Клуб частных расследований. Сезон 3

Их женщин мне не удалось видеть, только мужчин, поскольку действие происходило в каком-то помещении совершенно гигантских размеров. Я потом понял, что это был храм в нашем понимании. Возможно, их религия, как и нашим мусульманам, не позволяет находится в одном и том же священном месте мужчинам и женщинам одновременно.

Я вышел из какой-то машины, внутри которой оказался непонятным для меня образом, уже в теле д’Ункаса. Стоявшие на площадке перед этим механизмом существа – язык не поворачивается назвать их людьми – видимо ждали моего появления. При виде меня они зашумели, переговариваясь, а затем один из них, одетый в чёрные одежды в отличие от своих разноцветных соплеменников, жестом пригласил меня пройти на балкон. Я последовал за ним.

Снаружи, скорее всего, вечерело. Воздух был чист и пропитан приятным запахом, каким пахнет луг в летний полдень. Стайка крупных птиц, выстроившись в клин, неспешно пролетала наискосок прочь от храма, исчезая вдали. Передо мной до горизонта простиралась долина такого необыкновенно глубокого цвета, который я рискнул бы назвать тёмно-синим, ближе к фиолетовому. Присмотревшись, я понял, что такой цвет ей придают низкорослые, посаженные неподалёку друг от друга деревья. У горизонта виднелись далёкие горы, украшенные снежными шапками. Вершины их были залиты оранжевым светом зашедшего светила. У крайней виднелось одинокое ослепительно-белое облако в форме шара.

Высоко в небе, которое там имеет светло-оранжевый оттенок, висела их луна. Она имела размеры, примерно, нашего спутника, но только форма пятен на диске была совершенно иной. Присмотревшись, я уловил необыкновенное сходство этой луны с черепом, имеющем странную для такого предмета округлую форму. Всё было на месте: глазницы, треугольный провал носа, и даже безгубый рот, в котором угадывались остатки зубов. Признаюсь, испытал лёгкий дискомфорт, когда до меня дошло это невольное сравнение.

Но не успел я в полной мере насладиться видением незнакомого для меня мира, когда стоящий рядом мужчина в чёрных одеждах тронул меня за локоть и знаком показал, что нужно возвращаться назад. Назад – это значило к механизму, внутри которого я неожиданно обнаружил себя во время гипнотического сеанса.

Машина к этому времени оказалась вся окутанной электрическими разрядами, что привело моих спутников в возбуждённое состояние. Они буквально затолкали меня внутрь, за мной захлопнулась дверь, раздалось низкое гудение каких-то скрытых моторов, и я снова оказался в зале перед сидящими в креслах пациентами, погружёнными в глубокий гипнотический сон. Часы показывали, что от начала сеанса прошло не более пятнадцати минут. Далее всё было как обычно, разве что мои пациенты казались более сонными, чем обычно. Но такое бывает при гипнотерапии, но мне ли вам об этом рассказывать.

Вот такая коллизия, господа, приключилась со мной. Я до сего времени никому не рассказывал об этом, боясь быть превратно понятым, но сейчас вот под действием то ли настроения, то ли нашей дискуссии всё же решился: свои ведь люди. И, знаете, как-то сразу стало легче… Ну-с, так что скажете на это, Владимир Михайлович, да и вы, Наталья Петровна? Что это могло быть: результат гипноза или нечто иное, не имеющее к нему отношения?

Бехтерев и жена переглянулись, по их лицам было видно, что им трудно найти ответ на это вопрос. Да и сам рассказ произвёл сложное, если не сказать более, впечатление. Наконец, Владимир Михайлович осторожно, без тени улыбки заметил:

– Н-дас… И когда же вы успели ознакомиться с устройством их общества?

– Это было позже.

– Вот как! То есть нужно понимать, что ваш контакт с этими существами не был единичны… А как вы вообще себя чувствуете, Виктор Павлович? Может, мне стоит осмотреть вас?

Сикорцев не ожидал такой реакции профессора на его рассказ и явно был этим рассержен. Он встал из кресла и, отойдя к окну, глухо произнёс, глядя куда-то в сгущающиеся сумерки:

– Вы что же, полагаете будто я нездоров? Что всё то, о чём я вам рассказал, это не более, чем бред моего воспалённого воображения? У вас тоже такое мнение, Наталья Петровна?

– Что вы, Виктор Павлович! Видит Бог, Владимир Михайлович не хотел вас обидеть. Не следует воспринимать его слова так категорически… Но вы оба, должна упрекнуть, последние месяцы работаете, словно каторжане: без нормального сна и надлежащего отдыха. Уж мне ли не знать, чего стоит вам обоим эта лаборатория. Немудрено и до галлюцинаций на почве нервного истощения…

– Собственно, это я и имел в виду, говоря о нездоровье, – добавил Бехтерев, чувствуя себя несколько неловко при виде стоящего к ним спиной Сикорцева. – Прошу простить, Виктор Павлович, если вопрос мой был не к месту. Право же, я вовсе не хотел обидеть вас таким образом.

