Сказания о земле Русской. От начала времен до Куликова поля

После же всех пришли греки, разобрали все чужие законы, а свои хвалят, и так чудно и хорошо говорят. Повествуют, что есть другой свет; если, говорят, кто примет нашу веру, то хоть бы и умер – опять встанет и не умрет вовеки. Что вы на все это мне ответите?» – «Ты сам знаешь, князь, – сказали бояре и старцы, – никто своего не хулит, а всегда хвалит. Если хочешь испытать доподлинно, то у тебя довольно мужей, пошли их и вели рассмотреть в каждой стране, как служат там своему Богу».

Речь эта понравилась и князю, и всему совету. Было выбрано десять мужей добрых и смышленых, которые отправились прежде всего к камским болгарам, потом к немцам, а затем и к грекам. По их возвращении у великого князя собрались опять бояре его дружины и старцы городские. Послы стали рассказывать собранию, что видели в разных странах. «Видели мы у болгар, – говорили они, – поклоняются в храме, стоя без пояса; поклонившись, сядут и глядят туда и сюда, как сумасшедшие. Нет веселья у них, но печаль и страх великий, нет добра в их законе. Когда были мы у немцев, то видели многое на их службе, но красоты не видали никакой. Когда же пришли мы к грекам и они повели нас туда, где служат своему Богу, то мы в изумлении не ведали, на небе ли мы или на земле. Нет на земле такого вида и такой красоты. И рассказать не умеем! Знаем только, что там Сам Бог с людьми пребывает, и служба у них выше всех стран! Не забудем мы той красоты! Всякий, кто вкусил сладкого, не захочет уже горького; тоже и мы не можем уже больше оставаться в язычестве». Слушавшие послов бояре и старцы вполне согласились с ними и сказали Владимиру: «Если бы дурен был закон греческий, то и Ольга, бабка твоя, мудрейшая из всех людей, не приняла бы его». – «Где же приму крещение?» – спросил тогда великий князь.

«Где тебе будет любо», – ответила ему его верная дружина. Это было в 988 году.

В это время как раз случились у Владимира нелады с городом Корсунью, принадлежащим византийским императорам, и он пошел на него походом.

Подойдя к городу, русские осадили его и приступили к подготовке приступа. Для этого они начали насыпать к городской стене земляную насыпь, чтобы войти по ней в город. Но греки повели подкоп под самую стену, ночью спускались в него и выбирали всю землю, которую наваливали русские за день, и разносили ее потом по городу. Таким образом, дело Владимирово почти не подвигалось вперед. Но вскоре нашелся в городе среди корсунцев друг русских, некий муж Настас. Он пустил в наш стан стрелу с запиской к Владимиру, на которой было написано: «Перекопай и перейми воду из колодца, лежащего от тебя к востоку; из него идет по трубе вода в город». Обрадованный этой запиской, Владимир громко сказал: «Если от этого Корсунь сдастся, то я и сам крещусь». После этого вода из колодца была перекопана, и томимые жаждой корсунцы сдались через несколько дней.

Вступив в город, Владимир тотчас же послал к царям Василию и Константину послов, с таким словом: «Славный ваш город я взял. Слышал я, что у вас есть сестра девица; коли не отдадите ее за меня, то и с Царьградом вашим сделаю то же, что и с Корсунью».

Встревоженные и опечаленные цари отвечали: «Недостойно христианкам выходить за язычников. Крестись, и тогда дадим тебе невесту, и примешь ты царство Небесное и единоверен будешь ты с нами. Не захочешь креститься, не сможем мы отдать тебе сестру нашу». На это Владимир послал им такой ответ: «Я уже испытал вашу веру и готов креститься; люба мне эта вера и служенье, о которых мне рассказывали посланные мною мужи». Константин и Василий обрадовались этому ответу и стали умолять свою сестру Анну идти за Владимира. Ему же они послали сказать, чтобы он крестился перед тем, как посылать Анну. Но Владимир ответил: «Пусть те священники, которые придут с сестрой вашей, крестят меня». Тогда цари уговорили с большим трудом свою сестру и отправили ее в Корсунь со священниками. Расставание Анны с братьями было очень тягостное. «Иду точно в полон, – говорила она, – лучше бы мне умереть». Братья же утешали ее так: «А что, если Господь обратит, благодаря тебе, Русскую землю на покаяние, а Греческую землю избавит от их лютой рати; ты знаешь, сколько зла наделала Русь грекам? И теперь, если не пойдешь, будет то же самое».

