и стучат в ногтях их рыбы,
что мигают, как коньки
детворы, нырнувшей прямо
в корень ледяной реки.
Слышишь, как потеря слуха
проникает в этот хор,
в стук – что падает сквозь руки —
словно тёмный коридор?
Это – прежде чем под локти —
будто он ещё предмет —
коридор ведут под руки —
ангелы, которых нет.
В коридоре свет – растерян
как листва в саду – стоит
на одной ноге с уродом —
как наколка – уступив
своё место снегопаду —
вертикальному, как смерть…
стук слабеет – как награда
и возможность рассмотреть.
(25/01/14)
«На шерстяной спине тумана …»
На шерстяной спине тумана —
ещё бессовестный – щегол
гнездо достанет из кармана,
как осень оказавшись гол.
Он, пар с наркозом распивая,
сидит в качелях – как словарь —
то ночь себе не выбирая,
то понимая, что попал,
то – принимая, что умрёт он,
когда, набрав на клюв тоски,
под тёплым запахом озона
снесут его в своё ни зги
запрятанные мирмидоны —
на переносице очки
утроив шерстяной слюною,
которой не было причин,
которой не было, и – жажду
разматывая как словарь —
висит щегол уже не нежный —
как смертность, что себе наврал.
(26/01/14)
«Вытягивая – вслед за ливнем …»
Вытягивая – вслед за ливнем —
щенячью шею с головой,
стоял мороз, как тополь в листьях —
вдоль переполненный толпой.
И О тянулось длинных вёдер —
зависнув, где терялся свет,
как озеро, нырнувши в норы —
в земле успело зачерстветь…
…и восковые спрятав руки,
мороз, как бабочку в губах,
несёт от неба парашюты,
сгорая в тощих мотыльках,
растягивая тьму – как мясо
осеннее – осиротев
в подводе ливня прячет званье
и кутается в звонкий мех.
(27/01/14)
«Светает – пробуждаясь – птица горла…»
Светает – пробуждаясь – птица горла,
шифруясь в перьях плавкой черепицы:
у каждого пера – собачья морда,
и каждой морде пробужденье снится.
Вот угол морды мёртвой разорился
от – в сеть её попавшего – улова
из шариков дыхания – раздетых
до плавников случившегося слова.
И звук касается – как языка – дороги
и пятачок несёт в своём кармане,
шлифует тень, как черепицу – клюнет,
и – как рубец – на эхо глины встанет.
(28/01/14)