Смерть цвета бейсик

Это означало советника министра, длиннющего жлоба с квадратной челюстью, не выучившего за пять лет ни единого русского слова. Министерство жилищного строительства и развития городского хозяйства возглавлял милый придурок немного за тридцать. Из достоинств у него был превосходный английский, диплом хорошего американского университета, всегда сверкающие ботинки и ослепительная улыбка. По телевизору он смотрелся безукоризненно, чем и ограничивался, сосредоточившись на ботинках и запонках.

– Управделами тоже за вас.

Кротов меня как раз смущал. Удивительной пронырливости слизняк, никогда не разберешь, во что он играет. Опять же, Дейв пришел, а от него тишина. Это что-то значит? Или нет? В целом выглядело душевно. Юрисдикция города над зеленой зоной довольно формальна, обойдется недорого. В партии Зябликов. В сущности, он ни при чем, но лучше бросить копейку-другую, чтобы не пахло.

Кроме нас на тендер шли Брагин и Даудов. В отличие от наших подставных голландцев, в конечном счете нами же и контролируемых, у них консорциумы с самыми настоящими американцами. Напрямую западники после нескольких трагических неприятностей к нам не заходили. Кстати, очень похоже, что кто-то тогда не постеснялся воспользоваться «маркетинговой поддержкой».

На словах и Брагин, и Даудов в целом не против отойти. Брагин хотел терминал, а с Даудовым придется, похоже, расходиться монетой. Если только один из них или оба сразу не шуруют под столом. Опять же, Кротов молчит.

– Удовлетворены ли вы работой с поставщиком по Министерству юстиции?

– Чрезвычайно, спасибо вам огромное за рекомендацию. Прекрасное качество работы. Абсолютная, американская, я б сказал, четкость.

Дейв удовлетворенно кивнул самым серьезным образом – с чувством юмора у него катастрофа. «Хермитаж констракшен» состоял из пяти-шести подтянутых янки, вроде него самого, и стада симпатичных местных девиц. Их компетентность была совершенно фантастической. Они путали швеллер с двутавром, лампы со светильниками, грунт со шпаклевкой, коробки со щитами и вообще что угодно с чем угодно. Вдобавок к профнепригодности у них стоял задорный дух бардака и воровства.

«Питнат» включал в себя четвертого в стране поставщика стройматериалов, и как они ни старались, кое-что закупалось, в конечном счете, у нас же. Почти вся метизная группа, например, шла с нашего завода в Липецкой области.

Бухгалтерски окольцевав поставки, мы легко вычислили несложный путь, проходящий через двух поставщиков. «Юпитер», небольшая, но старая компания второго плана, продавала «Хермитажу», однако закупалась не у нас, а у промежуточной конторы с гордым именем «Глобал саплай», где и оседало две трети маржи. «Глобал» оказался чудесным бизнесом, с двумя сотрудниками в штате и офисом размером с небольшой шкаф, но приносил, по моим прикидкам, миллионов сто – сто пятьдесят долларов в год. Заправляли схемой три девчонки из «Хермитаж», чьи достоинства не исчерпывались развитыми молочными железами. Ласково прищемив им хвостики, мы шалили пуще прежнего, затаскивая материал на стройку напрямую. По мне, дядя Миша даже немного увлекся, скажем, с облицовкой фасада он явно зарвался. Слишком уж очевидная позиция, даже подтянутый американский бездельник способен отвлечься от оргий, откатов и пробежек, стащить где-нибудь калькулятор и поймать нас за руку. Конечно, кое-что мы и про них знали, но тут было больше умозаключений и догадок.

Стройная была система. «Хермитаж» тянул из бюджета, мы, русские девочки и американские менеджеры, воровали у «Хермитажа». Субподрядчики, прорабы и работяги старались стянуть у нас все что под руку придется, от мешка штукатурки и шпателя до вагонов с металлопрокатом. К таким, как Дейв, сходились ручейки, пригубленные всеми нами, но вполне полноводные. Все эти сертифицированные производители, включенные в реестр. Трубы, сделанные именно теми, краски – именно этими. Конструкторские бюро, рассчитывающие за эшелоны денег стандартную балку, бессмысленные лаборатории, проводящие ненужные замеры. Ручейки собирались в полноводную реку и уходили в заокеанские выси, а тамошних течений и ветвлений я уже не понимал. Строй мы, как в старые времена, церкви, система стала бы окончательно всеобщей, включив в долю и вседержителя.

