, и тот, задумавшись, пропустил три интересные позиции и спохватился только тогда, когда армия первого за один ход сокрушила пограничную крепость Государства и вышла на золотую дорогу. Еще через три хода Старый Правитель сдал столицу в обмен на пост государственного казначея. Демон выглянул из ворот Императорского дворца и хихикнул. Оборотень оскалился: он не любил проигрывать.

5

Когда Фаргалу исполнилось шесть (по решению Тарто мальчика считали ровесником умершего сына Мили), труппа странствовала на северо-западе Эгерина. И держала путь в сторону самерийской границы, проходившей по реке Сарсог. Места эти – дикие, городов нет совсем, а селения крайне редки, в основном, небольшие хутора, дома охотников да землянки беглых в лесной чаще. Северное приграничье всегда считалось опасным краем, хотя линия крепостей вдоль Сарсога и дороги, связывавшие крепости между собой и с центром страны, поддерживались в порядке. Дороги и крепости строили еще в прошлом тысячелетии – после того, как переправившаяся через реку на бычьих шкурах армия Самери разграбила половину Эгерина и подошла к стенам его столицы Вертална. Впрочем, у Вертална набег и закончился. Вторгшееся войско было окружено и полностью разгромлено, Император-предводитель убит. Дикие самерийцы, страшные внезапным набегом, не выстояли против регулярной, хорошо обученной армии и боевых машин южного соседа. Но ответного удара не последовало. Тогдашний Владыка Эгерина не рискнул уводить войско из страны, опасаясь, как бы Карнагрийский Лев не прыгнул на спину Эгеринскому Дракону.

Восемнадцать крепостей, две дюжины небольших форпостов и дороги, по которым можно быстро перебрасывать войско с места на место. Большая часть крепостей возведена руками тысяч захваченных в плен самерийцев. Возведена в прямом смысле на их костях. С тех пор любая попытка серьезного вторжения пресекалась быстро и беспощадно, но все равно мелкие отряды самерийцев шарили в эгеринских лесах. Правда, во времена сильных Императоров это случалось реже.

Лет триста назад очередной Владыка Эгерина решил освоить север станы и насильственно переселил туда более ста тысяч подданных. Половина переселенцев перемерла, вторая половина рассыпалась по лесному краю, забившись в самые дремучие углы. А Императора вскоре отравили. Обычное дело.

В общем, от севера эгеринской казне – одни убытки. А вот Тарто уже дважды неплохо заработал в здешнем приграничье. Он надеялся, что и по третьему разу выйдет не хуже. Восемнадцать крепостей обороняли несколько тысяч солдат, исправно получавших жалованье. А куда его тратить, если еда, обмундирование и рабыни для мужских надобностей представляются Императором бесплатно? А развлечений никаких, разве что помучить пойманного лазутчика или самому схлопотать в брюхо длинную самерийскую стрелу. Серебро сыпалось в корзинки цирковых, как дождь на поля в Мокрый месяц. А от крепости до крепости труппу сопровождали благодарные зрители. Полсотни, а то и больше ветеранов. Не каждому Владыке впору такая охрана.

Но до первой из крепостей Тарто должен был добраться сам.

* * *

Острые скалы. Серо-голубые, как сталь меча. Темная трава, уже прибитая морозом, мертвая. И луна: круглое лицо бога с темными пятнами глаз.

– Готов ли ты? – Голос старейшины пришел сразу со всех сторон, как рык вышедшего на охоту снежного барса.

– Готов.

Человек чуть согнул ноги и привычным жестом заткнул за пояс конец косы. Если он останется жив, больше ему не придется этого делать. Бронзовая заколка воина скрепит косу на затылке ритуальным узлом. В знак того, что бог всегда за спиной воина клана.

– Готов ли ты? – второй раз спросил старейшина, ибо полагалось спрашивать трижды.

– Готов.

Четыре застывшие фигуры. По четырем сторонам света. Лица их закрыты. Глаза их не видят, носы не чуют.

– Готов ли ты?

– Готов!

Четыре клинка одновременно вылетели из ножен. Четыре свистящих звука обнажаемой стали слились в один.