Анна, в сопровождении священников, со слезами села на корабль, простилась с милой родиной и поплыла в Корсунь, где была торжественно встречена жителями. В это время, по Божьему устроению, Владимир заболел глазами, и настолько сильно, что ничего не мог видеть, почему очень горевал и не знал, что ему делать. Царевна Анна, узнав про эту болезнь, послала ему сказать, что если он хочет избавиться от болезни, то непременно должен скорее креститься.

Услышав это, Владимир сказал: «Если так случится, то воистину велик будет Бог христианский».

Затем последовало его крещение. Епископ Корсунский с прибывшими из Царьграда священниками, после оглашения, крестил великаго князя. Как только на него были возложены руки, Владимир тотчас же прозрел. До глубины души потрясенный этим, он воскликнул: «Теперь увидел я Бога истинного».

По прибытии в Киев первым долгом Владимира было крестить своих сыновей и освободить от обязанностей супруг своих языческих жен.

К Рогнеде им было послано сказать следующее слово: «Теперь, крестившись, я должен иметь одну жену, которую я взял, христианку; а ты выбери себе мужа из моих князей и бояр, кого пожелаешь».

Но не такова была Рогнеда Рогволодовна. Она, в свою очередь, послала сказать Владимиру: «Царицей я была, царицей и останусь, и ничьей рабой не буду. А если ты сподобился святого крещения, то и я могу быть невестой Христовой и принять ангельский лик». В это время с ней был ее десятилетний сын Ярослав, хромой от рождения и больной ногами, почему он до сего дня вовсе не мог ходить. Услышав слова матери, он вздохнул и сказал ей: «Истинная ты царица царицам и госпожа госпожам, что не хочешь с высоты сойти вниз. Блаженна ты в женах». Сказавши это, Ярослав свободно встал на ноги и с тех пор начал ходить, а Рогнеда постриглась и была наречена в иночестве Анастасией. Всех детей от Владимира у нее было шесть: сыновья Изяслав, Ярослав, Всеволод и Мстислав и дочери Мстислава и Предслава.

Отпустив своих языческих жен, Владимир по прибытии в Киев приступил и к очищению города от языческих идолов: некоторых рассекли на части, других сожгли, а самого главного – Перуна – привязали к хвосту лошади и потащили с горы, причем 12 человек должны были бить его палками, для поругания перед народом. Когда его приволокли к берегу и бросили в воду, то многие проливали слезы и долго следовали за плывшим болваном по берегу. Разрушив идолов, приступили к проповеди народу Христовой веры; прибывший из Греции митрополит, вместе со священниками, ходил и проповедовал всюду по Киеву слово Божие; сам великий князь Владимир участвовал в этой проповеди. Наконец, когда население было таким образом подготовлено, он приказал оповестить по всему городу, чтобы на другой день все некрещеные шли к Днепру.

Здесь, 1 августа 988 года, и совершилось величайшее событие в жизни Руси – она приняла святое крещение.

Киевляне, стар и млад, входили в воды Днепра. Кто стоял по шею в воде в самой глубине, кто до персей; малые теснились поближе к берегу, а младенцев взрослые держали на руках. Службу свершали епископ Михаил и прибывшие с царицей священники.

Восприемником своего народа был сам великий князь, стоявший тут же на берегу.

