Алехин не заглотил наживку, вежливо смотрел на собеседника и медленно крутил вино в стеклянной ловушке. Потом понюхал, пить не стал. Помолчали. Президент, по достоинству оценив умение приглашенного держать паузу, сделал глоток сицилийского и вынужденно пошел на второй заход. На сей раз с неожиданной стороны.
– Как относитесь к КПСС?
– Отвечать кратко или развернуто?
– Кратко.
– Вы ведь в ГДР были членом парткома совколонии, помните свои ощущения, когда пала Берлинская стена. Для меня партийные стены рухнули годом раньше, после Афганистана. Разочаровался в КПСС полностью, – Матвей пригубил из бокала. – Хотя социалистические идеи весьма привлекательны.
Москва. Октябрь 1988 года.
Выйдя из станции „Дзержинская“, Матвей окинул взглядом площадь. Железный Феликс» стоял в центре на месте дореволюционного фонтана-водопоилки для гужевого транспорта. За ним бывшее здание страховой компании «Россия», с 1919 года ставшее штаб-квартирой ЧК-НКВД-КГБ. Идти туда не хотелось, да и инструкции по конспирации запрещали действующим разведчикам его посещать. Сегодня особый случай: Алехина вызвали на заседание комитетского парткома. Вызов ничего хорошего не сулил. Операция «Пакет», как он и ожидал, не принесла награды, а засосала в воронку неприятностей. Парадокс: по оперативной линии претензий не высказано. Но сразу после выписки из госпиталя офицеру позвонил парторг.
Двигаясь вверх по Лубянке, миновал новый комплекс КГБ, облицованный серым гранитом. Новоселами стали руководители комитета, включая его главу – Старика. Именно он и затеял, как предполагал Матвей, партийную интригу. Ведь и сам Председатель КГБ ощущал недовольство Политбюро по поводу неудачи с применением бактериологического оружия для «радикального решения» проблемы Масуда. Решил по-коммунистически стереть в порошок непослушного опера, не вдаваясь в секретные и грязные детали спецмероприятия в горах Гиндукуша.
Пришедшего встречали портреты Ленина, Дзержинского и Горбачева. Еще висел лик Карла Маркса, но как-то неприкаянно, случайно. «В члены КПСС не приняли бы, – подумалось. – Иностранец, еврей, из семьи адвоката, играл на бирже, дружил с капиталистом Фридрихом Энгельсом. Во всяком случае, в парторганы точно не избрали бы с такой-то бородищей».
Члены парткома – не чета классику – чисто выбриты. Нет знакомых лиц – сплошь аппаратчики, а не оперативники. Инквизиторы сразу пригласили в зал Алехина. Скорость настораживала: обычно персональные вопросы разбирались в конце. Видимо, сегодня идейное благополучие КГБ зависело от судьбы именно Матвея. «Да пошли они», – пробормотал сам себе, внезапно утратив интерес к исходу варфоломеевских посиделок.
– Вы достаточно здоровы для участия в обсуждении? – начал секретарь.
– Да. Хотелось бы понять, что обсуждаем.
– Из отдела загранкадров ЦК КПСС поступило указание рассмотреть ваше поведение в Демократической Республике Афганистан. Что можете сообщить, не раскрывая оперативные подробности?
– Выполнял задание руководства по обеспечению бескровного вывода военных частей и гражданских учреждений. Взаимодействовал с подразделениями КГБ. Детали имеют гриф «совершенно секретно» и «особой важности».
– ЦК располагает информацией, что вопреки указанию наземного центра управления полетами вы вынудили экипаж военно-транспортного самолета совершить посадку не в Кабуле, а в Баграме. Угрожали оружием.
– Оружия на борту не имел, угрожать им не мог. План операции, утвержденный руководством, предусматривал доставку спецгруза и опергруппы в Баграм. Я обеспечил выполнение плана. Центр управления полетами не имел полномочий в рамках проводимой операции.
– По сообщению Министерства обороны в адрес ЦК, в Баграме вы игнорировали порядок выезда автоколонн с территории авиабазы.
– Там была задержка, вызванная нерасторопностью комендантской службы. Мое сопровождение из спецотряда «Каскада» имело необходимое разрешение и действовало в соответствии с приказами из Москвы. «Каскад» не находится в оперативном управлении командования 40-й армии и напрямую подчиняется руководству КГБ.
