Вихри враждебные

– Полагаю, что да, ваше превосходительство, – ответил Бесоев, – прежде чем давать вам советы, мы это проверили. Первая модель, разумеется, может быть своего рода гибридом новых и привычных вам конструкций. Но раздвижные станины и указанные здесь углы вертикального и горизонтального наведения она должна обязательно иметь. И вот что должно появиться в итоге, лет этак через двадцать. Это 85-миллиметровая пушка Д-44, образца 1944 года.

Сказав это, Бесоев положил на стол перед генералом еще один эскиз и несколько фотографий. Вот это была пушка! Своим длинным, как у морских орудий, стволом с набалдашником дульного тормоза и скошенным низким щитом, она была похожа на присевшего и изготовившегося к броску хищника. С точки зрения артиллериста и исходя из своих характеристик, такое орудие показалось генералу Белому вершиной эволюции полевых орудий.

– Отлично, господин штабс-капитан, – сказал он Бесоеву, – основную идею единого боеприпаса и постоянно совершенствующихся полевых орудий я понял. А что с орудиями калибра крупнее трех с половиной дюймов?

– Принцип, ваше превосходительство, тот же самый, что и с трех с половиной дюймовыми пушками, – Бесоев достал еще несколько бумаг, – лафет с раздвижными станинами, большой угол вертикального наведения, дульный тормоз и прочие прелести. Новые крупнокалиберные орудия стоило бы поставить сперва для вооружения крепостной артиллерии. Тяжелые пушки, которые составляют основу крепостной артиллерии, в настоящий момент имеют совершенно недостаточную дальность стрельбы. В ходе Первой мировой войны осадные орудия противника могли безнаказанно расстреливать русские крепости с недосягаемой для нашей артиллерии дистанции.

– Ну, допустим, эту проблему, – сказал Белый, – можно решить за счет использования в крепостной артиллерии тяжелых морских орудий…

– Можно, ваше превосходительство, – кивнул Бесоев, – только, опять же, стоит помнить о едином стандарте боеприпасов для морской, крепостной и тяжелой полевой артиллерии. Что же касается орудий калибром до шести дюймов включительно, то количество стволов одного и того же калибра, состоящих на вооружении армии, примерно на порядок превзойдет совокупные потребности флота и крепостей. Ну, а все остальное вы уже знаете.

– Очень хорошо, – генерал Белый сложил бумаги в аккуратную стопку. – А теперь, ради чистого любопытства, скажите мне, господин штабс-капитан, если это, конечно, не секрет, а как обстоят дела с полевой артиллерией в ваше время?

– Конечно, не секрет, ваше превосходительство, – с улыбкой ответил Бесоев, – ваш калибр в сорок восемь линий считается у нас легким, а калибр в шесть дюймов – тяжелым. Правда, при этом существуют и восьмидюймовые гаубицы особой мощности, забрасывающие шестипудовые снаряды на сорок пять верст…

Немного помолчав, штабс-капитан добавил:

– Один наш знаменитый военачальник, который сейчас еще пешком под стол ходит, говорил, что при двухстах таких орудиях на версту фронта о противнике не докладывают. Докладывают о продвижении и запрашивают новые задачи. Впрочем, это дело несколько отдаленного будущего, до которого нынешней русской армии еще расти и расти.

– Очень интересный был разговор, господин штабс-капитан, – сказал Белый, поднимаясь со стула. – Но мне пора, да и у вас, наверное, есть неотложные дела…

– Погодите, ваше превосходительство, – Бесоев протянул генералу пару тоненьких брошюр, – вот, прочтите на досуге. Это не совсем артиллерия в принятом сейчас смысле слова. Но заниматься этим придется, скорее всего, именно вашему ведомству.

– Миномет калибром 82 миллиметра, конструкция и наставление по боевому применению, – прочел вслух Белый и спросил: – Что это, господин штабс-капитан?

– Оружие непосредственной поддержки пехоты, – ответил Бесоев. – Кстати, впервые изобретено как раз в Порт-Артуре хорошо известным вам капитаном Гобято. Если что-то будет непонятно – обращайтесь, поможем, чем сможем. А сейчас, поскольку уже поздно, позвольте вызвать вам авто?

