Ты смотри, коли хозяин приедет, так ты в те поры прибеги за мной.
Уходят.
Явление восьмое
Тишка(садится к столу и вынимает из кармана деньги). Полтина серебром – это нынче Лазарь дал. Да намедни, как с колокольни упал, Аграфена Кондратьевна гривенник дали, да четвертак в орлянку выиграл, да третёвось хозяин забыл на прилавке целковый. Эвось, что денег-то! (Считает про себя.)
Голос Фоминишны за сценой: «Тишка, а Тишка! Долго ль мне кричать-то?»
Что там еще?
«Дома, что ли-ча, Лазарь?»
Был, да весь вышел!
«Да куда ж он делся-то?»
А я почем знаю; нешто он у меня спрашивается! Вот кабы спрашивался – я бы знал.
Фоминишна сходит с лестницы.
Фоминишна. Да ведь Самсон Силыч приехал, да, никак, хмельной.
Тишка. Фю! попались!
Фоминишна. Беги, Тишка, за Лазарем! голубчик, беги скорей!
Тишка бежит.
Аграфена Кондратьевна(показывается на лестнице). Что, Фоминишна, матушка, куда он идет-то?
Фоминишна. Да, никак, матушка, сюда! Ох, запру я двери-то, ей-богу запру; пускай его кверху идет, а ты уж, голубушка, здесь посиди.
Стук в двери и голос Самсона Силыча: «Эй, отоприте! кто там?» Аграфена Кондратьевна скрывается.
Поди, батюшка, поди усни, Христос с тобой!
Большов(за дверями). Да что ты, старая карга, с ума, что ли, сошла?
Фоминишна. Ах, голубчик ты мой. Ах я, мымра слепая! А ведь покажись мне сдуру-то, что ты хмельной приехал. Уж извини меня, глуха стала на старости лет.
Самсон Силыч входит.
Явление девятое
Фоминишна и Большов.
Большов. Стряпчий был?
Фоминишна. А стряпали, батюшка, щи с солониной, гусь жареный, драчёна.
Большов. Да ты белены, что ль, объелась, старая дура!
Фоминишна. Нет, батюшка! Сама кухарке наказывала.
Большов. Пошла вон! (Садится.)
Фоминишна идет к двери. Подхалюзин и Тишка входят.
Фоминишна(возвращаясь). Ах я дура, дура! Уж не взыщи на плохой памяти. Холодной-то поросенок совсем из ума выскочил.
Явление десятое
Подхалюзин, Большов и Тишка.
Большов. Убирайся к свиньям!
Фоминишна уходит.
(К Тишке.) Что ты рот-то разинул! Аль тебе дела нет?
Подхалюзин(к Тишке). Говорили тебе, кажется!
Тишка уходит.
Большов. Стряпчий был?
Подхалюзин. Был-с!
Большов. Говорил ты с ним?
Подхалюзин. Да что, Самсон Силыч, разве он чувствует? Известно, чернильная душа-с! Одно ладит – объявиться несостоятельным.
Большов. Что ж, объявиться так объявиться – один конец.
Подхалюзин. Ах, Самсон Силыч, что это вы изволите говорить!
Большов. Что ж, деньги заплатить! Да с чего же ты это взял? Да я лучше всё огнем сожгу, а уж им ни копейки не дам. Перевози товар, продавай векселя; пусть тащут, воруют, кто хочет, а уж я им не плательщик.
Подхалюзин. Помилуйте, Самсон Силыч, заведение было у нас такое превосходное, и теперь должно все в расстройство прийти.
Большов. А тебе что за дело? Не твое дело. Ты старайся только, от меня забыт не будешь.
Подхалюзин. Не нуждаюсь я ни в чем после вашего благодеяния. И напрасно вы такой сюжет обо мне имеете. Я теперича готов всю душу отдать за вас, а не то чтобы какой фальш сделать. Вы подвигаетесь к старости, Аграфена Кондратьевна дама изнеженная, Алимпияда Самсоновна барышня образованная, и в таких годах; надобно и об ней заботливость приложить-с. А теперь такие обстоятельства – мало ли что может произойти из всего этого.
Большов. А что такое произойти может? Я один в ответе.
Подхалюзин. Что об вас-то толковать! Вы, Самсон Силыч, отжили свой век, слава Богу, пожили; а Алимпияда-то Самсоновна, известное дело, барышня, каких в свете нет. Я вам, Самсон Силыч, по совести говорю, то есть как это все по моим чувствам: если я теперича стараюсь для вас и все мои усердия, можно сказать, не жалея пота-крови, прилагаю – так это все больше по тому самому, что жаль мне вашего семейства.