Гавилан, охотник на чудищ

– Если ты посмотришь на себя, – сказал эльф, натягивая шляпу на лоб. – Ты увидишь, что какой-то молодой доних одет в снаряжение охотника, с сумкой на плечах и палкой, – тут он подкинул мне шест-водомерку, – в руках.

Я подхватил шест и оглядел себя. Действительно, я был одет абсолютно так же, как тогда, когда дрался против армии гноллов.

– А как же спина? – спросил я.

– Твоя спина полностью зажила, – сказал из-под шляпы эльф. – Если ты про рваные дырки сзади на одежке, то они залатаны так, словно ничего и не рвалось.

Проверить слова Аурума у меня бы не получилось, но я ему охотно поверил.

– Твоя деревня в той стороне, не слишком далеко, – показал пальцем Аурум. – Больше я тебе ничем помочь не могу, доних. Тебе придется добираться одному. Техват!

Эльф шагнул назад в кусты и исчез, будто его тут и не было. Я остался один под плотной желтой листвой молодой омелы, посреди болота, да еще и в сильный ливень.

Я уже совсем забыл, что я пробыл в эльфийском городе три недели, а тем временем уже давно наступила осень. Странно, как в Дадал’Треваре поддерживалась теплая, ясная погода, тогда как весь Энтеррский лес беспрестанно заливало ливнями, как сейчас? Уровень воды в озерах и болотах существенно поднялся, теперь стало сложнее найти брод. Вся земля в лесу превратилась в сплошную слякоть, на которой было нетрудно поскользнуться. Сквозь пелену падающих дождевых капель я видел не дальше, чем на десяток метров. Понятно, что эльф не специально выкинул меня в столь суровое время, но неужели он не мог меня довести прямо до деревни, тем более зная, где она находится? На мгновение эта мысль скользнула в моей голове, но почти сразу же сменилась другой – я задумался, как Аурум пробирается сквозь лес под таким же дождем?

Я пошел в ту сторону, куда указал мне эльф-охотник. Нащупывая более-менее твердую почву шестом, я медленно перебирался по чащобе. Вокруг себя я не видел ни животного, ни чудища – никакого живого существа. Никто не осмеливался выйти под такой сильный дождь, лишь я один шел под открытым небом, да и то не совсем по своей воле. Окружение вокруг меня не менялось, повсюду преобладали серо-коричневые цвета, а воздух почти целиком состоял из водного пара, в котором было довольно тяжело дышать. Внезапный порыв ветра изменил угол падения капель, решивших теперь найти все щели в моей и без того насквозь промокшей одежде, и сорвал с деревьев уже пожухлые темно-красные листья, часть из которых врезалась в меня и так и осталась, прилипнув к сумке, рубашке и штанам. Вода тоненькими ручейками стекала с моих волос мне за воротник, щекоча лопатки.

Случайно перед собой я наткнулся на несколько стоящих друг рядом с другом деревьев, ветки которых были сломаны. Пройдя чуть вперед, мой шест наткнулся на что-то твердое на земле, звякнувшее глухим железным эхом. Я наклонился и опустил руку под воду. Рука нащупала древко металлического оружия. Я поднял его и увидел, что это не что иное, как гнолловское копье. Похоже, что я пришел на дорогу, по которой мы с эльфом и дриадами догоняли остатки армии гноллов. За три недели копье уже полностью проржавело и безвозвратно испортилось. Я уставился на это копье и задумался. Глянув вправо, я заметил, что там тоже были сломаны ветки, к тому же из воды торчали наполовину обглоданные кости. Похоже, что погоня велась в ту сторону, хотя в такую погоду обнаружить это было почти невозможно. Что-то екнуло у меня в груди, я повернулся направо и пошел туда.

В конце должна быть поляна с той самой злополучной пещерой. Я был уверен, что огонь вырвался из нее не просто так. К тому же Слания, по словам Аурума, говорила, что в этой пещере, возможно, пробудилось некое чудовище. Под таким ливнем пламя мне не грозит, единственное, чего я боялся – что саму пещеру затопило, и я не смогу туда забраться, ведь неизвестно, какой она величины и формы.

За себя я уже не боялся – я и так промок насквозь и наверняка простужусь. Сейчас у меня была одна цель – пещера.