– Благодарю вас, штабс-капитан, – Белый пожал Бесоеву руку, – и всего вам доброго.

– Честь имею, ваше превосходительство, – ответил Бесоев, – и вам всего доброго. Позвольте мне проводить вас…

30 (17) мая 1904 года, вечер.

Санкт-Петербург. Новая Голландия.

Глава ГУГБ, тайный советник

Тамбовцев Александр Васильевич

Ну, все – хватит нашему бравому штабс-капитану учить уму-разуму генералов. Пора уже ему, наконец, заняться своими прямыми обязанностями. Поработать, так сказать, бойцом невидимого фронта. Еще вчера я вызвал Николая Арсентьевича к себе и сообщил, что в самое ближайшее время ждет его дорога дальняя, неожиданные знакомства и большие хлопоты. Тот почесал затылок и сказал, что готов, как пионер, ехать туда, куда его пошлет Родина и начальство. А вот уже сегодня я собрал у себя в «Новой Голландии» всю команду наших «джеймсов бондов», для того, чтобы провести инструктаж.

Кроме штабс-капитана Бесоева из наших старых знакомых на инструктаже присутствовал ротмистр Познанский. Да, Михаила Игнатьевича на самом деле ожидает непростое испытание, поскольку на этот раз он будет работать за границей, то есть не совсем по своему профилю. Но мы смело можем на него положиться, потому что он уже проверен в деле.

Кстати, после меня инструктировать наших «засланцев» будет ротмистр Владимир Николаевич Лавров, однокашник Михаила Игнатьевича по 2-му Константиновскому военному училищу. Он тоже служил в Отдельном корпусе жандармов, но в июне 1903 года его откомандировали в распоряжение начальника Главного штаба Русской армии для весьма деликатного дела. Ротмистр Лавров был назначен руководителем вновь созданного Разведочного отделения Главного штаба, то есть военной контрразведки.

Присутствие Владимира Николаевича было в данном случае не случайным. Дело в том, что для поездки в Базель было решено обойтись без помощи зарубежной агентуры Департамента полиции. Уж больно народ в этом департаменте был склизкий, не вызывающий доверия. Достаточно вспомнить Лопухина и прочих, как говорили у нас, «оборотней в погонах».

А посему для оказания практической помощи команде Бесоева было решено привлечь силы военной разведки и контрразведки. Наш военный агент в Швейцарии генерал-лейтенант Григорий Александрович Розен уже получил предписание, в котором требовалось оказывать нашим людям полное содействие.

Кроме штабс-капитана и двух ротмистров в комнате сидел еще один участник будущей экспедиции за скальпом господина Парвуса. Точнее – участница. Ее в «Новую Голландию» привел генерал Ширинкин.

Скажу сразу – увидев Наталью Вадимовну – так представил мне ее генерал, – я испытал чувства, о которых, как мне казалось, я уже давно забыл. Натали было чуть больше двадцати лет. Внешне она была совершенно не похожа на одну из секс-бомб из XXI века – насиликоненных до неприличия, накрашенных и невообразимо тупых.

Было в ней то, что заставляет при взгляде у мужиков гулко биться сердце и испытывать напряжение в некоторых частях тела. Такая прелестница должна поразить Израиля Лазаревича Гельфанда прямо в сердце и ниже. А нам только это и надо. Как говорилось в одной гайдаевской кинокомедии: «Остальное – дело техники».

Немного побеседовав с Натали, я сделал вывод, что она не только красавица, но еще и большая умница. С разрешения полковника Антоновой я познакомил ее с тайной нашего появления в этом мире. Натали восприняла информацию о том, что ей доведется участвовать в тайной операции совместно с пришельцами из будущего, на удивление спокойно. Вполне вероятно, впрочем, что ей уже успел обо всем рассказать милейший Евгений Никифорович. А может, и не рассказал, и все дело в том, что Натали просто умеет держать свои эмоции под контролем.

