Delirium tremens

– И гравитационное. Излучаемые элементарными частицами волны – причина гравитации. Как в опытах Гука и Лебедева. Частицы – это и излучатели волн, и резонаторы. И на них действует взаимное притяжение, толкающее их друг к другу. Откуда это притяжение берется в однородной волновой среде? Это уже другой вопрос. К механике волновых процессов.

А еще эти частицы из-за вращения, имеют пространственную гироскопическую устойчивость – инертность. Или массу. И мы, в силу неразрывности этих свойств частицы, приписываем одному из них характеристики другого.

В общем, подводя итог, каждое из известных взамодействий по природе своей – электромагнитное. Любое взаимодействие представляет собой волновое притяжение (или отталкивание) элементарных частиц, являющихся одновременно и источниками, и резонаторами электромагнитных волн сверхвысокой частоты. Каждое взаимодействие происходит в своем диапазоне, имеет непрерывный характер и не передается частицами переносчиками взаимодействий, а обеспечивается процессами волновой механики! Более того, с уверенностью могу сказать, что гравитация – это не отдельный вид, а, если так можно выразиться, «остатки сильного и слабого взаимодействий».

Отрешенный, казалось, до этого Мартыненко изменился в лице:

– Стоп! Это что-то новенькое… Ну-ка, поясни.

– Вот, смотри… – Зобин взял бумагу и карандаш, – в свете того, что я уже успел рассказать, это становится очевидным. Представим несколько частиц, как я и предлагал, в виде объемных энергетических баранок. Во взаимодействии они притягиваются друг к другу, образуя замкнутые цепочки. Ядра атомов, например… Как-то, так… – он нарисовал на листе незатейливую картинку, – Такой вот апельсин получился… Основное взаимодействие между двумя соседними частицами в такой замкнутой цепочке, сильное оно или слабое, будет направлено вот так, – он продублировал справа увеличенную часть рисунка, – перпендикулярно плоскости окружности вращения энергии частицы. Ну… подобно силе Ампера для двух рамок с током. Но поскольку баранки эти имеют некий объем, толщину, часть взаимодействия между ними распространяется под достаточно острыми углами «распыляясь», если так можно выразиться, в пространство. Эта часть излучения и является причиной всемирного тяготения. А по сути – это одно и то же взаимодействие между частицами, ослабленное уменьшением синуса угла к плоскости вращения энергии частицы и расстоянием между объектами.

– Но… Тогда гравитацию можно было бы экранировать. Абсурд.

– Никакого абсурда. Теоретически это возможно. Только нечем. Нет у нас еще таких материалов. И будут ли?… Я же говорю, каждое из взаимодействий происходит в своем диапазоне, на разных частотах. Для примера, сравним гравитацию с силой Ампера, где волны генерируются вращением электронной оболочки атомов. Диаметр орбит вращения электронных оболочек намного больше диаметра вращения энергетической области нуклона. Поэтому длина волн, генерируемых электронной оболочкой, достаточно велика для того, чтобы их можно было экранировать металлом даже небольшой толщины. Для электромагнитных волн, излучаемых нуклонами, любая преграда, из любых существующих материалов будет прозрачна. Например, если мысленно представить длину этих волн равной одному сантиметру, ячейка кристаллической решетки железа пропорционально увеличится до размеров три на три километра. То есть, фактически, это будет пустота, никакой преграды… А если предположить, что материал для экранирования гравитации создать все же удастся, его плотность будет колоссальной! Лист толщиной и размером с эту бумажку, – Михаил Дмитриевич ткнул карандашом в свой рисунок, – из такого материала, будет иметь инертность в тысячи тонн… – он замолчал. Мартыненко не отрывал взгляд от экрана смартфона. Зобин, не дождавшись никакой реакции, продолжил, – Взаимодействие нуклонов в ядре атома, поглощая часть энергии, вызывает замедление вращения. Что в свою очередь вызывает ослабление общего гравитационного потенциала ядра по сравнению с суммой гравитационных потенциалов свободных нуклонов, это ядро составляющих. Это же замедление вращения нуклонов в ядре ослабляет общую устойчивость ядра по сравнению с суммарной устойчивостью нуклонов взятых по отдельности, вызывая уменьшение его суммарной инертности, больше известное как дефект масс… – Зобин остановился окончательно и беспомощно уставился на застывшего Мартыненко, – Я что-то упустил?