Человек прыгнул – два меча пропели под ним песню смерти – и тут же упал ничком – два других прошелестели над ним.

В центре большого четырехугольника – малый. Там клинки Безликих Стражей не могут достать его. Но тот, кто хочет стать воином, не прячется от стали. Человек оттолкнулся от подмерзшей земли руками и ногами, как зверь, и прыгнул в сторону заката. Клинок Безликого Стража упал сверху и прошел так близко, что ресницы ощутили движение воздуха. Клинок Стража Полудня, выброшенный вперед, едва не пронзил человека насквозь, но он выгнулся кошкой, пропустил клинок перед собой и тут же отпрянул, чтобы обратное движение меча не вспороло живот. Еще прыжок – уход от удара снизу… и человек «поймал острие боя». Теперь он больше не думал о мечах Безликих. Он ни о чем не думал, только наблюдал отстраненно, как пляшет меж четырех клинков его отделившееся от сознания тело. Сколько этому длиться, человек не знал. Он ждал, когда вспыхнут в темноте, на западе, изумрудные глаза бога… И они вспыхнули. Зеленый огонь, родившийся в сухом звонком холодном воздухе, разделился и двумя ледяными жгутами соединил сердце и ум человека с ледяным жалом клинка за спиной. Человек закричал от счастья и, забросив руки за голову, жадно схватил длинную рукоять. Он услышал тонкий звон – лопнула серебряная цепь, скреплявшая эфес и ножны. Меч застонал, когда лунный свет облил его длинное тело. И воздух застонал, когда разящая сталь разорвала его. Человек завертелся на месте, как подстреленный барс. Он запел – и меч запел вместе с ним, сметая с пути хозяина клинки Безликих. Человек прыгнул вперед, толкнул коленом в живот Стража Восхода, и тот упал на спину.

– Аш-Хар-Хазд! – прогремел старейшина, и человек застыл.

Безликие, забросив мечи в ножны, стянули с голов шерстяные маски. Упавший – чуть позже остальных.

Человек, вернее, теперь уже – воин прижал холодную сталь к разгоряченной щеке. Он был счастлив. И он узнал свою судьбу: через несколько дней он спустится с гор и пойдет на восток. И свершит то, что велит ему, устами старейшин, мудрый и всеведающий бог гор. Так будет, потому что воин клана не знает поражений. Он может умереть, но проиграть битву не может.

* * *

Фаргалу казалось: они и не движутся. Тот же лес вокруг, тот же пустой ровный тракт. Иной раз обгонит всадник с белым флажком Императорского гонца или попадется рабочий отряд из дюжины невольников и нескольких солдат, поправляющий дорогу. После полудня, найдя подходящее место, сворачивали в лес, устраивались, делали обычное: отрабатывали номера, чинили-чистили что требовалось. Большой с Кадолом и Мимошкой раз в два дня ходили за свежим мясом, чтоб зря припас не проедать. Нет, все, что происходило после привала, Фаргалу нравилось. А вот по шесть-семь часов сидеть в повозке – ску-учно! Кабы Тарто отпустил его во второй фургон, где ехали Бубенец с Мимошкой,– другое дело. Но старшина держал мальчика при себе, вместе с Нифру, рабыней и Мили с ребенком.

Впереди показался деревянный мост через овраг. Внизу стучали топоры. Подъехав ближе, Тарто увидел, что на этот раз трудится не команда рабов под присмотром солдат, а одни солдаты. Рыжебородый десятник, завидев фургоны, ловко вскарабкался по откосу:

– Здоров. Куда путь держим?

– К вам,– сказал Тарто.– Цирк.

– Вижу, что не купец,– ухмыльнулся десятник. И, построжев: – Давай поворачивай. Не ко времени вы.

– А что так? – насторожился старшина.

– Банда плоскорожих шурует. Вторую неделю ловим.

– Большая банда? – спросил Тарто.

– Ашшур знает.– Десятник пожал плечами.– Но теперь поменьше стала, ясное дело.

– Ну так вы, удальцы, ее враз поймаете! – улыбнулся старшина.