Мимолетом я подумал о Ауруме и на мгновение остановился. А вдруг эльф снова следит за мной? Может, он опять попытается остановить меня, как пытался в прошлый раз? Вот только поможет ли он мне теперь, когда я, не смотря ни на что, снова его ослушался… Но я отбросил эту мысль и снова продолжил свой тихий путь. Вряд ли эльф присматривает за мной, слишком уж дрянной была погода.

Деревья передо мной расступились, и я вышел на ту самую поляну, где потерял сознание три недели назад. Сквозь пелену дождя я пытался всмотреться в середину этой поляны, которая сейчас была самым настоящим озером, окруженным со всех сторон густым лесом. Но зрение меня подводило – я не мог обнаружить холмик, обозначавший пещеру, хотя он явно должен был проступать над текущим уровнем воды.

Я решил подойти ближе и направился, как я подумал, в центр поляны. Внезапно землю подо мной повело в сторону, я не удержался и заскользил ногой по илу. Вскинув в последнем рывке руки, я упал, захлебнув пару глотков грязной воды. Встав на руки, которые моментально окоченели под водой, я откашлялся и попытался встать. Ступни не сразу могли нащупать твердое основание, чтобы я мог опереться, но наконец у меня получилось присесть сначала на колени, а потом и на прямые ноги.

С ужасом я понял, что в падении уронил свой шест-водомерку, и теперь он лежал где-то на дне этого достаточно большого озера, если его не унесло подводным течением или не засосало под зыбкое илистое дно. Но делать было нечего, и я, нащупывая ногами путь, пошел дальше.

Кажется, я дошел уже до середины поляны – я мог видеть деревья на другом краю озерка, но холма я так и не обнаружил. Что же это могло значить? Не могла же пещера пропасть просто так, моментально, без каких-либо признаков завала или чего-то подобного? Или я вышел на совсем другую поляну? Но такое просто не могло произойти, ведь я шел точно по следам, оставленным убегавшими тогда гноллами. Но где же пещера? На этот вопрос я нигде не мог найти ответа.

Пройдя еще немного времени по поляне в тщетных попытках поиска, я понял, что надо возвращаться в деревню. Правда, теперь это было сложнее – я потерял шест, измазался в грязи, наглотался воды и продрог. Борясь с ознобом, пытающимся заставить мои конечности дрожать мелкой беспокойной дрожью, я поспешил по обратному пути. Сделать это было не так просто, даже с учетом того, что я только что здесь проходил – ведь я не оставлял следов, идя по грязным ручьям, затопившим лес.

Не знаю, сколько времени я шел по лесу, постоянно спотыкаясь или утопая по бедра в воде. На лес уже опускались сумерки, когда я, жутко дрожа от холода, наткнулся на небольшую возвышенность, до которой не достала вода. Впереди я заметил разъехавшуюся тропинку и только теперь понял, что я уже совсем близко от деревни.

Как раз, когда я ступил на дорожку, ливень стал прекращаться и вскоре от него остались только редкие капли, падающие с громким хлопком по всему лесу вокруг. Я волочил ноги, набирая комки глины носками своих сапог. Хлюпанье ног впереди заставило меня поднять взгляд. Я увидел перед собой деревню. У калитки дома Сигнеллей стояла перепуганная Таинка, а ее отец Мордрент, звучно топча своими широкими ботинками, бежал ко мне, держа в руках развернутое толстое меховое одеяло. Из деревни выходила размытая фигура, но приглядевшись, я распознал в ней старосту Таллиана-Энтейне. Он стоял на дороге, укоризненно глядя на меня и держа в зубах свою вечную трубку с дымящимся табаком. В его руке я увидел венок из омелы, который Таллиан, недолго думая, швырнул далеко в сторону, прямо в грязь. В носу внезапно защекотало, и я громко и протяжно чихнул…

Глава 3. Форма, жизнь, движение, смерть

Тяжелая, дождливая осень Энтеррского леса подошла к концу и успокоилась, уступив место прохладной зиме. В отличие от других регионов Телехии именно осень, а не зима, была временем, когда жители леса отдыхали от своих дел и сидели целыми днями дома. Осенью весь лес был затоплен бесконечными дождями, а зимой вся вода замерзала и превращалась в сплошной каток. С неба постоянно падал тихий снежок, который еле-еле укрывал уставшую землю и таял от одного лишь прикосновения к нему. Зима в Энтерберге и окрестностях под ощущениям была даже немного теплее осени, благодаря защите древних высоких деревьев, спасавших людей от холода и ветра. Поэтому в начале зимы я выбрался из деревни Таллиана-Энтейне, поблагодарив всех за кров и за то, что вылечили меня от простуды, вызванной долгой прогулкой по осеннему лесу. Таллиан от лица деревни поблагодарил меня за спасение от гноллов, довольно щедро вознаградив меня. Половину награды я оставил старухе Бергезиль – ей деньги куда нужнее.

