Народ Великого духа

Больше всего это напоминает общину первых христиан или даже монастырь – странный смешанный монастырь, не накладывающий на насельников обета безбрачия. Общая собственность на все, что есть в племени, настоятель (то есть князь), вкушающий с братьями и сестрами за одним столом и из одного котла, как родной отец, а не как господин. В поте лица добывают они свой хлеб, и князь Сергий ап Петр – один из первейших тружеников этого народа. Он и заведует на стройке, он и начальник в деревообделочной мастерской, он и капитан корабля, совершающего плавания по разным надобностям, он и судья, он и князь, он и епископ, проводящий для племени важнейшие церемонии.

Побывал отец Бонифаций и в так называемых детских яслях, где под наблюдением леди Фэры более полусотни маленьких членов племени, поделенных на возрастные группы, под руководством совсем молоденьких девушек познавали жизнь, в которую им предстояло вступить в ближайшее время. Особенно священника поразила игра, когда целые группы детей под руководством своих воспитательниц из игрушечных брусков, досок, цилиндров и конусов возводили дома и целые дворцы. В эти же ясли были отданы вывезенные с Берега Нерожденных Душ дочь Марвина-рыбака восьмилетняя Уна и дети Альбина-гончара: семилетняя Дженнифер и трехлетний Иден. Прошел лишь один день, а они уже с азартом играли со своими сверстниками. Священник подумал, что, пожалуй, эти дети из клана Рохан первыми выучат новый язык – разумеется, на своем, доступном их детскому уму уровне. Дети постарше под руководством так называемых «вожатых» собирали в окрестных лесах, грибы, ягоды и прочие дикоросы, которые они потом относили на кухню.

Некоторые девушки-воспитательницы были темными и светлыми дикарками, другие являлись выходцами из далекого двадцать первого века. В первую очередь отец Бонифаций хотел побеседовать именно с ними, да только их знание латыни было гораздо худшим, чем у Виктора. Фактически он сам по-русски говорил лучше, чем эти девушки на языке древних римлян. Вот что значит полное погружение в языковую среду, а не один-два урока в неделю, да еще у преподавателя, которому этот язык неродной. Но, помимо них, в эту же группу следить за играми малышей были назначены дочь леди Гвендаллион четырнадцатилетняя Шайлих и ее сверстница и подруга, дочь Виллема-воина Фианна. Священник поговорил с девушками, выслушал их рассказ о жизни на новом месте и утешил словами, что им досталась не самая тяжелая работа. Мол, многие их сверстницы работают в поле, пропалывая грядки от сорняков или на кирпичном заводе формуют из глиняной массы кирпичи. Поэтому терпите, дети мои, и возлюбите порученных вашему присмотру малых сих как своих собственных чад, которые у вас, несомненно, еще будут.

Еще одним удивившим отца Бонифация фактом было то, что рыбу для пропитания племени ловили не взрослые мужчины, а совсем юные девочки-девушки, голоногие, в коротких кожаных юбочках. Распоряжался ими мальчик чуть постарше своих подчиненных – загорелый, с выгоревшими вихрами и вечно исцарапанными локтями и коленками. Кстати, трех девушек из клана Рохан, – дочь Тревора-управляющего Авалон, дочь Онгхуса-кузнеца Бриджит, а также дочь Корвина-плотника Эну, – определили как раз в рыбацкую бригаду, и теперь они наравне с остальными вытягивали снасти и наживляли на острые крючки противных дергающихся червяков. И с ними священник тоже с удовольствием побеседовал, собирая информацию. Вот юные рыбачки совсем не жаловались, этим девочкам все было интересно и в новинку, а начальствующий над бригадой юноша Антоний оказался очень интересным мальчиком.

Вот только знали эти девочки еще слишком мало и не смогли даже сказать, что четыре темненьких и четыре светленьких девушки, составляющие костяк бригады, на самом деле являются Антону-младшему будущими женами и исполняют в его отношении все супружеские обязанности, кроме постельных. Это удивительную новость отец Бонифаций узнал от Виктора, который сообщил о ней как бы между делом. В этом диком мире дети взрослеют рано, и вот эти совсем еще дети выполняют те же обязанности, какие в клане Рохан выполняет взрослый Марвин-рыбак. Несомненно, этого достойного человека еще ждет немалое удивление, когда он поймет, что его место в новом народе прочно занято двенадцатилетним мальчишкой, который достойно справляется со своими обязанностями; по крайней мере лошадь, своим ходом курсирующая между берегом и столовой, едва успевала отвозить добытый улов на разделку.

Навестил падре и леди Гвендаллион в Большом Доме – там, где проживало княжеское семейство. Точнее, застать ее там он смог только прошлым днем после ужина, поскольку новые подруги, жены Сергия ап Петра, увели ее на прогулку на луг, где паслось небольшое стадо племени Огня и бегала огромная лохматая собака.

Поняв, что хочет от него леди, капеллан клана Рохан даже несколько растерялся. Ну как он может дать совет в таком деликатном деле: выходить леди Гвендаллион замуж за местного князя или доживать дни вдовой (ибо другого, хотя бы близко подходящего, варианта нет и не предвидится)? В обоих случаях никто и ни к чему принуждать ее не будет. В случае отказа леди Ляля и другие жены князя, оказавшие ей доверие, могут высказать некоторое сожаление – и все.

