Россыпи. Избранное

«Видишь эти четыре высоких минарета, мой мальчик»? – спросил он, показывая ладонью на распахнутое окно.

– Айя-София?

– До нашего завоевания собор Святая София. Император Юстиниан, я рассказывал тебе о нём, выкупил земли у частных владельцев для строительства храма. По высокому указу

свозились мрамор, золото, слоновая кость, обсидиан, серебро. Из Рима были привезены колонны из порфира, из Эфеса зеленый мрамор. Десять тысяч рабов ежедневно трудились на его возведении.

Существует легенда, что Юстиниан собирался сделать надпись «Я превзошёл тебя, Соломон». Но оракулы упросили воздержаться от подобного, предупредив о тяжелых последствиях.

Я был поражён и оглушён, впервые вступив под его своды.

«Твоя от Твоих приносим Тебе Твои, Христе, рабы Юстиниан и Феодора» – было высечено на престоле храма. И дата – за тысячу лет до твоего рождения, Осман.

Когда султан Мехмед Завоеватель привел турок на Константинополь, всю весну мой прадед Шурамах провёл в крепости Богаз-Кесен, оттуда они обстреливали бомбардами византийские корабли, идущие через Босфор.

Затем с янычарами своего молочного брата Селим-Паши отличился при взятии Месемврии. После осады, при штурме Константинополя ему пришлось изгонять трусливых венецианцев, занимавших оборону стены со стороны Мраморного моря. В одной из стычек он и потерял ухо, отсекли клинком в драке.

Но сегодня поговорим не об этом, я поделюсь с тобой семейной тайной, о том, что знаю сам. Не придумывая, не добавляя, не упуская мелких деталей. Ты уже взрослый, чтобы понять важность сказанного мною. Всё, что ты услышишь, запомни, Осман. Быть может разгадка откроется тебе, прямому наследнику Селим-Паши. Мои прожитые годы и твой ясный ум подсказывают мне об этом.

Прошлой ночью я видел сон. Удивительный, только потому, что за одним столом, богато украшенным цветами и фруктами, орехами и маслинами, дымящимися кусками жареной баранины – вся наша огромная семья, десятки поколений собрались вместе. Во главе стола, за блеском серебряных ваз, наполненных персиками, в расшитом золотой нитью халате, в белоснежной чалме, Селим-Паша, и укутанная в зелёную парчу жена его, Чаруша.

И она, привстав, через гул голосов, грудным легким выдохом, зовёт тебя «Осман»!

«Муфид! Взгляни, Италия!». В розовой дымке поднимался из синей воды мраморный берег. Манил загадочностью убегающих вверх зелёных лугов, оливковых рощ, виноградников, белых строений. Легкие прозрачные облака. Яркая синева морской воды. Красные кровли из черепицы.

«Римская империя начиналась здесь, мой мальчик».

Джандаль поправил головную красную повязку. «Октавиан, разбивший флот Марка Антония возле берегов Греции, вынудил его и Клеопатру к самоубийству. Это была последняя царица из македонской династии Птолемеев. Какова была красота её? Какого звучания голос? Всё скрыто за веками и забвением. Профиль царицы выбит на монетах, но соответствует ли он настоящему? Так или иначе, Октавиан, казнив сына Клеопатры и Цезариона, сына Марка Антония —стал единственным правителем Рима.

Об императорах существуют разные и противоречивые толкования, но очевидно одно. Там, где появлялись римляне – менялся мир. Завоевание. Управление. Строительство. Три колонны, поднявшие империю к солнцу».

Повернувшись на палубе, он вытянул руку. «А вот там – моя родина. Египет. Мы обязательно вернёмся туда. Чуть позже».

Муфид жадно слушал, безотрывно глядя на проплывающие берега.

«Наш путь в Венецию, мой мальчик, в богатейший торговый город на воде. Уверен, что ты полюбишь его тесноту каналов. Возьмем у купцов бархат, парчу и кружева, и пойдем во Францию, в Марсель. Такой товар пользуется большим спросом у прелестных женщин».

Над морем расстилался и дрожал над серебристой рябью горячий утренний свет. Ни души, пустынно, жутко, будто воды бесконечные уходят в небо, растворяются и гаснут в неизведанной дали. Муфид, пробравшись на нос судна, облокотившись о деревянный борт, пахнущий разогретой смолой и морским йодом, вглядывался в линию горизонта.