Накануне мы с генералом Ширинкиным продумали легенду, под прикрытием которой группа Бесоева должна была отправиться в Базель. Бесоев должен был стать осетинским князем из свиты главноначальствующего Кавказской администрации князя Григория Сергеевича Голицына. Гордым, богатым и глупым. По легенде, Познанский, который в этой поездке будет его закадычным приятелем, станет изображать богатого помещика из Малороссии. Ну, а Натали выступит в амплуа содержанки Бесоева из «титулованных», которую горячий кавказский мужчина решил вывезти в Европу, чтобы показать ей всю широту души настоящего горского князя. Естественно, при знатной даме, как это и полагается, будет и служанка – одна из тех девиц, которых порекомендовал нам Евгений Никифорович, и которые успешно помогали нашим ребятам бороться с одиночеством.

В качестве силового прикрытия вместе с этим «квартетом» в Базель отправятся два спецназовца из нашего эскорта, которые будут изображать провинциальных дворянчиков, набившихся в компанию к князю, достаточно богатых, чтобы выбраться за рубеж, и слишком бедных, чтобы предаться там безудержному разгулу. Инструктаж с «группой поддержки» проведет лично Коля Бесоев, сообщив им о предстоящем зарубежном турне ровно столько, сколько он сочтет необходимым.

А вот с ведущими актерами будущей трагикомедии я решил побеседовать лично. Основное их задание – отловить господина-товарища Парвуса и в полной целости и сохранности переправить его в Петербург, где по нему давно уже рыдают нары в тюрьме ГУГБ. Ну, а если под руку случайно подвернется еще и Лейба Бронштейн, то следует выписать билет в «Новую Голландию» и ему. А не получится, то… Если мне память не изменяет, в Швейцарии, где уже достаточно развит альпинизм, можно легко раздобыть подходящий для этого дела ледоруб.

В Швейцарию группа Бесоева должна была попасть через Германию. Мои немецкие коллеги обещали оказать им полное содействие. Впрочем, ни о количестве участников этого путешествия, ни о его целях германским коллегам не сообщалось. Ни к чему им знать то, чего пока знать никому не следует. Немцы все же, по всей видимости, о чем-то уже догадываются, но палки в колеса, скорее всего, ставить нам не будут. Не в их это интересах.

Дело в том, что господин Парвус был и для них изрядным геморроем. В свое время они уже высылали его из страны, как «нежелательного иностранца». К тому же он ухитрился в пух и прах рассориться с законопослушной и достаточно обуржуазившейся немецкой социал-демократией, которая совсем не желала иметь дело с человеком, страстно мечтавшим «разжечь мировой пожар перманентной революции». Ведь именно он был творцом этой теории, а его прилежный ученик Лев Давидович Троцкий впоследствии лишь довел ее до полного совершенства.

На пассажирском пароходе группа Бесоева должна была из Петербурга отправиться в Гамбург. Оттуда на поезде вся компания направится в Базель. Вот там им надо будет держать ухо востро. Если социал-демократы – приятели Парвуса – больше болтали, чем действовали, то злые как черти члены эсеровской боевки были готовы разорвать на части всех, кто отловил их «гениального шефа» – Евно Азефа и практически разгромил саму организацию. Эсеры жаждали крови. А убивать они умели. Наши ребята, впрочем, тоже не овечки, да и ротмистр Познанский за это время тоже кое-чему научился.

В Базеле Бесоев и Натали, Познанский и «примкнувшая к ним» группа поддержки должны будут посещать различные злачные заведения, в которых обычно кутит Парвус. Я готов биться об заклад, что увидев Натали, этот бабник не сможет устоять перед ее чарами и начнет добиваться благосклонности такой эффектной женщины. Помучив его как следует, наша агентесса в конце концов «не устоит» перед его напором и пригласит любвеобильного Израиля Лазаревича в номер отеля, в котором она остановилась.

А там его уже будут ждать «трое из ларца одинаковых с лица». Один укол специальным препаратом, и злодей станет послушным аки ягненок. Из Базеля наша команда должна эвакуироваться тем же способом, каким Бесоев в компании Кобы, Ирины, Ленина и Крупской покидали его в прошлый раз. Тем более что Николай Арсентьевич один раз уже натоптал дорожку, и дополнительный инструктаж ему не понадобится.