– Да я и не сержусь вовсе, друзья мои, – повернулся к ним Сикорцев. – Видимо вы правы: все мы и в самом деле устали от той бездны работы, которую на себя взвалили. Прошу простить мне мою резкость и откланяться. Пойду домой отсыпаться. Завтра ведь у нас дополнительно намечены несколько сеансов гипноза.

– Нет-нет! – встал на его пути Бехтерев. – Я не отпущу вас, пока мы ни выпьем по рюмке на посошок, и я ни услышу, что вы не сердитесь на нас с Натальей.

– Хорошо, не откажусь от посошка, крепче сон будет.

– Ну, вот и отлично! Прошу к столу.

Садиться за стол не стали. Наталья Петровна с улыбкой наблюдала за тем, как мужчины стоя выпили по рюмке водки и обнялись на прощанье.

– Не обессудьте, – мягко произнёс Сикорцев, – за несколько испорченный вечер. Не стоило мне рассказывать то, что и в самом деле могло быть всего лишь сторонним эффектом гипнотического сна. До меня только сейчас дошло, что и в обычном-то сне нередко мы пребываем в столь реальном мире, после которого, проснувшись, не сразу-то и сообразишь, где находишься: там или здесь.

– Не беда, батенька, – похлопал его по плечу Бехтерев, – не принимайте близко к сердцу. Наташа права: мы все попросту устали. Ступайте домой и хорошенько выспитесь. Завтра у котором часу у нас первый сеанс?

– В десять, если не ошибаюсь.

– Ну, вот и отлично. Не стоит приходить раньше. Я жду вас ровно к этому времени.

– Хорошо, я так и сделаю, до завтра. Спокойной ночи, Наталья Петровна.

– Спокойной ночи, Виктор Павлович.

Сикорцев ушёл, и молодые супруги некоторое время молча смотрели на закрывшуюся за ним дверь.

– Что скажешь, Наташа? – спросил Бехтерев, приобняв жену за плечи.

– Прости, но, к сожалению, ничего хорошего. Ты не замечаешь, как всё чаще наш новый друг бывает бледен и молчалив? Как порой его речь теряет связность? А этот сегодняшний его рассказ о якобы состоявшемся обмене телами с неизвестным существом и путешествии на иную планету, вокруг которой вращается какая-то мёртвая луна? Это не может быть результатом ваших неумеренных увлечений гипнотическими сеансами?

– Помилуй Бог, Наташенька! Со мной-то, надеюсь, ничего подобного не происходит, хотя я не меньше Виктора Павловича занимаюсь отладкой методики массового гипнотического воздействия. Или я просто не замечаю этого?

– Да нет, слава Богу, за тобой я не вижу никаких пагубных отклонений. Но это просто может говорить о том лишь, что твоя психика более устойчива, чем у Сикорцева. И не более… А вот наш новый друг явно нуждается в продолжительном отдыхе. И ты, как его начальник, должен непременно настоять на этом.

– Хорошо-хорошо, радость моя! Только не волнуйся так, я всё устрою, как ты говоришь. Считай, что с завтрашнего дня Виктор Павлович в отпуске. Это я тебе обещаю.

– Хорошо бы… Но только согласится ли он сам с таким решением?

– О, душа моя, ты же знаешь, как я могу быть настойчив в случае нужды. Поверь, завтра Сикорцев будет думать уже о том, где провести ему ближайший месяц, а не о своих инопланетянах. И вот что, не пора ли нам тоже баиньки? Я что-то тоже устал, признаться.

С этими словами он аккуратно, но властно привлёк жену к себе, целуя её пахнущие лавандой волосы.

– Да, ты прав как всегда, дорогой, – улыбаясь, ответила ему поцелуем Наташа. – Иди ложись, постель там уже приготовлена, а я быстренько уберу со стола и приду к тебе.

Спустя полчаса в квартире Бехтеревых погас свет.

4

Встречи Даши с её новым знакомым стали регулярными, и вскоре она не уже мыслила своей жизни без этого человека. Сикорцев оказался очень интересным человеком: умным, хорошо образованным, интеллигентным. Кроме того, что скрывать, он был по-мужски красив, напоминая девушке героев прочитанных ею романов. Дарья была покорена обаянием Виктора Павловича, невольным чувством власти, исходившей от него. Ей нравилось во время прогулок по городу, идя рядом с Сикорцевым, ловить на себе оценивающие взгляды идущих навстречу дам. Нравилось ощущать под рукой его упругий бицепс, чувствовать тепло и ощущать запах этого человека. В нескромных мыслях, которые невольно возникали в девичьей головке перед сном, он был её, и ни чьим больше, мужчиной.