Если немного подумать и осмотреться непредвзятым взглядом, то становится понятным, что жизнь в этом племени течет вполне праведно и благочестиво… Разумеется, если не считать некоторых вещей, которые могут шокировать любого честного христианина. Особенно падре смущали эти коллективные купания голышом перед ужином. Но еще позавчера вечером, – как и вчера, и в предыдущие два дня, – во время плавания по реке отец Бонифаций не нашел в этом мероприятии ни малейшего признака похоти. Виктор объяснил, что того, кто не совершил омовения и не смыл с себя трудовой пот и пыль, Марина ап Виталий просто не пустит за стол ужинать. Чистота – ее религия, и не будь эта женщина доброй христианкой, быть бы ей жрицей Гигии и Асклепия. Да и воистину, побывав в деревообделочной мастерской и на кирпичном заводе, священник признавал, что если умерщвление плоти не считается тут доблестью (а это действительно так), то без омовения тела после такой пыльной и грязной работы не обойтись. Да и работа в поле и на огороде тоже не самая чистая. Собственно, ему самому тоже пришлось, отойдя в сторонку за кусты, скинуть рясу и омыть еще совсем не старое жилистое тело в водах ручья. И ведь никто при этом его не побеспокоил.

В итоге, приняв исповедь и отпустив леди Гвендаллион грехи, которые она успела совершить мыслью (ибо телом эта почтенная матрона еще не грешила), капеллан клана Рохан разъяснил ей, что они по Воле Божьей очутились там, где не действуют установления отцов церкви, ибо не настало еще их время. Если ты приехал в Рим, то веди себя как римлянин. Единственное, что он может сказать – вступление в брак, каким бы он ни был – это благое дело и исполнение Господнего завета «плодиться и размножаться», а делать то же без брака – блуд. Решать же, соглашаться на предложение княжьих жен или нет, придется ей самой. Иначе зачем ей даны ясный разум и свободная воля?

Тогда же и там же.

Гвендаллион, вдова Брендона ап Регана, временная глава клана Рохан.

Удивительно, но я тут всего лишь второй день, а вся прошлая жизнь кажется мне уже каким-то сном, когда страшным, когда не очень. Жены Сергия ап Петра с первых же минут окружили меня неподдельным участием и заботой. У меня никогда не было по-настоящему добрых подруг: виллы соседних фамилий находились от нас достаточно далеко, а в собственном доме у меня могли быть только служанки, и не более того. Здесь же все по-иному. Если тебе оказывают знаки приязни и уважения, то это потому, что ты – это ты, а не из-за социального положения и высокого происхождения. С другой стороны, кто я для Сергия ап Петра? Дочь давно вымершего народа, кости которого уже много веков занесены песком времени, и даже нации такой «корнцы» не осталось и в помине, все растворилось в англах и саксах… Но я смогла, я сумела уберечь свою фамилию от самого худшего, не дала ей предаться унынию и отчаянию, а потому, когда пришла присланная Господом помощь, мы встретили ее гордо, стоя на своих ногах с высоко поднятой головой. Я сделала для этого все, что могла, а потому мне оказывается почет и уважение.

К тому же оказалось, что совместный поход в банью еще не был тем местным сватовством, о котором мне рассказывал наш друг Виктор. Вместе со мной в это жаркое, похожее на Преисподнюю, место посетили только вернувшиеся из путешествия темные жены Сергия ап Петра, а также леди Фэра. А сам господин и повелитель пришел гораздо позже, когда меня, усталую, распаренную и едва переставляющую ноги, отвели туда, где я могла спокойно почивать до утра. Если я стану супругой этого русского князя, то мне придется привыкать к тому, что один-два раза в неделю меня будут обливать горячей водой, тереть жесткой лыковой мочалкой с мылом и нещадно избивать запаренными в кипятке связками березовых и дубовых веток. Сначала я наблюдала, как леди Фэра и леди Алуанна в четыре руки «наказывали» таким образом младших темных жен Сергия ап Петра, имена которых я никак не могу запомнить. Потом на широкую деревянную скамью легла Алуанна, и уже младшие жены довели ее до изнеможения. И лишь затем настала моя очередь. Когда старшие жены хлестали меня своими связками прутьев, то, против моего ожидания, больно не было, только весьма непривычно. Ну а потом мы все вместе пили холодный, чуть горьковатый травяной настой с медом, после чего я почувствовала необычайную слабость.

Тогда леди Фэра позвала леди Илин и леди Мани, которые помогли мне одеться в летнее местное платье (мои вещи отдали в стирку), и под руки проводили до гостевого летнего дома, что находился поблизости. Я упала на набитый свежим сеном чистый матрас и тут же провалилась в сон. Но еще перед этим, на полпути от баньи до гостевого дома, мы встретили Сергия ап Петра, который в сопровождении леди Ляли широкими шагами шел навстречу. И тут я подумала, что как раз сейчас, с моим уходом, в банье начнется все самое интересное… И от этой мысли в чреслах, давно не принимавших в себя мужчину, вспыхнул огонь и появилось желание развернуться кругом и броситься обратно. Но, во-первых, мне нужно было соблюдать достоинство, ибо ничто мое от меня не уйдет; а во-вторых, мне ужасно хотелось спать, и поэтому я не стала ничего предпринимать.

Когда я проснулась, кругом стояла такая тишина, что было слышно, как за окном пронзительными голосами стрекочут кузнечики. Несмотря на глубокую ночь, в комнате не было темно. Над дверью, не мигая, горел синеватый колдовской огонек, освещающий мою комнату призрачным потусторонним светом. В этом свете было видно, что на столе, накрытые чистой тканью, стоят миска с едой и высокая деревянная кружка с травяным напитком.