Зимний Энтеррский лес был бесподобно красив – теперь густую зелень заменил ослепительно белый снег, а не успевшие высохнуть ручьи покрылись льдом чуть ли не до самого дна. Все вокруг блестело и сверкало и даже в мыслях не возникало каких-либо опасений по поводу того, кто мог скрываться за любым из кустов, мимо которых я проходил, хотя зимой лес не становился менее опасным из-за населяющих его хищных животных и страшных чудищ.

У меня не было цели прийти в какое-то определенное место, поэтому я просто шел по лесу, осматривая красоты зимнего пейзажа. Редкие животные, в основном белки да мыши-полевки, попадались мне, внезапно выскакивая из своих подснежных лабиринтов, ошарашено глядя на меня и тут же исчезая за низкими кустами спящих малиновых кустов. Один раз мне встретился лось, который абсолютно безразлично посмотрел в мою сторону, не переставая медленно и методично разжевывать мох, который в изобилии рос на коре деревьев.

К вечеру – а вечерело теперь рано – я проголодался. Уже начинались сумерки, и я решил поймать какого-нибудь мелкого зверька, чтобы поужинать. Как назло, все мыши и хомяки куда-то пропали, и мне пришлось брести дальше, и только легкое поскрипывание снежинок под ногами немного приглушало недовольное урчание в моем животе.

Уже перед самой ночью я заметил пробегающую полевку. Она, видимо, тоже заметила меня и юркнула в небольшой сугроб. Словно лиса, я прыгнул за ней, на ходу доставая нож. Разрыв сугроб, я обнаружил, что в нем у полевки было гнездо. В окружении сухого хвороста и листьев сидели три мышки, обреченно глядя на меня. Не то, чтобы мне совсем не было их жалко, но организм требовал пищи. Я вспомнил слова Аурума о том, что животных убивать нужно только для пропитания, а я жутко хотел есть. Тремя точными ударами я получил трех в меру упитанных грызунов.

Используя гнездо полевок, которое никому больше не пригодится, для розжига костра, я освежевал зверьков, распотрошил их и, насадив на длинную палку, стал поджаривать на костре. Параллельно я поддерживал огонь, подкидывая ветки, отломанные у соседних деревьев и кустов. Худо-бедно поужинав, я достал спальный мешок, сшитый из двух толстых одеял, взятых в деревне. Я залез в мешок, пристроившись поближе к теплому костру, который еще горел, и уснул здоровым сном.

Костер еще долго тлел, и тепло от него шло всю ночь, за которую никто меня не потревожил. Проснувшись утром, я быстро собрался, аккуратно замел следы своего ночного пребывания и пошел дальше. Желудок как бы ненароком напомнил мне своим легоньким бурчанием, что неплохо было бы и позавтракать, но я решил пройти еще немного пути хотя бы до полудня.

Благодаря теплой шерстяной одежде, которую мне отдала Бергезиль, связавшая ее специально для меня в качестве благодарности за помощь в хозяйстве, я не мерз, лишь лицо чуть-чуть ощущало холодное прикосновение зимнего мороза. От ходьбы мне даже стало немного жарковато, но я продолжал идти, не останавливаясь.

Жар становился нетерпимее, и спустя время я уже обливался потом. Сначала я думал снять с себя часть одежды, но потом заметил, что жар чувствуется с одной стороны, причем с каждым моим шагом тепло только увеличивалось.

Я заподозрил неладное и ускорил свой шаг в сторону тепла. Живот разочарованно заурчал, но у меня не было времени отвлекаться на еду. На ходу я расстегнул свою накидку, раскрыв под ней легкую рубашку, и перешел на бег.

В воздухе запахло какой-то гарью. Не замедляя бег, я вскинул голову наверх и увидел серый дым, расползавшийся по небу. Я побежал в его сторону и увидел большой пожар.

