Геростратова слава, или Занимательный бюрократизм

Серёга появился во второй половине дня. Чуть ли не вся деревня сбежалась посмотреть на племяша Павла Васильевича в белых штанах и волосатого, как медведь.

Многих снедало любопытство: что и кому привёз он в подарок.

Павлу Васильевичу достались серые штаны из очень крепкой на вид материи. Все, кто хотел, пробовали материю руками и говорили:

– Заморская. Такой сносу не будет.

– Брезент – не брезент… Шибко крепкие.

– В войну такой материей самолёты чехлили.

Сам Павел Васильевич подумал: «Добрый подарок. В них сколь ни ходи, всё как новые будут».

– Примерил бы, – посоветовал кто-то.

Павел Васильевич пошёл, надел обнову. При этом обнаружил интересную вещь. Где у нормальных штанов пуговки, здесь – металлическая штуковина, молния.

«Быстрота-то какая! Это надо же до чего додумались…» – и он несколько раз, для своего удовольствия, расстегнул и застегнул механизм.

Уже потом, когда сели за стол, когда приняли по второй, Павел Васильевич показал кой-кому из знакомых любопытную штуковину на штанах.

– Надо же, засобачить на такое место?!

– Хитрецы!

– Теперь за что ни возьмись – всё с хитростью.

От этих слов душа Павла Васильевича таяла, и он благодушно улыбался гостям скорее по причине гордости за такого племянника. А когда разгорячённый, смеющийся Серёга схватил табуретку, приладил её на коленке да пошёл барабанить двумя лучинками для растопки, тут уж он не удержался, пустился в пляс. А Серёга работал руками и губами вместо всяких инструментов. У него получалось бойко и весело. Тут и Любовь Ивановна, Серёгина тетка, и другие прошлись с удовольствием, да так, что только половицы стонали и похрустывали.

Чем всё кончилось – Павел Васильевич не помнил. Проснулся он на стуле, далеко от стола. В избе было накурено, темно и тихо. Захотелось на двор, и он пошёл.

Глаза слипались. Ломило затёкшую спину.

– Вот, едрит твою, пуговицы где-то оторвал… – сонно бубнил он.

Пританцовывая, Павел Васильевич долго топтался под высокой черёмухой в конце огорода. В голове тяжко перекатывалось: «Ежели пуговцы оторваны, так чего ж держит?..»

И когда уже случайно задел что-то и всё получилось, как надо, то было уже поздно…

Утром, когда племяш ещё спал крепким молодым сном на сеновале, Павел Васильевич предавался вышеописанной пилке дров.

«Ишь, выискался… Пожалте. Носите на здоровье хоть до второго пришествия подарок заморский. Сидите у себя на почте и не думайте ни об чём плохом… Артист пустоголовый! Мы ездим, мы летаем, белые штаны носим. Тьфу! Через мои руки писем, почитай, штук сто в иной месяц проходит. Вон! Одно аж из Бразилии залетело. Кому – органы пока не разобрались. Не живёт у нас такой фон-барон. А переводы… Переводов другой раз аж на триста рублей. Брехун лохматый! Заправляется самогоном, как бомбовоз. Друзьям, видишь ли, водка простая не по нутру, так у меня, мол, тётя с дядей при самогоне сливочном…»

В это время во двор, распугивая кур, выскочил розовощёкий, брызжущий здоровьем Серёга.

– Васильич, кончай дурака валять! Вон у тебя и пиленых, и колотых на четыре зимы и три лета! Айда в избу, примем на грудь по стаканцу. Шарахнем за радость жизни. Тётушка уже и яишню сварганила…

– Слышь ты, сварганила… Штаны, вишь. На верёвке висят. Твои которые… Забирай их и проваливай ко всем чертям! Нечего тут пьянство разводить…

Письмо брату

Здравствуй Митяй, чёрт полосатый!

Я не пишу, так и ты помалкиваешь. Считай, счёт я размочил. Один – ноль в мою пользу. Годится? Слышь, здорово наше «Динамо» ваш «Шинник» надрало? Что? Не по носу, да?! А ты нюхай. И шнобель-то не вороти.

Митяй, вот я тебе про какую новость сообщить хотел. Понимаешь, поселился на нашей лестничной площадке композитор. Вот цирк-то! В войну-то, когда без портков по деревне бегали, кто бы сказал, что с композиторами под одной крышей жить доведётся, а? Соседа моего, Сидорова, помнишь? Должен помнить. Он как на Восьмое марта подавился рыбной костью, отлежал своё в больнице, так они и съехали. Медики ему, говорил, чуть глотку с той костью не удалили. Вместо горла хотели хлорвиниловую трубу поставить, да он тормознул это дело, не согласился. Так вот, на место Сидорова этот очкарик и въехал. Я раньше думал, что за композиторы, какие они из себя? А тут глянул – смотреть не на что. Плюгавенький такой, брючата мятые, каблуки стоптаны, галстук на сторону смотрит. И всё чего-то лыбится в свои стекляшки. А чего лыбится? Разбери-пойми.

