Экипаж

…Тимченко докладывал Москве:

– Я восемьдесят пять четыреста шестьдесят восемь. Взлет произвел, высота тысяча двести… Самолет плохо слушается руля высоты. Предполагаем повреждение посторонним предметом на взлете…

Самолет шел в спокойном вечернем небе. Через просветы между облаками виднелись внизу морщинистые горные кряжи. В салоне пассажиры громко и нестройно пели вечную «Катюшу» – радовались тому, что страхи остались позади, что летят домой. Иностранцы не пели, но улыбались и даже притопывали в такт: они чувствовали себя гостями и хотели быть приятны хозяевам. Те из раненых, которые не могли сидеть, лежали – каждый на трех креслах с откинутыми подлокотниками.

В первый салон вошел Игорь и стал торопливо скатывать ковровую дорожку в проходе между креслами. Поющие понемногу замолкли. Люди с удивлением и тревогой смотрели, как Игорь вскрыл первый люк – ближний к кабине – и спустился под пол, в багажное помещение.

Фонариком он осветил зеленые с черными кольцами трубы – тяги рулевой. Осторожно потянул в одну сторону, в другую. Тяги руля поворота ходили легко, а тяги руля высоты почти не двигались.

По СПУ – самолетному переговорному устройству – бортинженер доложил командиру:

– Тяги руля высоты почти не ходят… Внешних повреждений нет. Перехожу в следующий отсек.

А около буфета два ряда кресел были вообще сняты. Там устроили импровизированный госпиталь. На разостланной простыне лежал пожилой англичанин с открытым переломом голени, это его поддерживали под руки у трапа. Врач закрутил жгут, чтобы остановить кровотечение, и наложил лубки. Следующий пациент уже ждал своей очереди. Рот у него был широко открыт и сдвинут на сторону.

– Челюсть сломал, – объяснили доктору.

Тот бегло ощупал лицо больного и уточнил:

– Не сломал, а вывихнул.

Одной рукой он придержал больного за затылок, другую сунул ему в рот, ухватил за зубы и быстрым беспощадным движением рванул вниз и назад. Пациент охнул, пошевелил челюстью и сказал удивленно:

– И все дела?.. Спасибо…

– Не за что, – отмахнулся доктор. – Самая трудная часть операции – убрать вовремя руку, чтобы пальцы не откусили.

Доктор, как и все, был в приподнятом настроении.

А в кабине атмосфера была совсем другая.

– Москва, центр! – вышел на связь Тимченко. – Я – восемьдесят пять четыреста шестьдесят восемь. Перелетел государственную границу СССР, пройду траверз Ленкорани в двадцать три десять.

В кабину вошла встревоженная Тамара.

– Что такое? – спросил Ненароков.

– Во втором салоне какой-то свист. И температура понизилась.

Игорь поднялся с кресла:

– Я пойду посмотрю. Разрешите?

Тимченко кивнул.

…Заложив руки в карманы, Игорь стоял в хвостовой части самолета и смотрел вверх, на потолок салона. В одном месте обивка была разодрана, и в эту дыру со свистом уходил воздух.

Бортинженер рванул обивку, раздвинул теплоизоляцию и у видел трещину в дюралевой обшивке самолета. Трещину шириной в два пальца. В нее медленно уползал, втягивался поролон теплоизоляции.

Игорь был человеком храбрым до отчаянности, но это зрелище заставило его измениться в лице и невольно отступить на шаг.

…Когда Игорь, осмотрев хвостовую часть, возвращался назад, пассажиры уже не пели. Женщин с детьми перевели в первый салон: там было немного теплее. Бортпроводницы раздали пледы, помогали укутать детишек. Игорь прошел в кабину…

…Тимченко докладывал Москве:

– Снижаюсь до трех тысяч: самолет разгерметизирован… в обшивке, в хвостовой части обнаружена трещина. Размеры уточняем.

К зданию Министерства гражданской авиации на Ленинградском проспекте подъезжали одна за другой черные «Волги». Люди, приехавшие на них, торопливо здоровались друг с другом, торопливо входили в стеклянные двери.

…Наверху, в просторной приемной, их встречал референт. Всем он говорил одну и ту же фразу:

– Проходите, пожалуйста, ждет.

В кабинете уже собралось человек десять. Шторки большой настенной карты были раздвинуты. Озабоченный человек в летной форме, стоя возле карты, докладывал хозяину кабинета ситуацию:

– На конечном этапе разбега, в момент отрыва от земли, имел место еще один подземный толчок. При этом самолет получил повреждение: вышел из строя руль высоты и в хвостовой части фюзеляжа образовалась трещина, размеры которой уточняются.

Из селектора раздался металлический голос:

– Самолет прошел траверз Ленкорани в двадцать три тринадцать… Высота три тысячи, скорость пятьсот…

– Да… Ситуация, – сказал хозяин кабинета. – Надо к ним послать кого-нибудь. Пускай пристроится с хвоста, произведет осмотр наружных повреждений…

Один из сидящих за столом сейчас же отозвался:

– Рейсом Баку-Ашхабад идет «Ил-18». Может, его?

В кабине Тимченко слушал сообщение Москвы:

– «Ил-18», следовавший рейсом Баку – Ашхабад, получил указание изменить курс, пристроиться к вам с хвоста и произвести осмотр повреждений…

Опять прибежала Тамара.

– Андрей Васильевич, пассажиры волнуются: некоторым дышать трудно… Что мне делать?

– Что делать? – задумчиво сказал Тимченко. – Сделай вот что. Принеси-ка нам, Тамарочка, кофейку.

– Что? – Тамара подумала, что ослышалась.

– Кофейку, кофейку… И вообще, поменьше волнуйся. Не бегай по салонам, а ходи спокойно… Мы снижаемся, дышать станет легче… И распорядись, чтоб достали чемоданы из багажного: пусть оденутся потеплее.

…Через вскрытый Игорем второй люк бортпроводник и двое строителей выгружали из багажного отделения чемоданы. Их раскрывали тут же, в проходе, и пассажиры одевались кто во что. Особо теплых вещей ни у кого не было: летели из южной страны.

…Когда появился «Ил-18», было уже совсем темно. Пристроившись в хвост самолету Тимченко, «Ил» зажег посадочные фары и сообщил по радио результаты осмотра:

– «Ту-154», вы меня слышите?.. Вижу вас хорошо. Руль высоты внешних повреждений не имеет, но в носовой его части виден какой-то посторонний предмет… На воздухозаборнике среднего двигателя вижу вмятину… Под ним, в верхней части фюзеляжа, трещина длиной около метра и загнут лист обшивки – встречным потоком.

– Спасибо, – поблагодарил Тимченко и повернулся к своим. – Ну, мастера, слышали?.. Что делать будем?