– Да, – не сразу среагировал тот, – Чем сильное взаимодействие отличается от слабого? Ты не сказал…

– Ну, это совсем просто, – с готовностью отозвался Зобин, – слабое – это, как правило, взаимодействие между разными частицами. Частота собственного излучения которых, значительно отличается. Кривая резонанса растянута и не так выражена, поэтому абсолютное значение силы притяжения меньше. Что-то ещё?

– Самая малость. Гвоздь в крышку гроба твоей теории. Если все взаимодействия одинаковые по сути, почему сильное такое короткодействующее? Даже на малом расстоянии оно уже перестает работать. Почему? Потому что имеет другую природу! – просиял Владимир Григорьевич, – На этом можно поставить точку.

– Запятую, – сдерживая усмешку, сквозь зубы невнятно выдавил из себя Зобин.

– Что? Я не расслышал.

– Запятую, – уже чётче повторил Михаил Дмитриевич, – Сильное и слабое взаимодействия действительно короткодействующие. Но не из-за расстояния, а по времени. Представь себе постоянный магнит в виде эластичного цилиндра, сила магнитного взаимодействия которого легко преодолевает упругость материала, из которого он сделан. В свободном состоянии такой магнит мгновенно свернётся в баранку, слипшуюся полюсами, замыкая взаимодействие на себя и превращая нуклон или цепочку нуклонов в ядро. А ещё лучше представить в виде такого магнита детскую пружинку. Объемные такие, цветные. Не помню, как называются…

Мартыненко вернулся к разговору не сразу:

– Понятно… Теперь понятно, откуда у твоих студентов убеждение, что «зрение от трения отличается лишь частотой и дальнодействием»… – только спустя некоторое время медленно заговорил он, – Люди веками искали ответ. Коллайдер всем миром строили. Десятки миллиардов долларов на это освоили. Годы и горы исследований. Из бесконечности раскоканных частиц крупицы результатов пытались выудить, но тут пришел Миша Зобин и говорит: «Что?! Обломки протонов разглядываете? Деньги есть – ума не надо? Ну и дураки же вы все!»…

– Зря ты так. Ничего такого я не говорил… Давай, вернемся сюда, – чтобы сгладить возникшую неловкость, Зобин потянулся к Библии, – к Евангелию от Иоанна:

«В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог. Оно было в начале у Бога. Все чрез Него начало быть, и без Него ничто не начало быть, что начало быть.» Слова, согласись, как бы это сказать… несколько неожиданные для вступления жизнеописания. Если не предположить, что они тут неспроста. Что это прямая речь самого Иисуса, которую Иоанн донес до нас буквально дословно. Слова завораживающие. Слова, которые он счел главным посылом проповеди Спасителя о Божественном Начале этого мира. Слова, с которых и он начал свое Евангелие, – Зобин прервался, достал вторую сигарету и буквально залез на подоконник. Было видно, как сильно волнуется он в этот момент, – Почему я обращаю внимание на начало этого Евангелия? Потому что в нем, как и в начале книги Бытие, говорится о сотворении мира. И полностью ему соответствует.

– Соответствует? Чем же? По-моему, ничего общего.

– Слово! В начале было слово. Без которого «ничто не начало быть, что начало быть». Что представляло из себя это слово и как прозвучало оно в абсолютной пустоте? Ответ очевиден. Те самые электромагнитные волны, над которыми носился Дух Божий. Волны, частота которых возросла до творения – это и есть Слово Бога. Волны – его среда и носитель. Подобно тому, как до телевизора, волны доносят информацию и рождают в нем образы, этой информацией определенные, как программой. Только божественная программа куда сложнее. И образы она реализует не на экране, а в реальном вещественном мире. «И сказал Бог: да будет свет. И стал свет.» Частота этих волн повысилась до оптической, и пустота наполнилась светом! Частота волн продолжила расти дальше, и мир наполнился частицами вещества. Произошло творение. Если предположить, что эта программа, это Слово, куда многосложнее банального повышения частоты, и в каждом определенном месте пространства оно создавало определенную и необходимую в этом месте частицу, из предусмотренного сочетания которых и возник наш мир, то есть, организовано и продуманно, становится понятно, почему это Слово было Бог.

