Странствующий

Все поет и хвалит Господа.

Все вопиет о великой вечной любви, соединяющей тварь со Творцом.

А монах тянет руки к Отцу и плачет…

Один из нас, но другой

Переступаем через железнодорожные пути. Приближаемся к небольшой станции, утопающей в цветах и кудрявых деревьях. Нагоняет нас коренастый лысоватый мужчина лет пятидесяти с двумя большими сумками. Волосы его коротко острижены, темно-русая борода всклокочена, взгляд цепкий, суетливый.

– Мир вам, братья, – приветствует он нас. – Куда путь держите?

Мы здороваемся и знакомимся. Зовут его Василий. Едет не с рынка с обновами, но от городских друзей в нищий приход везет книжки и одежду. Настойчиво приглашает пройти с ним к знакомым, у которых он обычно останавливается.

Длинной улицей проходим через поселок, представляющий из себя то ли маленький городок, то ли разросшееся село. Здесь трехэтажные дома чередуются с избами и бараками, а бетонные здания советских времен соседствуют с хвастливыми новостройками под ядовито-красной черепицей западного образца. Наш провожатый рассказывает о своих злоключениях:

– Эта милиция совершенно озверела! – почти кричит он, выпучивая глаза. – Как еду в электричке, так обязательно пристанут. Начинают с проверки документов, потом тащат в отделение, а уж там обязательно в «обезьянник» затолкают и все деньги выгребут до копейки. А еще могут вещи отобрать, если, конечно, ценные. Они как увидят бороду, так она им, как красная тряпка для быка. Ох и ненавидят они нашего брата православного!

– А ты молитвой Иисусовой пробовал ограждаться? – ровным голосом спрашивает Валерий.

– Да ты что! Они же все бесноватые! Это же зомби! Их от Иисусовой молитвы аж трясет! Они готовы тебя растерзать!

– А ты не пробовал относиться к ним как к обыкновенным людям, исполняющим свои служебные обязанности? По-доброму… Ведь Господь их тоже любит, тоже спасает, только у них путь спасения другой.

– Что? – зыркает Василий. – Да это же враги! Ты понимаешь – враги!

– А не ты ли сам делаешь их врагами своей ненавистью?

Василий замолкает и, насупившись, идет молча. Должно быть, он жалеет уже, что с нами связался, а может и раздумывает, что бы напоследок с нас поиметь… В это время наш путь пролегает мимо торгового центра с огромными витринами. Несколько иномарок с тонированными стеклами сотрясаются от громкой музыки внутри салонов. Их владельцы вразвалку восседают под яркими синими зонтами уличного кафе, презрительно наблюдая за прохожими. Василий с восхищением рассматривает это сборище свежеиспеченных «хозяев жизни».

И вдруг он приходит в неистовый восторг и, открыв рот, останавливает нас перед резиновой фигурой, изображающей милиционера в форме. В области живота находится огромная кнопка, вокруг которой яркая надпись: «бить сюда!» Цена аттракциона – десять рублей.

– Братки, дайте червонец, умоляю! Я сейчас ему вдарю. Я все ему скажу, что о них думаю.

– Успокойся, Василий, – просим его по очереди.

– Ну дайте, ради Бога!

– Только Бога сейчас поминать не стоит!

– Это почему?

– Потому что ты сейчас в обнимку с Его антиподом. Видишь, как он тебя науськивает? И, кажется, ты вполне готов ему подчиняться.

– Ладно, я еще сюда вернусь. У вас что, денег нет? Так давайте насобираем! Вон и церковь рядом. Я там уже стоял. Подают неплохо. Здесь люди богатые имеются.

Оглядываю коренастую фигуру, полную сил и здоровья, и удивляюсь. Впрочем, что это я? Сегодня я такой же нищий, как он. Нет, положительно надо и мне попробовать. Ради опыта. Ради смирения.

На церковной паперти сидит парочка в черных драповых пальто с опухшими лицами. Мы присаживаемся рядом, кладем перед собой головные уборы. Из церкви выходят люди. Не замечая опухших, кладут в наши кепки мелочь. Зато одна старушка подает целый червонец. Да еще взглядом ласковым материнским согревает и к себе в гости приглашает. На домик показывает – вот, мол, мои «хоромы». Нас это радует, но тех двоих почему-то раздражает, и опухшая женщина хрипло командует подельнику:

– Ну-ка, Митька, сгоняй за «крышей».

Он послушно поднимается и, прихрамывая, заворачивает за угол. В это время из церкви выходит молодая женщина весьма приятной наружности в дорогом светлом костюме и подходит почему-то ко мне. Задумчиво останавливается, спокойными умными глазами вопросительно смотрит на меня, потом на Валерия.