– Дейв, единственное, подумываем, не отказаться ли от бетона, у нас все-таки свои заводы. Вы ведь помните рекламации по этой позиции?

– Не припоминаю.

– Да? Было несколько довольно неприятных эпизодов. Тем более один из заводов у нас временно прямо на территории верфей, буквально метров пятьсот до стройки.

С бетоном было особенно нехорошо, хамская наценка, плюс постоянное жульничество с объемами, а самое скверное – с маркой. Вдобавок – наш завод был единственным в зеленой зоне, но у нас они покупать стеснялись и возили через блокпосты с непредсказуемыми задержками и простоями.

– Боюсь, при вашем отказе от части поставок им придется поднять цены остального ассортимента. Хотя я ничего в этом не понимаю. Вам лучше напрямую встретиться.

– Может, завтра?

– Как удобно.

По ресторанному залу разлетелись крохотные дроны, следом зашли двое белых и двое черных мужчин в характерных неброских костюмах, зыркая по сторонам и бормоча что-то в лацканы.

– Как-то много их сегодня.

– Так ведь Сандерс приехал, – Дейв посмотрел на меня с некоторым удивлением, – ты разве не идешь сегодня на прием в агентстве?

Мне пришлось минут пятнадцать подождать в приемной перед кабинетом дяди Миши: шло совещание с дивизионом эксплуатации и обслуживания. Когда они начали выходить, их суровые, недовольные лица лучше любых цифр и графиков подтверждали деловой застой последнего года.

Михаил Натанович постукивал по столу, довольно отчетливо бормоча «кретины». В экранированной переговорной дядя Миша полностью согласился со мной и по ясности с Брагиным, и по сомнительности Даудова.

– Очень может быть, – задумчиво сказал он, – очень может быть, они с Кротовым поганку готовят. Может, конечно, цену набивает. Даудов – мужик мутный.

– Сандерс приехал, Кротов стопроцентно будет на приеме. Надо бы его прощупать. Легонечко так.

– Прощупаешь его… Хотя попробуй. Хуже не будет.

– А сами не хотите?

– Тошнит меня от этих упырей. К тому же вы у нас сегодня, я Настеньку давно не видел. И потом, у тебя просто талант на упырей. Любят они тебя.

Все-таки стареет, в прежние времена он никому бы не доверил, не поддался бы сантиментам.

– Конечно.

На выходе я обернулся спросить, не переговорил ли он с Мишей.

– Разговаривал, разговаривал. Совсем охамел. Их величество сегодня подъехать не смогут. У него, понимаешь ли, необыкновенно важные планы на вечер, какие, правда, не сказал. И предложил мне – мне! – подъехать в какой-то кабак. «Орел». Смельчаки.

– Ух ты, дерзко. На двуглавого, я так понимаю, пороху не хватило?

– Угу, и сами мы какие-то неискренние.

– В смысле?

– Долго объяснять. Иди.

Света подскочила навстречу с огромной книгой в руках. Дядя Миша всегда говорил: хочешь дела – бери секретаршу за сорок. С тех пор как я дослужился до личной секретарши, ей перевалило за пятьдесят, но в работе Света становилась только лучше. Разворот амбарной книги был исписан убористым почерком. Красным отмечено срочное, синим важное, черным все остальное. Чтобы раскидать даже самое неотложное, нужен полный рабочий день, но было уже полпятого, а в семь начинался прием в агентстве. Лето еще толком не началось, да и какое у нас тут лето, но я как-то сумел вспотеть, так что нужно было привести себя в порядок, сменить по крайней мере рубашку, а хорошо бы и костюм на что-нибудь более вечернее. Такие приемы лучше посещать с женой, но Катю к разнузданному веселью подобного свойства надо готовить за неделю, и то никаких гарантий. Сейчас уже можно не беспокоиться, выдернуть ее из Песочного ради протокольного занудства не выйдет ни при каких обстоятельствах.

