Карантин

Шоно перекатилась на бок и обрушил кинжал на рыжую с чёрным шкуру. Расчёт был простой – лезвие войдёт между позвонков, и зверю конец.

Но тигр разгадал его маневр. Шоно понял это, когда под толстой шкурой между лопаток пробежала волна мускулов – а потом буквально за долю секунды голова повернулась и страшная красная пасть сомкнулась у него на запястье.

Шоно почувствовал, как словно бы десяток игл прошил его руку, и кровь потекла в тигриную пасть.

Вопль вырвался из чугунной груди через распухшее горло. Боль и удушье скручивали – но вопль был сильнее и рвался, хлестал, словно пиво из бутылки, которую слишком долго трясли. С каждой секундой сил оставалось всё меньше, кинжал стукнул по половику и синие глаза волчицы взглянули с сочувствием.

Положение было отчаянное.

2

Всё началось пару дней назад, когда Шоно был здоров и ещё не узнал про Тийну.

Душный, битком набитый вечерний автобус поворачивал на Копище. Пол дёргался на каждом ухабе, пахло десятками разных оттенков пота, а в сумраке окон уже мелькали окраинные пейзажи – одноэтажные, деревенского вида домики, частоколы заборов, по-зимнему голые, взъерошенные деревья садов.

Когда-то Копище считалось деревней. Потом, уже при Хрущёве, на колхозных угодьях раскинулись вонючие поля аэрации, а дома включили в городскую черту. Добавили два автобусных маршрута, застроили целый квартал перед школой стандартными бетонно-блочными многоэтажками – секции делали рядом, на цементном заводе. Потом Советский Союз закончился, при новой власти начали закреплять участки в частном владении. Кадастровые комиссии отобрали по ревизии все выморочные куски, где дома развалились, а наследников не нашлось – и так и оставили их зарастать лопухом и репейником.

Этому району уже не судьба стать процветающим коттеджным посёлком. В трухлявых домиках доживают свой век жадные морщинистые старушки, их лица похожи на картофельные клубни. Про них помнят только пенсионный фонд и налоговая инспекция.

Есть и кирпичные домики, в два этажа. Таких немного и заборы у них высокие. Вместо садика у таких – выложенный прямо на дёрн готовый газон с одинаковыми травинками. И непременно гараж, такой огромный, словно хозяин там держит слона.

Шоно сначала услышал лёгкое потрескивание – и только потом повернул голову.

На вид ей было лет семнадцать. Чёрная зимняя куртка по фигуре, меховой капюшон, новенькая, словно только из магазина, шапочка. Даже в тускло-жёлтом свете чумазых ламп было видно, как сверкают её холёные, стильно подстриженные волосы.

За спиной у неё был чехол, в каких носят гитары. Именно оттуда и доносился треск.

Достаточно заметный, чтобы Шоно обратил внимание. И достаточно тихий, чтобы его не заметили усталые пассажиры.

Автобус замер, двери распахнулись во мрак. Девушка двинулась к ступенькам. Шоно – за ней. Он пробирался через толпу, словно сквозь заросли.

Остановка Карасёва. Нет даже крыши, просто скамейка, полностью ушедшая в снег, и стандартная жестяная табличка на столбе. Вокруг – чёрный и синий мир, и кажется, что вся планета стала такой и куда бы ты не пошёл, на север, на юг, на восток или на запад, будет одно и то же – зимняя ночь, заборов торчат из сугробов, а по ту сторону заборов – домики чёрные пятна домиков и в окнах ни огонька.

Шоно и девушка оказались единственными, кто здесь вышел. Автобус с шипением закрыл двери и покатил дальше, оставляя за собой тишину.

По снегу вдоль дороги тянется глубокая борозда. Они шагали гуськом, по колено в сыпучем снегу, к перекрёстку, где на бетонном столбе горел одинокой звездой ржаво-рыжий фонарь. Он казался единственным источником света на многие километры вокруг.

Вот они уже под фонарём. Здесь расчищено. От ног поползли длинные тени.

Теперь уже можно разглядеть, что над заборами тянется жёлтая нитка газопроводной трубы, а под фонарём уцелела доска объявлений с одной-единственной бумажкой:

Осторожно!

Обивка и ремонт мягкой мебели.

Девушка обернулась. Шоно попытался определить цвет её глаз, но тени легли так, что вместо глаз были чёрные впадины.

– Кто вы?– спросила она. Голос был тонкий и металлический. Каждое слово – как удар шпагой.

– Я работаю с тем же, что и вы,– ответил Шоно. Он остановился прямо под фонарём – чёрный силуэт на фоне ржаво-рыжего снега.

– И откуда вы знаете, над чем я работаю? Может,я ещё в школе учусь.

Голос звучал мягче, а плечи расслабились. Видимо, она уже убедилась – перед ней не маньяк.

– Я знаю, что у вас за спиной – не гитара.

– И что же там у меня? Я надеюсь, чехол с яблоками?

– Там одна из тех вещей, с которыми я работаю,– Шоно понизил голос ещё,– Я думаю, у вас там – оружие.

– Получается, я разгуливают по ночному Копищу с автоматом за спиной?

– И вы, и я знаем, что это не так. Автомат тяжёлый, его нужно успеть вытащить. К тому же, на него непросто получить разрешение, даже если ты не школьница. В мирное время автомат для самообороны бесполезен. Нужно что-то другое.

– То есть травматические пистолеты и прочие газовые баллончики носят в гитарных футлярах?

– Я думаю, у вас там что-то вроде меча. Холодное оружие, вероятно магическое.

Девушка повела головой и шагнула поближе. Чёрные тени сползли с лица, словно вуаль.

– Продолжай.

– Сначало мне нужно знать, как к вам обращаться.

– Зачем?

– Я мог о вас что-то слышать. Имя привязывает слухи к человеку. Мне важна репутация тех, с кем работаю.

– А если я откажусь называть моё имя?

– Значит, я смогу узнать его другим способом.

– Каким же, интересно, способом?

– А вы разве не хотите узнать, почему ваш меч заискрил? Ещё немного – и футляр мог загореться. Пришлось бы тушить его снегом.

– Вы хотите знать моё имя – но как зовут вас?

– Шоно. Это достаточно редкое имя, чтобы называть меня так.

– Странное имя.

– Монгольское.

– Вы кажется очень загадочным.

Смуглое азиатское лицо Шоно было по-прежнему непроницаемым.