Случай в Краснодаре

В дверь постучали, и послышался голос тёщи:

– Сергей, можно войти?

–Да, можно, – ответил он, повернувшись лицом к стене.

Тёща закрыла за собой дверь, подошла к кровати и уселась на рядом стоявший пуфик:

– Послушай, зять, ну ты прям удивил меня. Впервые я тебя таким резким увидела. А оно и правильно, сколько можно мужика доставать. Я Таньке тысячу раз говорила, что нельзя всё пилить и пилить мужа. Вот доведёшь, и бросит тебя, потом ещё и жалеть будешь. Как-никак не пьёт, не курит, спокойный, покладистый. Да, проблемы с работой. А у кого их нет? Сейчас, как раньше, нет больших предприятий, а одни маленькие конторки да сплошная торговля повсюду. А народ ещё этих кредитов набрался, как вшей. Не пойму я этой современной жизни, ой не пойму. Мы вот с моим покойным Фёдором всю жизнь пропахали. И дом построили, и дочерей вырастили. Да что там дом. Помню, поставим цель и копим то на люстру, то на стиральную машинку. А как купили то, что задумывали, так обмывали, как полагается: родню созовём да стол накроем. Вот это была радость!

А сейчас что получается: захотел ту же люстру или стиралку, пошёл в магазин, тут же оформил кредит. И забирай, пожалуйста. И денег не надо. Но радости-то такой, как раньше, нет. А потом нужно выплачивать кредит, да ещё и с большими процентами. Как там ни крути, но жить в долгах… Ничего хорошего в этом нет, особенно для психики, да и вообще для каждодневного позитивного настроения. Вот из-за этого тоже часто возникают скандалы в семьях вплоть до разводов. В жизни какая-то сплочённость должна быть, что-то объединяющее для преодоления трудностей. Ну там детей вырастить, дом построить, денежки научиться откладывать, да много чего…

Ой, что-то разошлась я, понесло уже не в ту степь. Ты, Сергей, на Таньку не обижайся. Характер у неё такой. Как говорится, сам выбрал, вот и терпи, ведь у вас двое деток. А с ней я строго-настрого поговорю. Это я тебе на сто процентов обещаю. Что-то с ней происходит… – Зинаида Михайловна немного задумалась и резко обратилась к Сергею: – Вставай, зять. Не обращай внимания на слова Татьяны. Мы, бабы, такие, нас терпеть нужно, но и без нас нельзя. Мы сейчас с тобой пойдём на кухню, выпьем, я домашнего винца привезла. Сделаем вид, что ничего не произошло. А уже потом, попозже, я с Татьяной поговорю, ох и поговорю…

Дверь в спальню приоткрылась, и показалась Олечка:

– Папа, бабушка, там мама плачет, пойдёмте скорее.

Зинаида Михайловна взяла внучку на руки, поцеловала в носик и, поглаживая по головке, успокаивала:

– Ах ты, наше солнышко! Наш ангелочек! Сейчас мы и маму пожалеем, чтобы не плакала, и папа к нам на кухню придёт, и никто больше не будет ругаться. Пошли, моя хорошая, к маме, пошли. Серёжа, мы тебя ждём, – обратилась она к зятю и закрыла за собой дверь.

В ванной Сергей умылся, с какой-то грустью посмотрел на своё отражение в зеркале и направился на кухню.

Никто не подавал вида, что что-то произошло. Наоборот, тёща развлекала шутками внуков, а Татьяна накрывала на стол, где уже стоял графин, доверху наполненный домашним тёщиным вином, аромат которого распространился по всей кухне.

– Ну что, семья, давайте все за стол. Вы для меня самые близкие на целом Белом Свете! Уж очень переживаю за вас. Зять, наливай вино в бокалы. Буду тост говорить, – улыбаясь сказала Зинаида Михайловна с присущим в подобных случаях кавказским акцентом, при этом подняла правую руку с указательным пальцем выше головы.

Сергей принялся выполнять указания тёщи.

– Я тоже вина хочу, – требовательно произнесла Олечка, вопросительно глядя на отца.

– Доченька, тебе нельзя. Ты маленькая ещё. Компотик попьёшь, – ответила малышке Татьяна.

– А Лёшке можно вино пить? Он же ещё небольшой, – не унималась Оленька.

– И Лёшке рано вино пить. Ваш дедушка Федя как чувствовал: в послевоенный год много вина наделал и попросил два бочонка не вскрывать и в погребе хранить, чтобы внукам, Оленьке и Алёшке, до их свадеб сохранить. Так что подрастёте, мои хорошие, и попробуете дедовского вина, – с грустью в голосе сказала Зинаида Михайловна, едва сдерживая слёзы.

В этот момент из прихожей раздался звонок сотового телефона.

– По-моему, это твой, – посмотрела на мужа Татьяна и обратилась к сыну: – Алёша, принеси отцу телефон.

Сергей добавил:

– Сынок, телефон нести не надо. Ты спроси, кто это? И скажи, что папа занят и сам перезвонит.