«Умилившись духом при виде этого радостного зрелища, как крестится его родной народ, Владимир, – говорит летописец, – возведя очи на небо, изрек: «Боже, сотворивший небо и землю! Призри на новые люди сии и даждь им, Господи, познать Тебя, истинного Бога, как уже познали страны христианские; утверди веру в них правую и несовратимую, а мне помоги, Господи, на супротивного врага, дабы, надеясь на Тебя, я победил бы его козни».

После крещения Владимир приказал тотчас же рубить и ставить по всему городу церкви в тех местах, где раньше были кумиры. На холму, где стоял Перун, была построена церковь Святого Василия, именем коего был окрещен Владимир в Корсуни. На том же месте, где были убиты разъяренной толпой два варяга – Феодор и Иоанн, Владимир повелел соорудить особо богатый храм, в честь Богоматери, вызванными для этого мастерами из Греции. Когда постройка этого храма была окончена, то на содержание его Владимир определил давать десятую часть доходов со своих имений, почему церковь и была названа десятинной, а управителем этих десятин был поставлен корсунский грек Настас.

Дивный храм этот был построен и украшен по-царьградски. Двадцать пять глав, или верхов, украшали его снаружи, а внутри было множество столпов из драгоценного мрамора, яшмы и других камней; стены же были украшены прочной живописью. Перед храмом, с западной стороны, в подражание Царьграду, были поставлены привезенные из Корсуни две медные статуи и четыре медных коня.

Вместе с постройкой Божиих храмов первым помыслом Владимира после крещения было заведение школ для книжного учения, так как христианство, кроме истинной веры, принесло также с собою в Русскую землю грамоту и всю науку.

Владимир же, как восприемник при крещении своего народа – по святому долгу, налагаемому Церковью на восприемников, должен был тотчас же приступить к научению своих крестных детей Христовой вере и всей людской премудрости во славу Божию и на пользу своей родной земли. После него и все русские государи, наследуя от своих предшественников верховную власть над землею, наследуют вместе с тем и долг восприемничества над своим народом; поэтому-то они всегда и стоят во главе русской Церкви и просвещения.

Чтобы начать дело обучения народа, Владимир собрал у лучших простых людей Киева их детей и отдал их в устраиваемые школы, под руководство священников. При этом многие матери плакали по своим ребятам, как по умершим, так как очень темен еще был народ. Из набранных детей в школах этих, разумеется, прежде всего стали готовить будущих священников и прочих церковников, которые необходимы были как для совершения треб, так и для научного просвещения паствы.

После крещения киевлян Владимир послал священников, вместе с мужами своей дружины, по разным концам Русской земли – исповедовать Евангелие, а затем и крестить народ. На север, по великому пути «из варяг в греки», был отправлен митрополит Михаил, вместе с Добрыней, дядей Владимира, и Настасом Корсунянином.

Народ, живший по пути из варяг в греки, крестился везде без принуждений, но в Новгороде, старом языческом гнезде, всегда крепко не любившем Киев и его христиан, введение Христовой веры было делом нелегким. Когда в Новгороде узнали, что Добрыня идет крестить, то собрали вече, и все поклялись не пускать его в город и не давать идолов на ниспровержение; и точно, когда пришел Добрыня, то новгородцы разметали большой мост и вышли на него с оружием. Добрыня стал было уговаривать их ласковыми словами, но они и слышать не хотели и выставили против него камнеметные орудия; особенно возбуждал новгородцев против христианства волхв Богомил, прозванный за свою складную речь Соловьем. На торговой стороне назначенный в Новгород епископом Иоаким, корсунянин родом, вместе со священниками ходили по улицам и учили людей, сколько могли; им удалось окрестить в два дня несколько сот человек. На другой же стороне реки в это время новгородский тысяцкий Угоняй ездил всюду и кричал: «Лучше нам помереть, чем дать богов наших на поруганье» – и до того возбудил народ, что тот разграбил дом Добрыни, находившийся на том берегу реки Волхов, убил его жену и еще несколько родственников.

