– Можно?
Не дожидаясь ответа, вошла. За ней вполз сладковато-приторный запах сиреневых духов.
Снова спросила:
– Все пишешь?
Глянула на пыльный компьютер:
– От руки?
– Сломался… Давно…
Ткнула пальчиком со сверкающим бриллиантиком в сторону телефона:
– И не дозвониться тебе…
– Так не оплачено же. Давно…
Прошлась по комнате, оценила взглядом скромную односпальную кровать, отполированный задницей Юкичева стул у стола и еще один кожзамдраный у окна:
– Значит, все забрала подчистую?
– Ей было нужнее…
– Ну-ну… – и, как нож под лопатку, глядя за подоконник: – А когда, милый мой?..
Они не улетели прочь. За окном все так же кружил траурный хоровод бумажных бабочек: «256», «750», «1 210», «4 700»…
– Я, я…
Меланина Альбертовна вздохнула и отвернулась от окна, пощупала взглядом пиджачишко на худых плечах Юкичева, его когда-то спортивные штаны, пустившие пузыри на коленках, махнула рукой, снова сверкнув бриллиантиком:
– Ты, ты…
Села на кожзамдраный стул у окна:
– Ты, Юкичев, не смотри на меня, как на Брута народ. Я ведь, по сути, твой друг. Всем пушистого бобра хочу! И тебе в том числе, как сотоварищества нашего члену…
– Я, я…
Она еще раз махнула бриллиантиком, попав колючим лучиком в глаз сотоварищества члену:
– Я все знаю и понимаю. Зашла не чтобы напомнить, а чтобы помочь. Ну, как полагается, совершено по-бружески… Ты вот что, Юкичев…
Она снова встала и прошла по комнате теперь уже от одной стены до другой, потом перпендикулярно, как будто измеряя площадь жилищного прямоугольника. Заглянула на кухню. Постучала каблуками там, потом в ванной. Мерно же вернулась:
– Может, тебе менеджером в корпорацию какую устроиться? Денег заработать? Ты же умный мужик…
– Наработался я уже менеджером, вот результат, – прошелся взглядом по стенам.
– Так в чем дело? Опыт у тебя есть. Продолжай в том же коммерческом духе!
– Не могу больше, дух мой творческий…
– Ну, можешь вполне творчески таскать мешки с картошкой на рынке. За это тоже платят.
– Нет времени. Я должен успеть написать мою главную книгу. Я так много должен этому миру…
– И нашему сотовариществу немало!
– Пока не вижу вариантов…
– Юкичев, варианты всегда есть. Только оглянись: вокруг нас столько добрых людей. Они работают в добрых же учреждениях, заботящихся о попавших в неприятную ситуацию гражданах. Да-да, и прямо за нашим домом есть отделение такого очень приветливого банка…
– Мне заблокировали кредитную карту…
– Но ты же можешь взять кредит под залог квартиры. И, когда наконец допишешь свою гениальную книгу и, как говоришь, получишь Ноебелевскую премию, то рассчитаешься и по кредиту, и по всем своим задолженностям и мне спасибо скажешь за помощь и поддержку!
– Спасибо вам, Меланина Альбертовна, я подумаю!
Она подошла к окну, глянула из него вниз и пару раз ткнула пальчиком с бриллиантиком в калькулятор:
– Время думать вышло. Пора действовать, Юкичев, пора!
Сказав это, развернулась и, уже не глядя на сотоварищества члена, вышла. Юкичев вытер пот со лба левой, а правая его автоматически вписала в тетрадь строки, что были в голове перед тем, как вошла шикарная председатель Меланина Альбертовна:
Ольга Петровна очень хотела выйти замуж
«Ольга Петровна очень хотела выйти замуж. И на первом курсе института, и на последнем, и в бытность младшим специалистом, и в бытность страшным. И даже, стоя у врат рая. Вот только почему-то все ангелы от нее шарахались…»
Виктор Петрович любил сидеть у окна
«Виктор Петрович любил сидеть у окна и мычать. Все в доме думали, что кто-то тайком держит в квартире корову. Виктор Петрович не признавался. Ему было обидно, потому что корова, как известно, женского рода…»
Женя пригласил
«Женя пригласил в чужую квартиру. Она пошла, надеясь. На что? На все! А это была просто чужая квартира. С чужими бокалами и простынями. С чужим шампунем и полотенцем. Повсюду чужие рыжие, блондинистые, шатеновые волосы. И ее несколько черных смоль-волосков вскоре тоже для кого-то будут чужими…»
Тимофей читал на лавочке
«Тимофей читал на лавочке возле подъезда. Елена Семеновна спросила:
– Что читаешь?
– Хармса…
– Не лай! Тебе лень ответить? Что читаешь, щенок?