Я твердо пообещал себе провести следующий день в офисе, отбиваясь от всех, но тут же вспомнил про встречу с «Хермитаж». Разобравшись с десятком мелких дел, я вывел на стол разрез фасадов, на сектора монитора письма менеджера проекта и юриста, отчет планово-технического отдела. Начальную и дополнительную сметы подрядчиков, занимавшихся остеклением, Света мне распечатала. История была головоломная и сложная, что-то тут не сходилось, а решать следовало спешно, до начала работ. Я увеличил один из элементов чертежа и забегал глазами между мониторами и бумагами, делая заметки в планшете.

Заноза застряла в мыслях, мешая сосредоточиться. Зачем-то я уже возился недавно с этими чертежами, и почему-то очень важно было вспомнить подробности. Заноза разрасталась, пока я не вспомнил.

– Костя, машину живо!

– Николай Андреевич, вы вернетесь? – спросила Света, но я уже выбежал из приемной.

Нетерпеливо кружа в ожидании лифта, я набрал Мишу, он не отвечал. Тогда я отыскал в интернете адрес «Орла»: оказалось, в зеленой зоне, совсем недалеко. Чертова семейка с их чертовыми идеалами. Мой-то идеализм в долю секунды и навсегда излечил под Тельманово осколок 152-мм снаряда.

В то лето Боря за считаные дни превратился из легкого фрондера, беззаботного противника и насмешника режима в запредельного ватника и ненавистника Запада. Тогда и были сочинены эти его шлягеры. Мне, кстати, больше нравились ироничные Борины песенки, лишенные чуждого для него пафоса, но я, кажется, такой на свете один.

Песен Боре оказалось мало, он создал отряд ополчения «Орел». Одного взгляда на сброд, записавшийся в батальон и крутившийся вокруг, было довольно, чтобы убедиться в совершенной безнадежности затеи. Очкастые задохлики, малолетние истеричные дуры. Особую статью составляли буйнопомешанные, считавшие себя язычниками, они подвязывали немытые космы вышитыми ленточками, носили какие-то вычурные косоворотки и по любому поводу норовили завести беседу о древнем величии, славянских рунах и прочих перунах. Даже мой прапорщик Меленчук, а он был великий в своем роде человек, опустил бы руки, доведись ему делать из этого сброда солдат.

Не то что с боевым опытом, а даже просто отслуживших было два-три человека, не больше. Боря уговаривал меня стать у них кем-то вроде инструктора, и я согласился. Согласился, потому что Боря попросил, согласился, чтобы показать ему весь идиотизм и нелепость затеи.

К концу лета все было кончено, Москва превратилась уже в огненное озеро, и мама…

Мама сопротивлялась уговорам перебраться ко мне насовсем. Ей мнилось, будто она мешает сложиться моему семейному счастью. «К твоему богатству детишек бы еще», – говорила она.

В то время из богатств у меня водилась трехкомнатная квартира в доме начала века, недавно купленная со всем содержимым, включая чайные ложечки. Квартиру эту дядя Миша подарил своей пассии, грудастой хохотушке-блондинке. Кто-то из них остыл, пассия выходила замуж и избавлялась от изобличающего. В общем, скидку на конфиденциальность отчасти уравновешивал налет сибаритства и порока. Мама, впрочем, вряд ли замечала эти тонкости, ее девственное воображение поражали нехитрые блестки комфорта вроде пальм в лифтовых холлах, подземного паркинга и бильярда в вестибюле. Мама все старалась сбежать домой, выдумывая дела, приближала внуков, наверно.

Бомба накрыла соседнюю воинскую часть ракетчиков, ветер дул неудачно, и наш городок накрыло облаком. Мамы не стало.

Мы встречали их на Пулковском шоссе. В обычном густом потоке машин заметную долю составляли осколки исчезнувшей уже армии. Техника, везущая на броне гроздья солдат, грузовики и легковушки, заполненные людьми в форме. К нам прибился пяток ребят на потрепанном и закопченном БМП, потом танк, Т-90, кажется, тягач подтащил 100-мм противотанковое орудие с десятком снарядов. Парни были ошалевшие, грязные, в разномастном камуфляже, они сами ничего не знали, только материли начальство и пересказывали, каждый свои, невозможные слухи.