Тогда Добрыня отправил на ту сторону реки своего тысяцкого Путяту с 500 человек. Путята незаметно переправился ночью на лодках, захватил Угоняя и других главных зачинщиков беспорядков и отправил их на расправу к Добрыне. После этого народ вступил с Путятой в жестокую сечу и разметал церковь Преображения Господня, принадлежавшую новгородским христианам, кои давно находились в городе в малом числе.

В помощь Путяте на другой день с рассветом прибыл Добрыня со своими людьми и велел зажечь некоторые дома на берегу. Тогда новгородцы испугались, побежали тушить пожар, и сеча перестала, а самые знатные люди пришли к Добрыне просить мира. Добрыня, конечно, тотчас же согласился на мир, но приказал немедленно сокрушить всех идолов: деревянных пожечь, а каменных, изломав, побросать в реку. Мужчины и женщины, видя это, с воплями и слезами просили за них, как за своих богов. Добрыня с насмешкой отвечал им: «Нечего вам жалеть о тех, кто себя защитить не может; какой пользы вам от них ждать?» – и послал всюду с объявлением, чтобы шли креститься. Вместе с тем посадник Воробей, воспитанный в детстве с Владимиром, человек, отлично владевший словом, пошел на торг и стал сильно уговаривать народ креститься. Многие пошли к реке сами собой, а кто не хотел, того воины тащили силой; говорившим же, что они уже крещены, приказано было надеть на шею кресты, а у кого креста не было, того вели в воду. Так крестились новгородцы. Память в народе о насильном крещении сохранилась надолго, и много лет спустя нельзя было больше рассердить новгородцев, как сказать, что их «Путята крестил мечом, а Добрыня огнем».

Приняв христианство, Владимир не только ревностно насаждал его среди народа, но и сам преобразился духовно до неузнаваемости. Со времени своего крещения в свою боярскую думу, кроме городских старцев, он стал всегда приглашать и епископов, которые оказывали на все дела большое влияние.

Особенно усердно творил Владимир милостыню. Слушая однажды, как читали в церкви Евангелие, Псалтырь и Книгу премудрости Соломона, он, по рассказу преподобного Нестора, был более всего поражен следующими местами этих священных книг:

В Евангелии: «Блаженны милостивые, яко тии помилованы будут. Продайте имение ваше и отдайте нищим. Не собирайте себе сокровищ на земле, где моль и ржа истребляют и где воры подкапывают и крадут; но собирайте себе сокровища на небе, где ни моль, ни ржа не истребят». В Псалтыри царя Давида: «Блажен муж, который милует и дает». В Книге премудрости Соломона: «Дающий нищему, Богу взаймы дает». Слышавши все это и желая жить по Писанию, Владимир приказал каждому нищему и убогому приходить на княжий двор и брать все, что им нужно, платье, и яденье, и деньги из казны своей. После этого он вспомнил, что есть и такие, которые, вследствие дряхлости и болезни, не могут добрести до двора его; и вот Владимир велел устроить особые возы, складывать на них хлеб, мясо, рыбу, всякие овощи, мед в бочонках, а в других квас, возить все это по городу и везде спрашивать: «Нет ли где больного и нищего, который не может идти к князю во двор» – и раздавать, кому что нужно.

Сделавшись христианином, Владимир стал настолько жалостлив к людям, что прекратил казнить и наказывать преступников; вследствие этого вскоре развелось огромное множество воров и убийц, которые заняли все дороги и начали немилосердно убивать и грабить всех путников, так что одно время не было безопасного прохода и проезда к Киеву.

Тогда сами епископы пришли к Владимиру и сказали, что «умножились разбойники, отчего не казнишь их?» – «Боюсь греха», – отвечал Владимир. «Ты поставлен от Бога, – сказали ему на это епископы, – казнить злых, а добрых миловать; поэтому разбойников следует казнить, но по правде, с испытанием». Тогда Владимир стал казнить разбойников; впоследствии же он нашел возможным отменить эти казни и стал наказывать преступников одной денежной пеней – вирою.

Будучи истинно благочестивым и в точности исполняя евангельские веления о милосердии, Владимир вместе с тем был гостеприимным и ласковым хозяином; он со своей княгиней постоянно задавал веселые пиры – как по случаю особых церковных торжеств, так и вообще, в каждый воскресный день. На эти пиры приглашались, во-первых, дружина, а затем сотские, десятские и другие выборные мужи от города. Было за княжескими столами всего во множестве: было мясо и от скота, и от зверей, и всего было в великом изобилии. Народ прозвал своего ласкового и щедрого князя Красным Солнышком.

Особенно любил князь свою дружину и ничего не жалел для нее. Однажды подпили его гости и начали роптать на своего князя: «Горе нашим головам, дает нам есть деревянными ложками, а не серебряными!» Услышав это, Владимир тотчас велел сковать серебряные ложки и промолвил при этом: «Серебром и золотом не соберу дружины, а дружиной сыщу и серебро и золото, как и дед мой, и отец мой дружиной доискались и золота, и серебра». Насаждая Христову веру и устраивая порядки в Русской земле, Владимиру и после своего крещения немало приходилось заниматься ратным делом. Он удачно воевал с дунайскими болгарами, посылая на помощь русские войска своим новым родственникам, греческим царям.

Однажды он послал отряд русских воинов, в шесть тысяч человек, своему зятю – царю Василию. Этот Василий, около 1000 года, взял их с собой в Армению, куда он приходил с миром и делал дружеский прием владетелям Грузии и Кавказа. Тут произошел такой случай. Как-то раз из отряда русских какой-то воин нес сено для лошади. Подошел к нему один из грузин и отнял у него сено. Тогда на помощь русскому прибежал другой русский. Грузин крикнул своих, которые, прибыв, убили первого русского. Тогда все русские, бывшие там, как один человек, поднялись на бой и побили всех находившихся здесь грузин. «В этот день не уцелел ни один благородный грузин; все заплатили немедленно смертью за свое преступление», – рассказывает один армянский писатель по этому поводу. Это показывает, почему Русь всегда была грозной; она всюду жестоко платила за полученные обиды и никогда не оставляла их без отмщенья; даже и после принятия христианства обычай кровавой мести существовал еще весьма долгое время и был даже узаконен.

Самыми главными и тяжелыми походами для Владимира были его походы против ближайших соседей – печенегов. С тех пор как их навел на Русскую землю, чтобы отомстить за смерть Ярополка, его верный дружинник Варяжко, они постоянно тревожили Владимира и часто подходили к самой границе, которая проходила тогда близко от Киева.

В 992 году печенеги двинулись на Киев от реки Сулы; Владимир же встретил их на реке Трубеже, на броде, где стоит город Переяславль. Каждая рать стала на своем берегу, и никто не решался переходить реку. Наконец, печенежский князь подъехал к реке, крикнул Владимира и сказал ему: «Выпусти своего мужа, а я своего; пусть борются. Если твой муж ударит моим, то не будем воевать три года; если же мой муж ударит твоим, то будем воевать три года». Владимир согласился и, возвратясь в свой стан, приказал кликать клич по всем палаткам: «Нет ли кого, кто бы взялся биться с печенегом?» Но никто не отозвался. А на другой день уже приехали печенеги и привезли своего бойца. Стал тужить Владимир, что нет у него никого против печенежского силача, и вот пришел к нему один старик и говорит: «Князь! Есть у меня один сын меньшой дома; с четырьмя сынами вышел я сюда, тот дома остался; с детства никому еще не удавалось им ударить; однажды я его журил, а он мял воловью кожу, так в сердцах он разорвал ее руками». Князь обрадовался, послал за меньшим сыном старика и рассказал ему, в чем дело; тот отвечал: «Не знаю, могу ли я сладить с печенегом; пусть меня испытают; нет ли где быка большого и сильного?» Нашли быка, разъярили его горячим железом и пустили; ко гда бык бежал мимо силача, тот схватил его рукой за бок и вырвал кожу с мясом, сколько мог захватить. Тогда обрадованный Владимир сказал: «Можешь бороться с печенегом».

На другой день пришли печенеги и стали кликать: «Где же, наконец, ваш боец; наш уже давно готов». Владимир велел вооружиться нашему молодцу, и оба выступили друг против друга. Выпустили печенеги своего великана страшного, и когда выступил боец Владимиров, то печенег стал смеяться над ним, потому что тот был среднего роста. Затем размерили место между обоими полками и пустили борцов: они схватились и стали крепко жать друг друга; русский, наконец, сдавил печенега в своих могучих руках до смерти и ударил им о землю; раздался крик в полках; затем печенеги побежали, а русские погнались за ними. Обрадованный Владимир заложил на том месте, где стоял, город и назвал его Переяславлем, потому что русский богатырь перенял славу у печенежского; отца же, вместе с сыном, князь пожаловал в знатные бояре. Звали нашего славного кожемяку Ян Усмошвец.

По истечении трех лет после этого единоборства, в 995 году, печенеги, согласно уговору, открыли военные действия и подошли к городу Василеву. Владимир вышел им навстречу с малой дружиной и едва не погиб; дружина была разбита, а сам он с несколькими человеками еле спасся, укрывшись где-то под мостом. Это было в самый день Спаса Преображения, 6 августа. В благодарность за свое избавление от неминуемой смерти Владимир построил в Василеве обетную деревянную церковь и затем праздновал Преображение целых восемь дней; он сварил 300 провар меду, созвал бояр, посадников, старейшин со всех городов и множество простых людей и богато одарил всех убогих. К Успеньеву дню великий князь воротился в Киев и опять устроил великий праздник, созвавши бесчисленное множество народа.

Через два года, в 997 году, печенеги опять в огромном количестве появились у наших границ. Владимир пошел в Новгород собирать конных людей, а печенеги, узнав, что великого князя нет, пришли и стали вокруг Белгорода, отчего в нем скоро наступил большой голод. Наконец, съевши почти все запасы и видя пред собой голодную смерть, белгородцы, рассказывает летописец, собрались на вече и сказали: «Нам приходится помирать с голоду, а от князя помощи нет; что же, разве лучше нам помирать? Сдадимся печенегам: кого убьют, а кого и в живых оставят, все равно умираем уже с голода». На том и порешили.

Один старик не был на вече; когда он спросил, зачем собирались, и ему сказали, что на другой день люди хотят сдаться печенегам, то он послал за городскими старейшинами и спросил их: «Что это я слышал, вы уже хотите передаться печенегам?» Те отвечали: «Что же делать, не стерпят люди голода». Тогда старик сказал им: «Послушайтесь меня, не сдавайтесь еще три дня и сделайте то, что я велю». Те обещали с радостью его слушаться, и он приказал: «Соберите хоть по горсти овса, или пшеницы, или отрубей». Когда все это сыскали, старик велел женщинам сделать кисельный раствор; потом он приказал выкопать колодец, вставить туда кадку и налить в нее раствору; кроме того, велел выкопать еще один колодец и вставить в него тоже кадку; потом приказал искать меду; лукошко меду нашли в княжей медуше; из него старик велел сделать сыту и вылить в кадку, что стояла в другом колодце.

На другой день он послал за печенегами; горожане пошли и сказали им: «Возьмите к себе наших заложников и пошлите человек десять своих к нам в город, пусть посмотрят, что там делается». Обрадованные печенеги, думая, что белгородцы хотят им сдаться, взяли у них заложников и послали своих лучших мужей в город посмотреть, что там делается. Когда они вошли в Белгород, то люди сказали им: «Зачем вы себя губите; можно ли перестоять нас? Хотя десять лет стойте, так ничего нам не сделаете, потому что у нас корм от земли идет; не верите – смотрите своими глазами». Затем привели их к одному колодцу, почерпнули раствора и сварили кисель; кисель этот понесли к другому колодцу, почерпнули сыты и начали есть, прежде сами, а потом дали отведать и печенегам. Те удивились и сказали: «Не поверят наши князья, если сами не отведают». Горожане налили корчагу раствора и сыты и дали печенегам; они пришли в свой стан и рассказали все, что видели. Печенежские князья сварили кисель, отведали, подивились, разменялись заложниками и, отступив от города, пошли домой.