Как-то выглянул в окно, а он с пацанвой комком снега в футбол играет. И Витька-то мой орёт на весь двор: «Дядя, дядя, пас!» Дядю нашёл! Соплёй до смерти зашибить можно такого дядю. Ах ты, думаю, кишка музыкальная! И такая во мне злость на этого очкарика поднялась, прямо спасу нет. Так бы и перекрыл ему кислород. С чего бы? Понимаю, в трамвае на ногу наступил бы. В мебельном стенку югославскую бы увёл из-под носа. Или бутылец портвейна проспорил и зажилил. Так ведь нет. И с чего, спрашивается, злость эта? Кто бы сказал.

А к нему всё народ всякий шлюндрает. Танька узнала, текстовики это. Которые слова пишут. Сам он, понимаешь, не может, так другие на него работают. Видал жукастого мужика?! В башке масло имеется, шурупит насчёт эксплуатации человека человеком.

Вальке бы, дурёхе, уроки делать, так она на площадке окалачивается. Всё хочет певцов всяких сблизи разглядеть. Потом, куда ни придёт, только и слышно «А у нас композитор, а у нас композитор». Прямо зациклилась. Когда «жигулёнка» купил, не хвасталась так. Да, Митяй, про нас так не станут говорить. Ну да чёрт с им. Я ещё посмотрю на его музыкальное поведение. Ежели чего, так живо рога обломаю.

А так у нас всё нормально. Купил тут Витьке велосипед складной. А то ведь клещом впился, житья прямо не давал, стервец. Лето придёт пусть катается. Велосипед, скажу тебе, со всякими причиндалами, не копеечный.

Да, Митяй, «Икарус» мне новый дали. Выцыганил. Одной водки сколько втюхал в глотки автопарковским жлобам. Начальнички… Мать их за ногу.

Танюха сейчас в ночную. Всё охает да крёхает, тяжело, мол. Мне-то, мужику, сам понимаешь, тоже неудобственно. Хожу как корова недоенная.

Батьке с маткой письмецо отправили. И ты пиши, не забывай стариков.

Тресни там Аньку свою по филейным выкрутасам, чтоб писала, бесстыжая. А то моя Танька тоже злится.

Жду ответа. Твой брательник Роман.

Дед-то как там? Выздоровел? Пускай к нам едет. Валька с Витькой по ему скучают.

Как познакомиться с интересной девушкой

Интересных девушек на белом свете несколько меньше, чем не интересных. К сожалению, современный уровень информации таков, что интересные девушки об этом знают или догадываются и потому стараются вести себя неприступно.

Что делать в таком случае? Ведь вам та?к хочется!..

Первый способ, известный со времён каменного топора: отступить. То есть при встрече с интересной девушкой шарахнуться от неё в сторону. Этот способ хорош ещё и тем, что не влечёт за собой никаких последствий, даже отпадает необходимость в дальнейшем изучении предлагаемого руководства.

Второй способ: приступить. Он, как говорится, тернист, влечёт за собой массу хлопот и приводит к результатам весьма сомнительного достоинства. Так что наша инструкция – для любителей авантюры, риска, предпочитающих попадать в помещение по водосточной трубе независимо от этажа.

Для удобства в дальнейшем будем называть объект нашего исследования неприступной крепостью, сокращённо НК. Как всякая НК, наша тоже имеет свои толстые каменные стены, башни, рвы, наполненные далеко не свежей водой или хищными зверями, а также кованые ворота, за которыми недремлющая стража.

Бдительность стражи необходимо усыпить. Даже опытным труболазам неизвестно, что? это такое и каким образом этого достичь. Ну что ж, объясним: кроме дюжих ног, рук, певческого дара и необоримой настырности необходимо иметь в своём репертуаре несколько фокусов, не требующих особо сложных аксессуаров. Фокусы должны быть заранее хорошо отрепетированы.

Вот вы полезли. По трубе или же по верёвочной лестнице…

Как только почувствовали, что замечены стражей, сразу же приступайте к манипуляциям с цветной бумажкой, ленточкой, блестящей пуговкой, осколком зеркальца. Следите, чтобы ваши пассы были легки и непринуждённы.

Наконец у стражи отваливается челюсть. Пардон, в недоумении мило открывается ротик. От изумления. Из рук вываливается стражническая (давно не точенная) алебарда, бретелька кольчуги сползает с плеча.

Руки стражи свободны. Но пока ещё не для жарких объятий. Пока они просто не могут не открыть кованые ворота НК и не пригласить вас приблизиться, дабы рассмотреть ваши проделки с надеждой кое-что раскусить.