Потом всё произошло как-то удивительно быстро и в полной тайне от тётушки. Однажды, провожая домой, Сикорцев огляделся вокруг и, убедившись, что их никто не видит, вдруг привлёк девушку к себе и крепко поцеловал. Она забилась в его руках, протестуя, но тут же обмякла, не в силах сопротивляться, и ответила ему таким же страстным поцелуем.

Это было волшебное время. Они искали уединённые места и целовались до безумия. Но наступила осень, а затем и зима, и таких мест не осталось вовсе. А любовная энергия требовала выхода. Оставалась лишь арендованная квартира Виктора Павловича. Она имела отдельный вход, и при определённом уровне осторожности внутрь можно было попасть незаметно. Даша долго не решалась войти в жилище одинокого мужчины, но стоило поступить так первый раз, и потом уже было проще. Вместо публичной библиотеки, куда девушка по мнению тётушки ходила с завидной регулярностью, она всё чаще стала проводить время в квартире Сикорцева.

Довольно долго их любовь ограничивалась объятиями, ласками и поцелуями, после которых, вернувшись домой, Даша долго не могла прийти в себя. Особенно трудно было уснуть. Прикосновения мужских рук к груди, животу, бёдрам вызывали непонятный сладостный жар во всём теле. Этот жар требовал выхода, но Даша даже в мыслях боялась представить себе то, о чём тайком, посмеиваясь, переговаривались её более опытные в любовных делах гимназические подруги. Необычное поведение девушки заметила даже тётушка, обратив внимание на то, что на вопросы она порой отвечает невпопад. Это обеспокоило её, но Дарья взяла себя в руки и свою рассеянность объяснила влиянием прочитанных романов и чисто женским недомоганием.

Но то, что неизбежно случается в таких случаях в отношениях между мужчиной и женщиной, всё-таки произошло. Она не помнила, как оказалась раздетой в постели, как, дрожа, помогала ему войти в неё, и лишь момент сладостной боли остался навсегда в женской памяти. Опустошённые, они долго тогда лежали рядом, крепко обняв друг друга, и только необходимость вернуться домой вовремя заставила Дарью прийти в себя. Она оделась с его помощью, попросила не провожать и ушла к себе.

Девушка шла медленно вниз по бульвару. В памяти то и дело всплывали мгновения близости, и тогда ей казалось, что все, кто шёл ей навстречу догадываются о том, где она была и что там произошло. Опустив глаза и избегая встречных, она вернулась домой и, сославшись на мигрень, рано легла спать.

Любовью они стали заниматься регулярно, договорившись предварительно, что дети не входят в их ближайшие планы, поэтому нужно быть осторожными и аккуратными. Впрочем, как оказалось позже, об этом было проще говорить, чем реализовать на деле.

Но кроме того, что Сикорцев оказался ласковым и страстным любовником, Даша открыла в нём ещё ту самую тайну, которой непременно должен был обладать её мужчина. Это случилось в конце весны. Однажды она пришла к нему чуть раньше условленного времени. На звук дверного колокольчика Виктор – к этому времени они уже давно были на «ты» – откликнулся мгновенно. Он был явно взволнован, но Даша отнесла это на то, что он попросту рад видеть её.

Она сняла пальто в прихожей и, пройдя в гостиную, заметила, что в соседней комнате, служащей кабинетом, на столе находится необычный предмет. Это был прозрачный шар, стоящий на треноге. Девушка никогда раньше не видела его и, смеясь, спросила, не занимается ли он в свободное от работы время спиритическими сеансами, вызывая души умерших людей. Виктор явно смутился, но потом, уступив настойчивым вопросам Дарьи, которой ни в чём не мог отказать, рассказал ей необычную историю, начало которой было положено ещё в бытность его врачом местной больницы для душевно нездоровых людей в Казани.

5

На следующий день после их вечернего разговора о сути человеческого сознания и наличия существ им обладающих на иных планетах Бехтерев предложил Сикорцеву взять месячный отпуск и отдохнуть. Предложение имело форму приказа и обсуждению не подлежало. Впрочем, Виктор Павлович удивительно легко отреагировал на это, молча написав соответствующее заявление, и в тот же день отбыл поездом вначале в Москву, а оттуда, не задерживаясь, на юг, в сторону новой столицы степного края.

В спальном вагоне он ехал один. Проводник принёс чай в подстаканнике, горку крендельков на блюдечке и, получив благодарность, удалился. Оставшись в одиночестве, Сикорцев смотрел через окно на пробегающие мимо селенья, поля, перелески, слушал монотонный стук колёс и думал о том, что занимало его мысли последнее время. Вчера вечером он не обо всём рассказал Бехтеревым. Виктор Павлович умолчал о том, каким был его очередной контакт с существом, называющим себя д’Ункас. И впервые состоялся он не случайно во время гипнотического сеанса, а несколько иначе, при необычных обстоятельствах.