Миссионер

Андрей положил трубку и взял чистый лист бумаги. Написал «Гинтас», затем ниже: «звонок Андрею», «отказ», «команда для разборки», «молитва», «инфаркт», «наезд команды на заказчика», «денежные трудности», «отбой». Андрей увидел перед собой схему. Вот так, по такой схеме снова Господь явил ему Свою милость и заступничество.

Молитва благодарности хлынула из сердца. Он самозабвенно отдался этой светлой силе.

…Но что-то еще нарождалось в той глубине.

И когда молитва завершилась, вместо благодатной радости в сердце ознобным холодом стала расти и крепнуть гордая мысль: «Какую силищу имеет моя молитва! Да я теперь кого угодно по стенке размажу. Ну, кто там еще, подходи!»

«Я же, грешный монах, буду мостить тебе твой путь своей молитвой» – оглушающе-тихо прозвучало в голове. «Старец все это время молился за меня. Старец! При чем здесь я?..»

Он потянулся к молитвослову, нашел молитву Сергию Радонежскому от нападков гордости и стал ее медленно, вслушиваясь в каждое слово, читать: «…Не отступай от нас духом, сохраняя от стрел вражиих и всякия прелести бесовския и козней диавольских, пастырю наш добрый…»

После молитвы заставил себя положить поклоны.

Затем стал размышлять. «Кто я и откуда? Немощный человечишко, во грехе рожденный. Господом одушевленный и вызванный из небытия Его непостижимым замыслом.

Что я могу сам, кроме как погружаться в омут греха? Шага не ступаю без греха, вздоха безгрешного не могу сделать. Если и есть во мне что хорошее, то не мое это приобретение, но от Господа моего. Если дается мне некая сила, то за нее и спросится в тысячу раз больше, чем с немощного. Если и вознаграждаюсь я крохами благодати с Господнего стола, то только лишь, чтобы совсем не впасть в уныние, и для подкрепления слабеющей во грехе души.

Вот мне и показана немощь моя: со страху обратился к молитвам, по милости получил просимое и тут же впал в обольщение лукавым! Я! Мое! Страх животный – твой. Грех сребролюбия, к этому страху приведший, – тоже твой! Где тут твоя заслуга, смерд?

И только теперь вспомнил, по чьим молитвам получил ты свои удачи. Хам неблагодарный. Старец, отказавшийся от прелестей земных, молитвенник за всю землю Русскую, каждый день входящий в общение с Небесами. Десятки лет умертвлявший в себе перстное, земное, греховное. Подвигами своими живущий на пути от земли к Небу. Его молитвы, а не твои сотрясения воздуха. Его чистая душа, потоками слез умытая!.. Прости меня, Господи, гордого, никчемного, грешного, смертного! Не оставь меня ни на миг. Ничего без Тебя не могу!»

Поздно ночью услышал Андрей грохот входной двери. В его дверь постучались. Он открыл. Света позвала его на кухню.

– Ну, как тебе мой новый ухажер?

– Кто он? – устало поинтересовался он.

– Охранник на рынке. Царицей, говорит, сделаю! Не то что мой пьянчужка.

– Светик!.. Твой, как ты изволила выразиться, «пьянчужка» – муж твой перед Господом! Имеешь ты такого, какого заслужила по своим грехам и добродетелям. Ты любить его обязана, а не гонять из дома. Вот когда ты вернешь его и сможешь восстановить вашу любовь, только тогда ты станешь счастливой и Богом любимой. Прошу тебя, подумай об этом.

– Вот еще! Да этот Хоттабыч для меня все, что хочешь, сделает! Он любит меня!

– Уверен, что этот предаст тебя при первом удобном случае. Ты для него даже не человек. Игрушка живая. Когда натешится – выбросит. И не говори потом, что тебя не предупреждали.

– Замолчи, замолчи, я все равно не слушаю! – замотала она головой.

Дача

В ближайшую пятницу после ликвидации попытки покушения Юрий заехал за братом и повез его на дачу. Как только Андрей пристроил свою сумку в обширном багажнике и сел справа от брата, Юрий сунул ему газету со статьей о покушении. Андрей прочел ее внимательно и произнес только: «Значит, подействовало». В это время Юрий выруливал на трассу, забитую машинами, и ругал какого-то «чайника», подрезавшего его справа. Когда они вырвались на загородное шоссе и «Ауди» стремительно и почти бесшумно понеслась по левому ряду прочь от городской суеты, Юрий оживился, обмяк и даже с улыбкой шлепнул брата по плечу:

– Вот так! Мы им еще покажем, у кого козырь старше.

– Не сомневаюсь… – откликнулся Андрей, любуясь легкими перистыми облаками, следующими за машиной по голубому небу над лесом, обступающим трассу лесом.

– А ты знаешь, что моя хозяйка пригласила свою кузину. Так что скучно тебе не будет. Впрочем, что это я? Тебе же скучно не бывает, я и забыл.

– Это точно. Всегда есть о чем поразмыслить. Одна проблема – найти покой.

С Аленой, двоюродной сестрой Юриной жены, Андрей однажды уже имел беседу, которая надолго обострила отношения Андрея с его ревнивой супругой.