– Имеется жалоба микробиолога, который просит наказать вас за жестокое обращение с ним в ходе операции. Его чуть ли не убить пытались.
– Ученый появился неожиданно, – насторожился Алехин, поняв, что того склонили написать кляузу. – Участие гражданского не предусматривалось планом. Вел он себя неосторожно, отказывался выполнять правила поведения в военной зоне. Однако мы предоставили ему возможность действовать по его программе.
– По его словам, вы заставили его принять непонятные таблетки, возможно, отравленные.
– Для профилактики членам группы давали антибиотики. Я их сам пил. Как видите, жив, правда, не скажу, что здоров, – Матвей, как бы невольно, тронул повязку, видневшуюся в открытом воротнике рубашки.
– Нам известно о вашем ранении. Подождите за дверью.
В коридоре наглядная агитация повествовала о роли чекистов в выполнении решений очередного съезда КПСС. Висели материалы о подвигах в годы Великой Отечественной войны и о мирных буднях. И ничего об уничтожении сталинскими органами «антипартийных элементов». Ни слова о том, что все руководители и почти все резиденты советской разведки сгинули тогда совсем рядом – во внутренней тюрьме на Лубянке.
«Времена изменились? – Посмотрим».
Решение вынесли быстро.
– Партком считает возможным не наказывать вас, с учетом ранения. Вместе с тем, отмечает недостаток у вас понимания высоких требований, которые Политбюро и лично Михаил Сергеевич Горбачев предъявляют к офицерам КГБ. В условиях перестройки требуются строжайшее выполнение партийных решений и соблюдение служебной дисциплины, внимательное и заинтересованное отношение к советским гражданам. Учтите это в своей работе по реализации линии КПСС за рубежом.
Оплеванный шпион брел по Лубянке: «В тюрьму не отправили, от загранработы не отстранили, даже выговор не вынесли. Гора (ЦК) велела холму (парткому) родить мышь (устное замечание)?»
У метро Матвей затылком почувствовав чей-то взгляд, обернулся.
– Вам просили передать совет, – произнес молодой мужчина в костюме.
– Давайте. У нас же страна Советов.
– Посетите центральный зал «Детского мира».
– Полезная информация. Пожалуй, зайду.
В универмаге кишела толпа, мечтавшая приобрести коляску, лобзик, школьную форму – хоть что-то. Очереди перекрывали доступ к прилавкам, не позволяя увидеть, чем там торговали. В отделе конструкторов сгрудились подростки. Начальник разведки выглядел среди них дедушкой, выбирающим подарок для внука. В руке держал солидный пакет.
– Добрый вечер, Адмирал.
– Добрый. Как самочувствие, Матвей Александрович?
– Нам-то что, нас палкой не убьешь.
– Точно: Партком палкой и погрозил – ЦеКовские игры. Губы надувают, что афганцев не удалось уморить. У Старика к тебе прямых претензий нет, однако, и поощрения не получишь. Не в обиде?
– Я – туземец, знаком с местными ритуалами. Что дальше?
– Правильный вопрос, важный для страны. Времена наступили подлые: предательства и продажность в партийно-государственной машине СССР не позволяют далее работать в привычном ключе. У нас множатся перебежчики, началось разложение спецслужб. Грядут огромные перемены. Посмотри на Восточную Европу: соцлагерь при смерти. Нашему ведомству надо сжаться, сосредоточиться, отойти от шаблонов. Будешь моим неофициальным представителем по особым вопросам. Готов?
– В принципе, да. Только дьявол прячется в деталях.
– Нам предстоит, не вмешиваясь во внутриполитические дрязги в Союзе, работать в интересах страны, какие бы руководители ни находились у власти. Начинаю подготовку к наихудшему варианту.
– Какому?
– Краху Советского Союза. Понял, почему встречаемся не в моем кабинете, а здесь?
– Вы меня пугаете!
– Вот и те, кто владеет реальной информацией о положении в экономике и обществе, сильно напуганы. Как бы, с перепугу, не натворили бед.
– Сделаю, что смогу. Надо создать запасную резидентуру в Стокгольме?
– Не только в Швеции: я замкну на тебя и коллег в других странах Европы. От меня могут обращаться люди с паролем «Евстархий».
– Понял.
– Завтра улетай. Держи игрушку для сына. Точная копия автомата Калашникова, даже затвор работает. Правда, не стреляет. Удачи!