– Можно вопрос? А как все это выглядит не с точки зрения всей этой божественной мишуры, а… космологии?

– Не было никакого большого взрыва. Вначале пространство относительно равномерно было заполнено реликтовым, сравнительно длинноволновым электромагнитным излучением, частота которого повсеместно повысилась, и пространство, так же повсеместно, заполнилось светом, а далее вещественной материей, – Зобин достал третью сигарету.

– Миш, слушай, не борзей, – Мартыненко замахал вокруг себя рукой, разгоняя воображаемый дым.

– И произойти это могло… Когда угодно.

– Что значит: «Когда угодно»?

– Я вполне допускаю, что этому миру семь тысяч лет и сотворен он был за шесть дней, – Михаил Дмитриевич пропустил мимо ушей слова шефа и закурил.

– Не заговаривайся! А как же кости, которым сотни миллионов лет? Радиоуглеродный анализ? Галактики в миллиардах световых лет отсюда?

– А ровно так, как сказал. Весь этот мир, со всеми костями, галактиками и светом, долетающим до нас из этих галактик, и прочими фактами-артефактами, мог быть создан сразу и повсеместно семь тысяч лет назад, за шесть дней, как есть, будь на то Слово, то есть соответствующая программа, повысившая частоты реликтовых электромагнитных волн до превращения их в свет и вещество, и предусмотревшая состояние и положение этого света и вещества в пространстве. Вот так. Хотя… Я на этом не настаиваю. Просто гипотетически такое вполне допустимо.

– Мда, родной… Ну и каша у тебя в голове, – промычал Мартыненко, – Ну, допустим! Но водка-то тебе зачем?!

– Понимаешь, – погрустнел Михаил Дмитриевич, – меня сейчас интересуют даже не те частоты, на которых был сотворен наш мир. А выше. Гораздо выше. Но, никаких способов экспериментального наблюдения за волнами такой частоты мы не имеем. Не доросли еще. Регистрация элементарных частиц наш предел. Ни формы, ни амплитуды, ни частоты волны, испустившей частицу, мы получить не в состоянии.

– Еще выше?! А зачем тебе это? Ты и так уже тут нагородил… Ого-го!

– Да… Пришло время вернуться к началу нашего разговора, к тому моменту, когда ты вспомнил первый стих книги Бытие, – он снова открыл книгу, – Цитирую:

«В начале сотворил Бог небо и землю. Земля же была безвидна и пуста, и тьма над бездною, и Дух Божий носился над водою. И сказал Бог: да будет свет. И стал свет. И увидел Бог свет, что он хорош, и отделил Бог свет от тьмы. И назвал Бог свет днём, а тьму ночью. И был вечер, и было утро: день один. И сказал Бог: да будет твердь посреди воды, и да отделяет она воду от воды. И создал Бог твердь, и отделил воду, которая под твердью, от воды, которая над твердью. И стало так. И назвал Бог твердь небом. И был вечер, и было утро: день второй…»

– И что? – Владимир Григорьевич на глазах терял интерес к этой части разговора, – не тяни.

– На, перечитай, – Зобин протянул ему Библию, – Здесь по дням перечисляется, что и когда создал Бог. В начале, в первый день, Бог сотворил небо и землю. А на второй день, на безвидной земле, посреди воды, он сотворил твердь, которую назвал небом. Тебе не кажется это противоречивым?

– Миш, я же просил – не тяни, говори уже, что ты хочешь сказать? Я тебя не понимаю! – Владимир Григорьевич отклонил книгу.

– Я хочу сказать, что привычное небо над нами Бог сотворил на второй день… А в начале, где «сотворил Бог небо и землю», говорится о том, что Бог создал два мира. Небо и Землю. Наш, привычный нам, осязаемый нами, мир вещественной материи, названный там Землей. И другой мир, небесный, недоступный нам в понимании и восприятии. Названный там Небом.