Венеция открылась внезапно. Легким видением на воде.

Знойный день растекался над кровлями и снующими судами. В глубине многочисленных каналов сумрачно, тенисто. Зелёная вода струится за кормой. Звук растворяемого окна, женский голос, призывный смех. Крики торговцев расположившихся на узких каменных выступах у воды.

Запахи пряностей. Встречные длинные, незнакомые лодки с серповидным носом. Гортанные возгласы гребцов.

«Вязать концы!». Джандаль опустился на колени и припал губами к ладоням.

«Если достигну священного брега, земли у багряного моря, Славен мой Господь Преславный»!

Роды протекали тяжело. Селим-Паша, словно предвидя, заранее распорядился доставить лучших лекарей из Багдада. Властелин появился лишь на третий день, когда Чаруша отойдя от пережитой боли, похудевшая, с легким румянцем после короткого сна кормила грудью ребенка.

– Сын! Да благословит Аллах дни его и ночи. Да будет мудрым и сильным как тигр.

Он, бесшумно ступая, подошел, вгляделся в лицо мальчика, улыбнулся и коснулся головы Чаруши. «Что попросишь? Скажи».

И она, сковывая ужас, стараясь произнести твердо, предвидя ответ, прошептала. «Отпусти меня домой». Рука замерла на мгновение на её виске.

– Твоя просьба невыполнима. Что подумают обо мне недруги, узнав об этом? У нас не принято, чтобы жены покидали мужей.

Выпрямившись, трижды хлопнул в ладоши. Дверь распахнулась, две девушки внесли вазы с цветами и фруктами, в руках третьей был небольшой свёрток, который она передала Селим-Паше.

Подождав, когда они останутся наедине, он мягко опустил его на ложе рядом с Чарушей и развернул парчу. Жарко блеснуло бликами, нежным звоном посыпалось обнажённое монисто. Древние лики мужчин и женщин, таинственные символы и знаки тускло сверкнули отглаженными временем гранями.

– Весь мир к твоим ногам. Хотя ты заслуживаешь большего.

И склонившись над сыном прошептал.

– Глаза – твои. Может это к лучшему? Отдыхай, через неделю отправимся с тобой в Марсель, у меня там важная аудиенция.

И стремительно вышел.

Марухд замолчал, обдумывая вероятно с чего начать, перебирая чётки. Осман терпеливо ждал.

– Что произошло в Марселе, известно довольно смутно. Тогда там базировался турецкий флот для противовеса Римской империи в Средиземном море.

Цель поездки Селим-Паши – привести в порядок юридические тонкости с союзнической Францией. Надо добавить, что на турецких судах – галерах использовались в основном славяне, захваченные в плен. Быть может это только один путь к разгадке. Зачем он взял с собою Чарушу, знал только властелин. Это табу.

Мне же думается, из опасения за жизнь супруги. У Селима было поистине звериное чутье. Он не доверял ни кому. Поэтому прожил долго.

Когда они прибыли в Марсель, Чаруша, охрана и служанки поселились в отведённом для них доме в районе порта. Правитель, после аудиенции с французским представителем отправился на корабль капудан-паши, командовавшего турецкой эскадрой. Согласно исламу женщине нельзя появляться на борту. Потому он и был в одиночестве, без любимой жены.

Затем по разрешению союзников эскадра совершила поход на Кипр, для разведки оборонительных сооружений венецианцев, вернувшись в Марсель через три недели.

И вот здесь, Осман, лежит начало целой цепи загадок.

По возвращению Селим-Пашу встретил на рейде чиновник, который и сообщил ему ужасную весть. По городу прокатилась волною чума, выкосив треть населения. При проверке домов возле порта обнаружили по известному адресу трех мужчин и двух женщин погибших от болезни. Чиновник добавил, что вероятно одна из служанок, ходившая на базар, принесла инфекцию с собой. Все – захоронены. Помещения дома обкурены дымом, одежды сожжены.

– А моя жена?

– Не нашли.

– Я могу осмотреть?

Спросил Селим-Паша, нервно ожидая окончания доклада.

– Да, конечно.

Комната супруги была не заперта. Чисто. Постель застлана. На мраморном столике у овального венецианского зеркала среди прочих женских предметов аккуратно завернутая в парчу тяжесть. Сдерживая удары сердца – развернул. Монисто. На десятилетие постаревший, осунувшийся, с усталыми глазами – он отбыл в Стамбул.