Взломать стихию

– Знаю. У нас у всех ситуации.

После быстрого дележа полученных денег Черешнин направился к стойке – вешалке у входных дверей и снял с нее свою куртку. Больше находиться в агентстве ему не хотелось.

– Поехал следить за очередной неверной женой, – буркнул он, одеваясь. – Обратно не вернусь, сразу домой.

– Правильно, – прокомментировала Клара, с довольным видом пересчитывающая купюры. – За собственной женой тоже нужно следить.

Клара имела в виду Гуляру Черешнину – супругу Ивана, на которой он женился всего несколько месяцев назад. По профессии Гуляра являлась Ивану почти коллегой – работала в прокуратуре, помощницей следователя. Именно дело Заплаточника, или Шамана, как еще называли обезвреженного Черешниным маньяка, свело их вместе, заставив пережить как совершенно жуткие, так и полные любви моменты. Девушкой же, которую Ивану ценой неимоверных усилий удалось спасти от серийного убийцы, и была его будущая жена, Гуляра.

Наблюдая за тем, как шеф «собирается на дело», Клара не удержалась от ироничного замечания:

– Смотри, чтобы снова не спалили.

– А пусть палят, – ответил на это начальник. – Ненавижу все, что делается втихаря!

Несмотря на полученные деньги, настроение у детектива Ивана Черешнина было еще хуже, чем тогда, когда их еще не было.

Глава 3

Жители империи

Когда в квартире Беринзон-Шлиппе ругались, соседи этого не замечали. Думали, обсуждают книгу или театр.

– Я бессребреник! – кричал оскорбленный в лучших чувствах Беринзон.

– Ты бесприданница! – наносила новое оскорбление Шлиппе.

В этой семье матерились словами «оксюморон» и «паноптикум», а поджатые губы значили то же самое, что у нормальных людей «я тебя прикончу, тварь, прямо сейчас, самым кровавым, из всех возможных, способом!».

Через стенку от них жили те самые «нормальные люди» – по фамилии Брыкун. Антиподы Беринзон-Шлиппе, вряд ли знающие значение слова «антиподы». Папаша Брыкун мог гаркнуть на человека так, что серная пробка из его левого уха оказывалась в правом. Все остальные органы просто перемешивались в анатомический винегрет, каждый ингредиент которого стремился прижаться к противоположной источнику страшного звука стенке своего человека. Серьезной причины для этого, причем, не требовалось: так Брыкун мог попросить передать за столом соль, например.

Советский период причудливо перемешал социальные слои советских граждан. Замки аристократов и трущобы чернорабочих сменили трущобы аристократов и чернорабочих. Бесконфликтным такое соседство быть не могло, в принципе. Если вы пробовали прижать друг к другу одинаковыми полюсами магниты, вы понимаете, что это значит. Тонкая перегородка общей кухонной стены с ролью нейтральной демпферной полосы справлялась плохо. К тому же ее постоянно пробивал насквозь Жора Брыкун, по приказу жены вешавший очередные крючочки для ее полотенец, поварешек и прочей кухонной утвари.

Благодаря этим факторам, дыркам в стене и громким голосам соседей, Беринзон-Шлиппе в деталях знали, какими словами их обсуждают. И в отдельные моменты дипломированный филолог Елизавета Шлиппе всерьез задумывалась: а не взяться ли за вторую докторскую? Не добавить ли к англосаксонской поэзии тему «современного городского фольклора»? Делов то: постучать в стену с просьбой вести себя потише, а затем приставить к одному из отверстий диктофон. Потоком материала могло вынести на один уровень с Бахтиным и Фортунатовым.

Беринзоны отвечали Брыкунам на свой манер. Второго августа, например, поздравляли служившего Георгия «с днем девиантника». И получали немыслимое удовольствие от его искреннего: «Спасибо, соседи! Приятно! Можете же, как люди, оказывается…».

Но там, где невозможно сойтись скалам, могут договориться скатившиеся с них камни. В лучших традициях шекспировских страстей, преподаваемых Елизаветой Викторовной в Московском педагогическом университете, Марина, единственная дочка Брыкунов, накрепко сошлась с Альбертом Берензоном-Шлиппе-младшим. Втайне от родителей бегая друг к другу на свиданки, раменские Ромео и Джульетта долго водили за нос оба почтенных семейства. А по достижении совершеннолетия, тут же приняли решение: немедленно пожениться друг на друге, пока чего-нибудь не случилось.

О чем и сообщили родным.

Поставленные перед фактом обе фамилии сошлись лишь в одном: такой брак был позором.

«Мезальянс!» – шептались у Беринзонов.

«Говно собачье!» – орали у Брыкунов, имея в виду то же самое.

Но любовь, как известно, зла ко всем одинаково, так что свадьбу пришлось сыграть.

Она прошла весело.

«За ихнее счастье!» – тосты новых родственников Шлиппе запивали водкой, морщась перед рюмкой, а не после.

«Возможно, преамбуле не хватает лапидарности…» – сокрушался по поводу излишне длинного тоста дядя Беринзонов. И остаток вечера провел в извинениях из-за фонетической двоякости «лапидарности».