Буквально через минуту Лёшка вернулся на кухню и обратился к отцу:

– Папа, возьми трубку. Это дядя Слава, срочно.

– Ну вот, в кои-то веки по-человечески собрались семьёй посидеть, и тут на тебе…

– Да что ты прям сразу возмущаешься, мало ли? – перебила мужа Татьяна и, заметно засуетившись, передала телефонную трубку Сергею.

Тёща немного прищурилась, наблюдая за происходящим, и сказала зятю:

– Иди-иди, поговори. И вправду, мало ли что… – после чего она как-то вдумчиво посмотрела на Татьяну.

Сергей вернулся через несколько минут и с радостью сообщил:

– Работёнка подвернулась. Славику беременную жену нужно в роддоме проведать, поэтому попросил меня потаксовать и разрешил, что заработаю, себе оставить. Так что через час я должен быть на вокзале. Поеду копейку зашибать.

– Тань, ты мужу-то что-нибудь со стола собери, он же так и не поел, как с работы вернулся, и сейчас опять уходит, и неизвестно, когда вернётся.

Дети, жена и тёща вышли в прихожую провожать Сергея. Он задорно всем подмигнул и, торопясь, выскочил за порог, громко захлопнув за собой дверь.

– Мог хотя бы деток поцеловать. Выбежал как угорелый, – возмутилась Татьяна и предложила всем вернуться на кухню.

Глава 2

Буквально через полчаса застолья вино в графине закончилось. Дети ушли в спальню, а Зинаида Михайловна и Татьяна мирно беседовали о житейских делах.

– Давай, мам, ещё винца в графин подолью. Банка в холодильнике стоит. Холодненькое, – причмокнув, предложила Татьяна.

– Да нет, Танюш, хватит. Ты и так уже слегка окосела после двух бокалов. Порозовела вся. Щёки, как у рака, красные, – пошутила Зинаида Михайловна.

– Ну, ма-а-ам. Я же уже взрослая, да и, в конце концов, ты у меня в гостях и не имеешь права запрещать.

– Я тебе так скажу, дочка. Дело хозяйское, пей, если хочешь, но у тебя дети уже всё понимают. Не стыдно будет, если мать пьяную увидят? – поинтересовалась Зинаида Михайловна.

– А я и не собираюсь напиваться. Ещё один бокальчик и всё. А ты не пей, если не хочешь, – ответила Татьяна, встала из-за стола и подошла к холодильнику, достала из него банку с вином и налила себе полный бокал.

– Может, всё-таки будешь? – спросила она у матери.

– Нет, спасибо, – отрицательнопокачала головой Зинаида Михайловна и добавила: – Я-то знаю, какая это коварная штука, вино.

– И чем же оно так коварно? – поинтересовалась Татьяна, усевшись за стол и пригубив бокал ароматного вина.

– Да всё очень просто, – улыбаясь посмотрела на дочку Зинаида Михайловна. – Вино коварно тем, что пьётся легко, а действует с опозданием, но сильно. Татьяна, вот когда человек водку пьёт, она ему тут же привет говорит, и он пьянеет быстро, да и на вкус водка – она и есть водка. А винцо, тем более хорошее, домашнее, пьётся легко, и закусывать не надо. Хотя есть одно но: стоит человеку зайти за угол, как вино говорит: «Привет, дорогой, на тебе по ногам!» Колени тяжелеют, как гири становятся. Сколько раз я твоего отца, моего Федечку, после гулянок, считай, на себе домой тащила. И ведь знал же, и я ругалась, но нет, тяжело от винца отказаться, рекой льётся. А как домой соберёмся, полдороги пройдёт, а потом ухватится за забор и стоит как вкопанный: «Зиночка, помоги». Ну а что поделаешь, такая уж наша бабская доля: не бросать же суженого – грузишь на себя, как мешок картошки, и до дому волоком, – уже рассмеялась Зинаида Михайловна.

– А я помню, мама, как помогала тебе папку в кровать укладывать. Сапоги с него стягивала. А он добрый такой, смотрит на меня, чуть не плачет и всё прощенья просит за то, что так напился, – со слезами на глазах вспоминала Татьяна.

– Что и требовалось доказать, доченька. Вот тебе вино привет и сказало, уже и слёзы появились, скоро разрыдаешься, – пошутила Зинаида Михайловна.

– Да ну тебя, мамуля. Сама про отца начала говорить, и меня потянуло на воспоминания. Хороший он был у нас. Мне так его не хва-та-ет, – разревелась Татьяна, уткнувшись в плечо матери.

– Ну всё, тише, тише. Успокойся. Это я, дура старая, тебя растревожила. Не надо плакать. Папа твой сейчас та-а-ам, высоко-о-о, смотрит на нас и ругается, говорит, наверное: «Вот бабы дуры, нюни распустили, расстраивают меня», – успокаивала дочку Зинаида Михайловна, прижав к себе и нежно поглаживая по голове, как в детстве. – Ну всё, успокоилась? Ты мне вот что скажи, дорогая: а ты помнишь, как меня утром на такси встречала?

– Мамуль, ну конечно, помню, – удивилась вопросу матери Татьяна.