Убийца. Пьесы

1. ПРАГА

Гостиничный номер. Он и она входят в номер. Он толкает перед собой две большие сумки на колесиках. У нее в руке карточка и конверт, которые она кладет на стол.

ОН. И, наконец, в-четвертых, в России такой писатель как Фолкнер, был бы просто невозможен.

Она начинают распаковывать сумки и раскладывать вещи. Он ходит по номеру взад и вперед.

ОН. Спроси меня почему?

ОНА. Мне плевать

ОН. Я объясню тебе, почему. Фолкнер почти всю жизнь прожил в захолустном городке с населением что-то около десяти тысяч человек. Это чуть больше, чем мой родной поселок. Знаешь, что было бы со мной, если бы я прожил бы всю жизнь в родном поселке?

ОНА. Я бы тебя не встретила, и ты бы сейчас не выносил бы мне мозг? Номер, кстати, так себе.

ОН. Зато самый центр. Центрее некуда. Посмотри в окно.

Она выглядывает в окно

ОНА. Отлично. Автостоянка прямо под окном

ОН. Красота в глазах смотрящего. Кто-то видит автостоянку, а кто-то – собор… этого… ихнего… основного этого ихнего чувака.

ОНА. Вацлава?

ОН. Почему Вацлава?

ОНА. Основной чувак у них тут Вацлав.

ОН. Нет, другого какого-то. Блин, вчера же смотрел в Википедии, забыл.

Он заглядывает в душ

ОН. Ванны нет

ОНА. Нигде не было. С чего бы ей тут быть.

ОН. Я ополоснусь.

ОНА. Сначала инет мне сделай

ОН. Хочешь поскорее припасть к фейсбуку?

ОНА. Хочу с мамой поговорить!

Он достает из сумки ноутбук, ставит его на стол, включает. Садится.

ОН. Если бы я остался в родном поселке, я бы, наверное, спился бы и умер. Это в лучшем случае.

ОНА. Я даже боюсь спросить, что было бы в худшем. Стал бы великим писателем как Фолкнер и получил бы Нобелевскую премию?

ОН. Ага, щас. Шнобелевскую. В худшем случае я выжил бы и стал бы… понимаешь, таким… сельским чудаком. Работал бы в какой-нибудь кочегарке, бродил бы с блокнотом по лесам, разговаривал бы сам с собой и заваливал бы районную газету своими паршивыми стихами.

ОНА. Может быть, Фолкнер как раз и был таким чудаком.

ОН. Ты не сравнивай. Америка – она такая знаешь, ровная. Там провинция мало отличается от столицы. Три дома посреди поля – уже город. Со всеми коммуникациями. Почта, телефон, горячая вода, свежая пресса и новейшая литература. Сидя в своей Йокнапатофе, Фолкнер читал того же Джойса, что и Хемингуей в Париже. Это важно для формирования писателя. А у нас Москва и Россия – это даже не две разных страны. Это две разных цивилизации. Выезжаешь за МКАД и попадаешь в позапрошлый век. Там еще крепостное право не везде отменили. Российская деревня убивает все живое. Поэтому у нас даже писатели-деревенщики всегда старались селиться где-нибудь в районе метро «Аэропорт». Так. Он у меня пароль спрашивает. Нам на ресепшене давали какой-нибудь пароль?

ОНА. На конверте посмотри.

Он смотрит на конверте

ОН. А, вот он. Смотри, как они хитро придумали. Вайфай типа бесплатный, но скорость 512 килобайт.

ОНА. Это мало или много?

ОН. Помнишь, какой интернет у нас был в Отрадном?

ОНА. Серьезно?

ОН. Вот это было как раз 512 килобайт.

ОНА. Сколько надо заплатить?

ОН. Двенадцать евро, чтобы поднять до 5 мегов, двадцать два, чтобы поднять до 10.

ОНА. Давай до пяти.

ОН. Окей.

Стучит по клавиатуре

ОН. Интересно, много народу сегодня придет?

ОНА. Кто-нибудь да придет. Чехи любопытные. Только про 68-й год не шути.

ОН. Не волнуйся. У меня все мои байки уже на автомате. В Варшаве было человек двадцать.

ОНА. Мне кажется, больше.

ОН. Меньше, восемнадцать. Я их посчитал. Сколько из них купят мою книгу? Один, два?

ОНА. Не твоя забота.

ОН. Мне кажется, издательство круто просчиталось с этой моей поездкой. Они совершенно точно не отобьют затраты. Перелет на двоих стоил… хорошо, это был дешевый рейс, но все равно почти двести евро. Номер где-то семьдесят евро в сутки, питание…

ОНА. Тебя это каким боком волнует? Хватит уже считать чужие деньги. Наслаждайся поездкой.

ОН. Не могу.