Горела церковь, стоящая в лесу. Из-за деревянного каркаса огонь быстро охватил все здание, подтачивая глиняные стены, которые теперь слабо держались, лишившись опоры. Пожар переместился с церкви на стоящие по соседству деревья, растапливая их верхушки, отчего и шел такой мерзкий дым. К счастью, все деревья были покрыты снегом, поэтому огонь не мог так быстро распространиться, но он упорно желал продолжать свое разрушительное шествие по лесу.

Внизу туда-сюда сновали монахи, бегая с различной посудой всевозможных объемов – от плошек до ведер и ушатов. Они забегали куда-то за ближайшую березовую рощу и возвращались оттуда с водой, которую незамедлительно выплескивали на церковь.

– Что тут происходит? – спросил я пробегающего мимо послушника в белой одежде, покрывшейся копотью. Сначала он не обратил на меня внимания, поэтому мне пришлось задержать его, ухватив крепко за плечо.

– Демоны напали! – испуганно прокричал послушник. – Спаси нас святой крест!

Священное учение крестоворота было широко распространено по всей Телехии. В принципе, ничего такого особенного оно собой не представляло, кроме призыва почитать нерушимый годовой ход солнца и звезд, а также неукоснительно исполнять посты и заповеди, которые, как они верили, были даны им самим создателем нашего мира. Священники крестоворота не были ярыми распространителями своего учения и никого не призывали к нему насильно – наоборот, они ратовали за добродетельные качества человека. Однако, кроме веры в бога, они также были слишком подвержены вере в сверхъестественных существ, вроде ангелов и демонов.

– Какой демон?! – прокричал я ему в ответ, пытаясь переорать треск обуглившихся бревен. – Нет тут никаких демонов!

Послушник в испуге отрицательно задергал головой.

– Нет, нет! – кричал он. – Я сам видел. Демон вышел из леса и наказал нас за нашу веру! О, великий Создатель, защити нас от беды! – запричитал он.

Со стороны церкви послышался булькающий смех. От колокольной башни отделилась огромная вспышка пламени и, пролетев вокруг церкви, зависла над входным крестом. Приглядевшись, я увидел в пламени едва заметные очертания глаз и рта, а внизу – небольшой вихрь, благодаря которому пламя держалось в воздухе на одном месте.

– Это элементаль! – воскликнул я. Некоторые служители, услышав мой голос, остановились, будто осмысливая сказанной мной.

– Огненный элементаль? – переспросил послушник.

Я помотал головой.

– Тебя как зовут? – спросил я послушника.

– К-клемм, – ответил, немного сбившись, послушник.

Я ответил ему:

– Понимаешь, Клемм, не бывает каких-то определенных элементалей – огня там или воды. Элементаль сам по себе – это совокупность всех четырех изначальных элементов, которые переходят один в другой прямо на ходу. Вон, сейчас, – я ткнул пальцем в висящее пламя, – элементаль перешел в огненную форму, однако снизу он оставил воздушную, –я переместил палец на вихрь, – чтобы летать.

Элементали были опасными чудищами, так до конца и не изученными охотниками. Они постоянно перетекали из одного состояния в другое, причем могли перевоплощаться как полностью, так и по частям. Бывалые охотники писали в своих бестиариях, что четыре изначальных элемента представляют собой четыре стороны существования элементаля: земля – форма, вода – жизнь, воздух – движение, огонь – смерть. Будучи в земляной форме, элементаль приобретал свойства огромного валуна с тяжелым весом и силой удара какого-нибудь великана. В водяной форме элементаль растекался, когда ему нужно было просочиться через небольшой проем или избавиться от назойливого противника. В форме воздушной элементали летали, парили и неслись с умопомрачительной скоростью, моментально достигая того места, куда они хотели попасть. И, наконец, в огненной форме они творили разрушения и несли гибель всему живому.

Откуда появлялись элементали и как они рождались, никто не мог дать ответа. Зачем они уничтожали все вокруг себя, тоже никто не знал, кроме того, что элементалей сложно разозлить, если не потревожить их место обитания. Но главное, что выведали охотники – это то, что в самом центре субстанции элементаля находился довольно твердый осколок, похожий на многоцветный кристалл, который назывался средоточием стихий. Если каким-либо образом вытащить или выбить средоточие стихий из элементаля, то он погибнет. Естественно, просто так достать средоточие стихий элементаль не давал, защищая свой источник существования любыми способами.