Если же в это время в Базеле окажется и будущий «демон революции», то Бесоеву со товарищи следует навестить и его, тем же способом предложив прокатиться прямо до Питера. В случае, если все пройдет удачно, ребята прихватят Троцкого с собой, ну а если нет, то досрочно проведут операцию «Утка-2». Извините нас, компанеро Меркадер, Героем Советского Союза вам уже не быть…

Часа полтора мы обсуждали все варианты проведения акции. Наконец, проработав все нюансы, я дал отмашку, и Николай Арсентьевич перевел всю свою команду на казарменное положение. Времени у них было мало – Парвус и его подельники развили бешеную деятельность, поэтому, чем быстрее мы прекратим это бурление дерьма – тем лучше будет для России…

31 (18) мая 1904 года, утро.

Французская колония Мадагаскар.

Порт Таматаве (Туамасина).

Генерал-губернатор Мадагаскара,

дивизионный генерал Жозеф Симон Галлиени

Известие о том, что на рейде Таматаве бросила якорь объединенная русско-германская эскадра под командованием вице-адмирала Ларионова, поступившее по телеграфу прошлым вечером, заставило меня срочно бросить все дела, покинуть свою резиденцию в столице острова Антананариву, сесть в поезд и немедленно выехать в Таматаве. Любимая Франция в последнее время оказалась в весьма опасном положении. Еще предыдущий русский император расторг русско-французский союз, взбешенный отказом Франции исполнить свои союзнические обязательства и закулисными англо-французскими переговорами в Лондоне.

При этом вторая причина была значительно важнее первой. Ни для кого не секрет, что когда Александр III, отец прошлого и нынешнего императоров России, пошел на заключение этого, противоестественного с его точки зрения союзного договора с республиканской Францией, основным врагом России он видел Британию, Британию и только Британию. Только в том случае, если новый союз будет иметь прямую антианглийскую направленность, русские монархи соглашались защитить Париж от грозящей ему тевтонской ярости.

Вступив в тайные переговоры с Лондоном, эти штатские обормоты с Ке-д'Орсе поставили Францию в положение неверной жены, пойманной супругом прямо на месте преступления в крайне недвусмысленной позе. Когда все это выяснилось, разразился ужасающий скандал. Император Николай в ярости сменил министра иностранных дел, а Франции было объявлено о заключении нового, на этот раз уже русско-германского союза. Император Николай был убит русскими террористами, не успев завершить начатого. Но дело его живет. Континентальный Альянс – союз двух самых могущественных монархий в мире, был создан его братом Михаилом и прошел проверку в морском сражении с англичанами у Формозы. Никто теперь не знает, что будет с моей милой Францией, по милости политиканов оказавшейся один на один с жаждущими повторения своего триумфа германцами. Я вспомнил катастрофу под Седаном, где мне, тогда еще совсем молодому сублейтенанту морской пехоты, довелось изведать позор поражения и прусский плен. И мне ужасно не хотелось, чтобы этот кошмар когда-нибудь повторился.

Выйдя на набережную, я внимательно осмотрел гладкую, как стекло, темно-синюю гладь внутреннего рейда. Чуть в отдалении Индийский океан с тяжким рокотом уже привычно для меня бил волнами в прикрывающий бухту коралловый риф. Бессильная ярость морской стихии обычно завораживала, но сейчас внимание мое внимание привлекала совсем не она, а заполнившие бухту корабли под иностранными флагами.

Легкие крейсера германцев и угрюмо дымящие громады двух русских броненосцев были похожи на такие же французские, только, пожалуй, выглядели более приземистыми, без мачт, похожих на китайские пагоды. Но остальные корабли выглядели, как пришельцы из совсем другого мира.

Особенно странно выглядел огромный, превышающий по размерам когда-либо виденные мною корабли, с огромной плоской палубой и задорно вздернутым кверху носом. Неожиданно раздался гром, хотя на небе не было ни облачка. С палубы левиафана, со свистом и ревом рассекая воздух, в небо взмыл стремительный стреловидный аппарат, совершенно не похожий на ажурное сооружение братьев Райт.