Девица сия из нового «поколения любителей пепси» не признавала авторитеты и традиции, ломила напролом своей мужской логикой, не выходя при этом из образа ласкового мурлыкающего котенка. Работала девушка журналисткой в шумной газете, и это сказалось не только на ее независимом статусе и поведении, но и на манере вести себя с людьми. Судя по тому, как беззастенчиво Алена разглядывала фигуру Андрея, она была не против предложить свою кандидатуру в качестве альтернативной подруги. После развода с женой Андрей с Аленой еще не виделся. Уж, конечно, девушка обрадуется вакансии, подумал Андрей.

А вот и поворот на узкую дорогу, ведущую через два поста охраны к даче. Через несколько минут машина въехала в распахнувшиеся ворота и замерла перед въездом в гараж. Андрей вышел наружу, хлопнул дверцей и прислушался к навалившейся тишине. Это первое впечатление после шума и суеты города всегда его ошеломляло. Зная это, брат не приставал к нему с разгрузкой багажа, выставляя из багажника сумки тихо, без суеты. Андрей прошелся в сторону высоких охристых сосен, обступивших двухэтажный дом. Жадно слушал щебетанье птичек и вдыхал аромат разогретой солнцем хвои.

На этой даче не выращивали овощей. Кроме цветов здесь лишь высокая кустистая малина посажена руками хозяев. А основное богатство – вот эти вековые мачтовые сосны, подпирающие стрельчатыми кронами высокое небо.

– Девчонки, наверное, на речке. Может, и мы сразу искупнемся? – предложил Юрий, открывая ключом дверь дома.

– Конечно, – отозвался созерцатель.

На песчаном берегу реки с широкой запрудой для купания, крашеными лавочками и кабинками для переодевания играли в волейбол, бадминтон, загорали и читали в шезлонгах с полсотни загорелых дачников.

Братья отыскали трех своих «девчонок» и подсели к ним на громадную махровую простыню. В центре этой черной подстилки красовалась большущая долларовая купюра с портретом президента. Вот на улыбающийся рот этого портрета и устроил свои откормленные чресла Юра.

Дамы подняли шум и засыпали их вопросами. Андрей поприветствовал их, подхватил на руки свою любимую племяшечку и понес ее к воде. В своем желтом купальнике на худеньком загорелом тельце Иришка напоминала тощего цыпленка. Она смело прыгнула в воду и, резво перебирая ручками, поплыла в плеске и брызгах на глубину. Дядя догнал ее и подставил под ее животик свою руку, поддерживая начинающую пловчиху. Когда она продемонстрировала свои успехи в плавании, они предались излюбленному занятию: стоя по грудь в воде, брызгались и, жмурясь и отплевываясь, звонко смеялись. Нахлебавшись воды и вдоволь нашалившись, они доползли до лежбища и рухнули на простыню, подставив заходящему теплому солнцу спины.

– Ну все, друзья сошлись – обо всех забыли, – улыбнулась из-под солнечных очков Лида, мать девочки и жена Юры.

– Дядя Андрей, правда, я уже научилась плавать? – звонко похвастала Иришка.

– Да, Ирина Юрьевна, вы определенно делаете успехи! – лениво откликнулся разомлевший от жары дядя.

– Когда же и мы, недостойные, дождемся вашего внимания? – промяукала Алена из-под широченных полей соломенной шляпки. Из широкого своего арсенала она выбрала позу задумчиво сидящей копенгагенской русалочки, по ее мнению, максимально выгодно и по возможности скромно демонстрирующую изящные лекала ее фигурки. Купальник и головной убор тоже, вероятно, тщательно выбирались на совместном заседании-штабе по разработке операции.

– В порядке очереди, господа-товарищи, как говорится, все лучшее – детям… Ириш, ты согрелась? Пойдем, побродим по лесу.

– Пойдем! – девочка резво вскочила. – Я уже грибы собирала, набрала больше сотни белых, вот!

– Надевай шлепки, фантазерка.

Андрей совсем не был готов к разговору с Аленой и решил его отложить.

…Под их подошвами пушистый ковер из разогретой душистой желто-коричневой хвои мягко прогибался и пружинил. По лесу носились и ошалело перекликались птицы. Комаров в этих местах не водилось: за этим следили соответствующие службы. Во время прогулки Иришка выложила все новости своей дачной жизни: и про соседскую кусачую собаку, и про зеленую лягушку, и про грибы, а в конце вдруг спросила:

– Дядя Андрей, тебе Алена нравится?

– А почему она должна мне нравиться? – удивился тот.

– Ну, как же, она ведь красивая, – совсем уже дамским тоном аргументировал ребенок.

– И она первая, кто об этом знает, – проворчал он себе под нос, а ребенку сказал уже громко: – Красота, милая девочка, на моей памяти еще никому не приносила счастья. Совсем, даже наоборот.

– А я буду красивой?

– Будешь обязательно, только никогда не хвастай этим. Вот немного подрастешь, и мы с тобой обязательно вернемся к этой теме. А пока радуйся, что ты маленькая и все тебя любят. Не торопись взрослеть.

Но вот они завершили свою прогулку и вернулись к реке. На том же портретном месте президентской простыни, подставив холеное округлое тело последним лучам розовеющего солнышка, сидел один Юрий и рассеянно глазел вокруг.