Как бы там ни было, а результатом обоюдного мезальянса стала освободившаяся «однушка» Брыкунов, в которой до этого проживала невеста. После того, как молодожены съехали на большую площадь, подальше ото всех родителей, ее было решено сдавать.

Тамара Николаевна Брыкун риелторским бизнесом промышляла не первый день, поэтому, как распорядиться квартирой, знала точно. Так она и появилась в жизни Ивана и Гуляры, решивших, не дожидаясь разжижения мозга, съехать от такого соседа, как Василий Ложкин. Помимо того, что он в принципе был человеком неспокойным, Василий к тому же имел жуткое хобби – русский рэп. Слушал он свое хобби на полную громкость (что с трудом, но еще можно было бы пережить), но также пробовал писать и свою собственную «музыку улиц». Что как раз туда и вызывало желание перебраться.

Воспользовавшись в очередной раз связями матери Ивана, Тамары Владимировны, знакомой со всеми «деловыми людьми» в Москве, молодая семья вышла на Тамару Николаевну и переехала в квартиру ее непокорной дочери.

«Лучшее – враг хорошего!». Спустя месяц эту фразу Иван не поскупился бы отлить в золоте и носить на собственном лбу, чтобы постоянно видеть ее в зеркале и других отражающих поверхностях.

Тамара Николаевна относилась к недвижимости, как к собственной империи. В законе развития которых, как известно, заложены стремления расширяться, завоевывать и порабощать, не страшась самых жестоких методов. С этим Тамара Николаевна справлялась блестяще. В качестве формы правления она предпочитала тиранию, о чем жильцы, снимающие у нее квартиры и комнаты, узнавали в первые минуты знакомства.

– Ключи у меня свои. Приходить буду без звонка, – предупреждала императрица – тиран. – За все сломанное платите по прейскуранту.

Имперский прейскурант Тамары Николаевны включал в себя без малого 600 пунктов, в которые входили все неодушевленные предметы жилища.

– «Лампочки – 50 рублей»… – вникал в договор Иван. – Тарелки по сотне… Вилка – 800? А вилка-то чего такая дорогая?

– Потому, что единственная, – с легким недоумением пояснила квартирная владелица.

Сцилла – Василий Ложкин и Харибда – Тамара Брыкун. Огонь и полымя. К сожалению, обратный ход было давать поздновато (и не так легко – мать Ивана уже оплатила первый и последний месяцы). Чуя недоброе, молодожены согласились на неведомое.

Ради справедливости, надо отметить, что сложный характер квартирной хозяйки компенсировала цена за проживание. Она была относительно невелика. Но и с ней еще надо было справиться.

Из задолжавших жильцов Тамара Николаевна вытягивала деньги разными методами. Как зубной тянет зуб, как старатель вымывает породу. Как вода точит камень и так далее. В зависимости от настроения и того, насколько ей был неприятен конкретный квартиросъемщик. К Ивану Тамара Николаевна применяла метод «неделикатной стирки». Выжав все возможное, оставляла его потом в квартирном коридоре безвольной тряпкой в катышках.

Тем не менее, и этот способ в последнее время перестал давать результаты. Иван был должен за квартиру за три месяца. И Гуляра, разумеется, вместе с ним. Не знавшая жалости ни к кому из неплатёжеспособных организмов во всей природе, Тамара и в этом случае исключения делать не собиралась. Наоборот, неожиданно применила к Черешниным нечто новое в своей и так богатой на фантазию практике.

Молодые супруги только вернулись со своих работ, и, сидя за легким ужином, собирались делиться друг с другом событиями прошедшего дня. Но не успели – во входной двери бесцеремонно залязгали ключи. Никто кроме хозяйки это быть не мог, к этому они уже привыкли.

– Здравствуйте, Тамара Николаевна! – крикнул Иван в сторону коридора, еще не видя, кто пришел, как только входная дверь отворилась.

Тамара возилась в коридоре не здороваясь, переобуваясь в персональные тапочки, надевать которые дозволялось только ей, и появилась в дверном проеме спустя секунд двадцать.

Взгляд Тамары Николаевны, больше похожий на ищущий цель ствол танковой пушки, прошелся по комнате, заставляя все живое ужаться в размерах.

Иван и Гуляра сидели по стойке «смирно». Гуляра, несмотря на теплый летний вечер, набросила на себя просторное газовое парео, оставляющее на виду только голову с шеей и кисти рук. На это были свои причины (весьма веские, прописанные в договоре и прейскуранте).

– Деньги готовы? – без улыбки задала вопрос хозяйка, закончив танковую разведку.

– Большая часть! – Иван вскочил, суетясь, достал из кармана джинсов несколько пятитысячных купюр и протянул их квартирной хозяйке.

– Ага… – Тамара не взяла в руки деньги. – Я так и думала.

Танк развернулся и снова ненадолго исчез в коридорной пасти. Обратно он вернулся с большим пластмассовым контейнером темно – зеленого цвета. Держа его за широкую, прикрепленную к верхней части, ручку, Тамара Николаевна шагнула в комнату и поставила контейнер на стол.