– Пода-а-айте, сестра, Христа ради, убогим стра-а-анникам, – произношу чужим голосом.

– Да мне не жалко, ребята, только у вас все равно деньги отнимут.

– А мы не позволим! – сообщаю с готовностью, бросая суровый взгляд в сторону представительницы местной мафии.

– Ну, еще не хватало драку у церкви устроить. Лучше, пойдемте ко мне. Я вас и накормлю, и помыться у меня можно, если желание имеется.

Нет, не получилось у нас понищенствовать да поюродствовать. Что ж, значит, нет на то высшей воли. Со вздохом встаю, остальные тоже. Не сговариваясь, высыпаем с Валерием мелочь в полиэтиленовый мешок, подаем опухшей женщине и сходим со ступеней. Василий что-то ворчит под нос.

В это время из-за угла выходит хроменький Митя. За его хилой фигурой следует бритоголовый качок лет семнадцати. В упор гляжу в его злющие глазки на детском округлом лице. Он нерешительно замирает. Мы же удаляемся. Видимо, представителю криминальной «крыши» надо как-то оправдать свою нерешительность, и он замогильным голосом констатирует: «Уходят… Испугались, лохи городские…»

Идем гуськом по узкой улице, сворачиваем в уютный проулок и доходим почти до края поселка. Потом сидим на просторной кухне частного дома. По всему видно, здесь недавно закончили ремонт: все вокруг сияет новизной и чистотой. Наша благодетельница Ирина, облачившись в передник с веселыми ромашками, ловко собирает на стол. С интересом выслушивает эмоциональный рассказ Василия о его сложных отношениях со стражами порядка. Только почему-то смотрит она все время не на Васю, а на нас с Валерием, молча перебирающих четки под столешницей.

– Ну, а вас, ребята, в милицию часто забирают? – спрашивает Ирина, когда рассказчик истощился и с аппетитом набросился на салат и горячий борщ.

– Ни разу не трогали. Наговаривать не стану, – сообщает Валерий, так как я молчу: сказать мне пока нечего.

– Вот видите, Васенька, вам есть у кого поучиться, – мягко советует хозяйка нашему агрессивному коллеге.

– Делать нечего!.. – огрызается тот, накладывая себе в тарелку пяток румяных котлет с горой жареной картошки.

– Как же, ведь мы христиане, и во всем должны мирные решения искать. Разве не так?

– Как говорил святой Филарет, врагов веры нужно уничтожать. Зря, что ли, у нас половина святых – воины?

– Ну, ладно, кушайте на здоровье, – вздыхает Ирина, смиренно отступая.

Пока Василий молчит, в доме стоит тишина. Здесь уютно и спокойно. Огонек оранжевой лампадки в Красном углу, будто капля янтаря под солнцем. Сама же хозяйка излучает дивную тихую доброту и ненавязчивое гостеприимство. Она почти не ест, только салат слегка вилкой трогает. Несколькими фразами описывает свое житье-бытье.

Живут они со старенькой мамой вдвоем. Ирина вместе с подругой открыли свою юридическую фирму, где консультируют малообразованных сельчан. Используя прежний опыт работы в исполкоме, они помогают в оформлении и прохождении официальных бумаг. Случались ли попытки вымогательства с криминальной стороны? Ну, что вы! Они же сами и прибегают к услугам фирмы. Так что они с подругой со всеми живут в согласии. «Каменных палат» не нажили, но на жизнь достойную хватает.

В это время на кухню входит заспанная старушка на костыле. Увидев нас, оживает:

– А, мамынька, экие гости! Да в бородах… Не старообрядцы, нет? – бдительно интересуется.

– Православные.

– Это хорошо, а то у нас тут расплодились енти… эгоисты, да проститанты, – сетует она.

– Иеговисты и протестанты, – «переводит» с улыбкой Ирина.

– А как в точку-то! – восхищаюсь. – Э нет, русского человека этими западными штучками не надуешь – он сразу в корень смотрит и – в-в-ж-ж-жик – косой по сорнякам.

– Это за нами не заржавеет, – решительно заверяет старушка. А сама пристально всматривается в наши лица. И радостно сообщает: – Да я вас знаю! Ты, – указывает на Василия, – у Нины Самохиной останавливаешься. У нее еще после тебя иконки бумажные появляются, а деньги пенсионные пропадают. Ты, – палец упирается в Валерия, – Крестным ходом с нами ходил в прошлый год. А тебя, – доходит очередь и до моей особы, – я, кажись, по телеку видела. Ну, ровно ты, только без бороды и в красном пинжаке с лампасами на груди.