Беспрерывные нападения печенегов на русские владения заставили Владимира укрепить границы и строить города по рекам Десне, Остёру, Трубеж, Суле и Стугне. В города эти Владимир посылал дружины из лучших и храбрейших мужей, от новгородцев, кривичей, чуди и вятичей, которые постоянно должны были быть готовы отражать нападения печенегов.

О князе Владимире и печенегах сохранился рассказ немецкого епископа Бруна, который был послан папой проповедовать христианство печенегам в 1000 году. Брун, чтобы попасть к печенегам, приехал в Киев; Владимир принял его очень ласково, отговаривал ходить к ним, а когда Брун настаивал, то проводил его до границы и поручил ему быть посредником при переговорах о мире с печенегами.

Вот как доносил об этом сам Брун германскому императору:

«После того, как я напрасно пробыл год среди венгерцев, я направился к самым диким из всех язычников, к печенегам; князь руссов, Владимир, хозяин обширной страны и больших богатств, задержал меня на месяц, пытался отговорить от моего намерения и хлопотал обо мне, как будто я из тех, кто добровольно бросается на гибель. Когда, однако, он ничего не мог со мной поделать и его, сверх того, напугало видение, касавшееся меня недостойного, то он в течение двух дней провожал меня со своим войском до самой крайней границы своего государства, которую он окружил чрезвычайно крепким и сильным частоколом. Там он спешился; я и мои товарищи шли впереди, а он с знатнейшими своими воинами следовал за нами. Так мы прошли ворота.

Князь остановился на холме. Я сам понес крест, который обнял руками, и запел известный стих: «Петр, если ты меня любишь, то паси моих овец». Когда окончилось пение, то князь послал к нам одного из своих сановников со следующим предложением: «Я тебя проводил до того места, где кончается моя земля и начинается неприятельская. Прошу тебя, ради Бога, не терять, к моему бесчестию, твоей молодой жизни: я знаю, что ты завтра еще до трех часов испытаешь горькую смерть без всякой причины и выгоды». Я послал сказать ему в ответ: «Пусть Господь откроет тебе рай, как ты открыл нам дорогу к язычникам». Так расстались мы с ним и шли два дня без того, чтобы кто-либо обидел нас. На третий же день – то была пятница – мы трижды: утром, в полдень и в девять часов, были с согнутыми шеями приводимы на казнь и все же каждый раз выходили невредимыми из рук врагов». Пробыв пять месяцев у печенегов, среди ужасных опасностей, Бруну удалось крестить 30 человек и заключить мир между ними и русскими, причем Владимир послал одного из своих сыновей заложником к печенегам.

Из замечательных событий на Руси во время княженья Владимира следует указать также на начало чеканки при нем золотой и серебряной монеты вследствие увеличившихся оборотов по разного рода торговым сношениям.

Всех сыновей у Владимира было двенадцать.

Они сидели на княжении в следующих городах: 1) старший, Вышеслав, от варяжской жены Оловы, – в старшем после Киева городе, в Новгороде; 2) Изяслав, от Рогнеды, – в Полоцке; 3) Святополк, от Ярополковой грекини-черницы, – в Турове на Припяти; 4) Ярослав, от Рогнеды, – сначала в Ростове, а по смерти Вышеслава – в Новгороде; 5) тогда в Ростове сел Борис, родившийся от греческой царевны Анны; 6) в Муроме, брат его от той же матери – Глеб; 7) у древлян – Святослав, от Малфриды; 8) во Владимире Волынском, – Всеволод от Рогнеды; 9) в Тмутаракани, близ пролива из Азовского моря в Черное, – Мстислав, от Рогнеды же; 10) Станислав, от чехини, – в Смоленске; 11) Судислав, от Адели, – в Пскове и 12) где сидел Позвизд и кто была его мать – сведений не имеется.