– Миша, тебя понесло. Ты из инженеров в мистики подался, – Мартыненко снова стало весело, – о восприятии нематериальных миров заговорил.

– Я уверен, – Зобин добавил голосу твердости, – этот небесный мир куда более материален, чем наш. Он такой же реальный, как мы с тобой, и существует вместе с нами в одном времени и пространстве. Он тоже состоит из элементарных частиц. Частиц, которые по природе своей, как и частицы, составляющие наш мир, являются электромагнитными волнами, только гораздо большей частоты. А объекты, состоящие из этих частиц, обладают одним очевидным свойством. Для нас они прозрачны в любом взаимодействии.

– Тупик. Приехали, – Мартыненко подошел к окну и растворил его, впустить свежего воздуха, – У меня есть два вопроса. Первый, откуда они, эти частицы, взялись? И второй, что значит прозрачны во взаимодействии?

– Откуда они взялись? Это очевидно. Повышение частоты реликтового излучения продолжилось дальше. Оно и создало эти частицы. И частицы эти не взаимодействуют с нашими нуклонами. Частота их собственного излучения намного выше. Не резонируют они… – Зобин ненадолго задумался, – Вообще, они никак, точнее почти никак, не взаимодействуют с нашим миром. Вот, я провожу рукой, а тут в небесном мире может стоять непреодолимая стена, но я её не вижу и не чувствую. Для меня она прозрачна в любом из, привычных нам, волновых электромагнитных взаимодействий из-за разницы в частоте.

– Как стена из нейтрино… – задумчиво ляпнул Мартыненко.

– Нейтрино? – переспросил Зобин, – Ну, если только привести их в качестве примера, для понимания проникающих свойств. По моим представлениям, эти частицы намного мельче и инертнее нейтрино и, в отличии от нейтрино, у них есть быстрые и сильные связи между собой, которые приводят к созданию устойчивых вещественных форм. Можно предположить, что стабильность небесного вещества, достигается теми же механизмами, что и в нашей вещественной материи. То есть, возможно, существует еще один «волшебный» набор частиц, подобный связке «протон-нейтрон-электрон». Хотя… именно на таком устройстве я не настаиваю. Но из-за того, что размеры этих базовых частиц значительно меньше, их собственная частота излучения намного выше. Из-за разницы в частоте с нашими частицами, нет взамодействия.

– Меньше нейтрино? Насколько? – Мартыненко, на самом деле, было все равно.

– Не знаю… – Зобин на мгновение остановился, и продолжил, – но, из-за того, что они созданы тем же излучением, энергия этих частиц должна быть сравнима с энергией частиц из нашего мира. Что, при гораздо меньших размерах, должно было значительно увеличить плотность строения вещества. И стать причиной огромной инертности таких объектов. Тем не менее, у них, насколько массивными бы они не были, в земных условиях, например, не будет гравитации.

Ты знаешь, когда-то давно, я читал фантастический рассказ о разумной форме жизни радиоволн. Субъекты этой цивилизации обладали развитым интеллектом, но им не дано было понять, что такое масса! Почему? Потому что, это свойство материи, эта характеристика жизни, были им недоступны. И я тут, как тот «субъект жизни радиоволн», которому недоступны характеристики того, небесного мира. Я вполне допускаю, что там, как бы это сказать, более полная физика. Неведомые нам, характеристики. Нам, здесь, не то что сложно – невозможно судить о них.

– Допустим, я понял, что ты хочешь сказать. Допустим, – Владимир Григорьевич, казалось, наконец-то увлекся этой частью разговора, – Но ты же технарь, Миша! «Теория без практики мертва!» Согласись?! Когда ты говоришь, что некие материальные объекты появляются в результате электромагнитного излучения, и у них нет, к примеру, гравитации, что это? Только умозаключение?

– В основном да, ты же должен понимать, насколько эфемерна эта тема… Но, не только. Могу привести пару примеров наблюдений, как бы подтверждающих, как первое, так и второе.

– Наблюдений?! Ну-ка, ну-ка? Это уже интересно.

Зобин снова остановился, не мигая, глядя в одну точку, но длилось это недолго: