Хозяйка Валгаллы

Невидимая для них Валентина посторонилась, выпуская смертных на работы, затем осторожно скользнула в ворота, с интересом осматриваясь.

Все славянские селения выглядели примерно одинаково: это были большие бревенчатые дома, поделенные внутренними стенами на отдельные секции. В маленьких деревнях с десятью-двадцатью жителями такие дома имели размер шагов этак тридцать на десять, и в них, вокруг жаркого общего очага, ночевала одна или две семьи. В селениях на полсотни человек очагов было уже два, и дома рубились столь длинными, что ими можно было отрезать для хозяйственных нужд целый мыс, выдающийся в озеро или образованный слиянием рек. Больше жителей – длиннее дома. Город с населением в сотни жителей мог огородиться домами-стенами уже со всех сторон, а число обитаемых секций в нем доходило до десятка. Когда счет жителям шел уже на тысячи – дома-стены выстраивались кольцами, одно внутри другого, а хозяин твердыни зачастую жил отдельно от смертных, в своем собственном доме в самом центре города.

В центре сего городка стоял огромный, в рост человека, обелиск из белого мрамора. Судя по острым, еще не истершимся и не обветренным граням – камень совсем недавно откололся от массива и был доставлен сюда специально, с немалыми усилиями.

– Святилище… – догадалась Валентина, вспомнив про обычаи здешних славян поклоняться божественным камням. – Город-храм одного бога. Интересно, какого?

Она делано зевнула и двинулась вдоль стен, заглядывая в двери – тяжелые тесовые у кладовых и амбаров и легкие жердяные, но обтянутые шкурами в жилых комнатах.

Местные славяне устроились достаточно комфортно: полы в их домах покрывал толстый слой лапника и травы, поверх которых были настелены в два-три слоя звериные шкуры. Кабаньи, оленьи, лосиные с жесткой шерстью – вниз; волчьи, медвежьи, овечьи – сверху, мехом наружу.

Валентина представила себе, как в теплом свете костра утопает обнаженным телом в мягкой овчине, невольно поежилась – и заскользила дальше, сторонясь озабоченных баб, таскающих корзины со свежей, еще шевелящей жабрами рыбой, и молодых девочек, плетущих нити из длинных крапивных жил. В нескольких местах под стенами мальчишки молотили палками солому с непонятными для богини смерти целями.

– Талос, Талос! – В ворота вбежали молодые рыбаки, лохматые и заляпанные чешуей. – Великий Талос, мы видели секача на Кривой отмели!

Почти сразу распахнулась дверь за обелиском, на двор вышел красавчик-бог: могучий, рыжеволосый, в доспехе из начищенных до золотого блеска бронзовых пластин, с бронзовыми наручами и поножами, с короткими сулицами в обеих руках. Единственной странностью в нем оказался цвет кожи. Хозяин селения уродился красным. То есть цветом лица и рук он мало отличался от доспехов на своем теле. Создавалось впечатление, что он весь, целиком, был изготовлен из единого медного слитка.

– Секач! Где секач?! – громогласно вопросил он.

– Лодка ждет, великий, – склонили головы запыхавшиеся рыбаки.

– Ведите!

Мужчины быстрым шагом покинули город, а невидимая смертным богиня смерти, обогнув священный камень, осторожно потянула на себя створку двери, дабы резкое движение не привлекло постороннего внимания, и скользнула в появившуюся щель.

Разумеется, обитель бога выглядела куда богаче, нежели жилища смертных. Пол здесь был не земляной, а из полутеса. Стены закрывала кошма, поверх которой сверкали развешанные тут и там топорики, копья, палицы, щиты и прочие мужские игрушки. Разумеется, в нескольких местах болтались и амулеты, дарящие хозяину иллюзию защищенности. В одном из углов возвышалось застеленное овчиной ложе, возле которого на округлом глиняном возвышении лежала груда углей, наглядно обозначая очаг. Волоконных окон Валентина не заметила. Возможно, их закрывала кошма. За очагом возвышался высокий черный овал – огромное обсидиановое зеркало.

– Вот и ты, – злорадно оскалилась богиня смерти. – Попалось!

Гостья, тихо напевая, прошла пару раз вокруг очага, потрогала ложе ладонью и, убедившись, что оно мягкое, рухнула на овчину, раскинув руки. Закрыла глаза, сладко потянулась:

– Умеют же некоторые устроиться…

Валентина сладко зевнула, прикрыла глаза, плавно утопая в полудреме, однако шум во дворе заставил ее вздрогнуть, поднять веки.

– Какой огромный! Какие клыки! – сливались в единый подобострастный гул восхищенные голоса снаружи.

– Похоже, медный мальчик все же грохнул несчастного поросенка, – поморщилась богиня смерти. – Город предвкушает сытный ужин с пивом и песнями. Где же там Вик до сих пор шляется? Я начинаю скучать.

И в тот же миг над городом наконец-то раскатился тревожный гул набата. Это караульный на стене заметил на севере пять парусов – пять ладей, бодро плывущих по широкой реке против течения, уверенно огибая отмели и мысы.

Жители города на Эльстере никогда не знали настоящих войн. Однако до них много раз доходили слухи о ссорах между богами, порою превращавшихся во взаимные набеги, они помнили о нищих и вечно голодных лесовиках, всегда готовых угнать у речных обитателей их стада, не жалея при этом жизни пастухов, а при случае – увести с собой и славянских девушек. Улыбчивые и бесконечно дружелюбные на словах варяги азартно ловили зазевавшихся людей, чтобы продать в рабство скифам, – только отвернись.

В общем – рисковать не стоило, и потому при появлении чужаков все славяне, находившиеся рядом с городом, спешно прятались под защиту высоких стен, а те, что были далеко, – при звуках набата уходили с открытых мест в тайные схроны, пастухи же угоняли стада на дальние выпасы, а то и вовсе в чащу, где добычу не смогли бы найти даже пришлые лесовики.

Своих-то, местных, славяне зашугали так, что те уж многие поколения обижать соседей не рисковали.

Когда опасность минует – протяжное пение турьего рога о том сообщит без промедления. А коли пение окажется прерывистым, переливчатым – тогда лучше ноги в руки брать да и домой спешно возвертаться. На торг, а то и на шумный пир с заезжими гостями.

К тому мигу, когда пузатые, черные от дегтя корабли приткнулись носами к просторному лугу перед крепостью – на поле, на грядках перед стенами было уже пусто. Славяне толпились на стене, наблюдая, как незнакомцы, выпрыгивая на мелководье через борта, выволакивают ладьи дальше на берег, как сбрасывают товарищам круглые щиты, как расходятся по жнивью, разминаясь после долгого сидения на лавках. Лохматые бородачи в толстых куртках, а многие – и в кожаных кирасах, в просторных меховых штанах и сапогах из толстой кожи, с палицами и топорами на поясах, копьями в руках, не расстающиеся со щитами, – пришельцы ничуть не напоминали ни торговцев-варягов, одетых в сшитые как единое целое кожаные робы и никогда не показывающих оружия; ни лесовиков, всегда бритых наголо и носящих легкие метательные охотничьи копья, такие же легкие топорики, а боевым палицам предпочитающие острые и широкие кремниевые ножи.

От толпы пришельцев отделился могучий, но еще совершенно безбородый черноволосый воин с густыми темными бровями, одетый в кирасу с двумя золочеными треугольниками на груди и носящий на поясе вместо палицы железный молот. Подойдя к стене города на сотню шагов, он провозгласил:

– Слушайте меня, славяне, и не говорите, что вы не слышали! Я Один, бог войны! Плыву из земель египетских в Валгаллу, дабы отдохнуть и повеселиться в потехах ратных, удаль молодецкую показать, на чужую посмотреть, к новым походам подготовиться! И раз уж я здесь, предлагаю вам, горожане, выйти в поле чистое да сразиться с дружиной моей в честной битве. Себя в деле истинном мужском показать, славу ратную добыть, душу в схватке вольготной отвести, встряхнуться в потехе кровавой! Проверим в деле, славяне, чьи копья в сече длиннее окажутся, а чьи палицы прочнее? И пусть победитель пожмет руку побежденному и угостит его вином и мясом на дружеской пирушке! А кто не навеселится, тот вместе со мною сможет дальше поплыть, за приключениями невиданными, за славой звонкой и гулянием без конца и края!

– Ишь ты, нашел дураков, с богом войны в поле драться! – громко хмыкнул один из пожилых воинов, и по рядам горожан прокатился одобрительный гул.

– Я Талос, бог-хранитель покоя святилища! – вскинул руку краснокожий мужчина в бронзовом чешуйчатом доспехе и покачал головой: – И я вынужден отклонить твое приглашение, брат мой Один!

– Воля ваша, славяне, – развел руками гость с севера. – Неволить не стану. Коли так, то дайте нам вина, мяса и рыбы для обеда, девок для развлечения, припасов в дорогу, и завтра мы мирно отплывем дальше в священную землю!

– Приди и возьми! – возмущенно предложил все тот же пожилой воин.

– Ответ неверный, – рывком поднялась с постели Валентина. – И почему они никогда не соглашаются?

– Именно это я и собираюсь сделать, – согласно кивнул Один.

– Как ты смеешь угрожать нам, бесчестный брат?! – возмущенно выкрикнул краснокожий бог. – Ты явился сюда, в потаенную священную дубраву всемогущей Геры, пришел в ее город, к ее святилищу и смеешь говорить о грабеже и насилии?!

– Если это город Геры, то призови ее, Талос, – вскинул руки черноволосый. – Повеселимся вместе!

– Ты хочешь познать гнев великой матери, сестры самого Сварога?! Она испепелит тебя одним словом!

– Словом так словом, – рассмеялся гость. – Что может быть приятнее теплой беседы с разумной женщиной?

Тем временем в покоях хранителя священного города великой Геры вполне обычная и приземленная богиня смерти, прислушиваясь к перебранке снаружи, остановилась перед глянцевым обсидиановым овалом, высыпала на кусочек замши горсть песка и с силой провела по всей поверхности зеркала. Оно тут же покрылось плотной полосой белесых царапин. Валентина быстрыми, широкими движениями прошлась по всей полировке – и прозрачная черная бездна превратилась в матовую изморозь, словно морозцем прихватившую главное сокровище здешнего властелина.

Именно зеркала с древних времен были главной силой славянских богов, их вратами во все уголки мира. Сварожичи умели ходить сквозь зеркала, как смертные – через двери, мгновенно переносясь туда, куда пожелают. При условии, что там будет другое зеркало или хотя бы водная гладь. Только благодаря зеркалам боги славян могли быстро оказать помощь друг другу или скрыться в случае опасности.

И вот теперь эта волшебная калитка из города Геры наружу оказалась надежно заперта.

Разумеется, имелся шанс, что подмога появится из реки, но… Но лень, лень. Боги не любили перемещаться туда, откуда невозможно вернуться. Перспектива пешего перехода длиной в половину месяца не воодушевляла повелителей мира на подвиги в чужих краях ради дальних родичей.

– Вот и все… – Гостья разжала пальцы, просыпая песок и роняя на пол истрепанный лоскут, замурлыкала под нос веселую мелодию и вышла из комнаты.

Теперь самое интересное ожидалось снаружи – на крепостной стене. И потому богиня смерти поднялась туда, притулившись на самом краешке, в стороне от гомонящей толпы.

– Убейте его! – махнул рукой Талос, разозленный хамством чужака.

Несколько мужчин с готовностью подняли луки, засыпали бога войны длинными стрелами с острыми, как шип акации, кремниевыми наконечниками. Однако Викентий оказался к этому готов и просто резко повернулся, поддернул выше висящий за спиной щит. Послышался дробный стук, деревянный диск словно вздыбил шерсть, покрывшись добрым десятком оперенных «щетин». Бог войны вскинул руки с растопыренными в жесте «виктория» пальцами и с намеренной неспешностью зашагал к своим товарищам.

Все то время, пока Викентий азартно лаялся с богом Талосом и горожанами, его дружина, отступив к лесу, споро рубила драгоценными, неубиваемыми никакой работой, гранитными и нефритовыми топорами молодые деревца, вязала из них широкую, почти в пятнадцать шагов, и почти тридцатиметровую в длину лестницу.

Богиня смерти сделала глубокий вдох, выдох, приподняла руки, пошевелив пальцами, – и число работников в лесу тут же заметно прибавилось.

Каменные топоры, в отличие от железных или медных, не мялись, не тупились, не требовали правки – и потому уже часа через полтора работа была сделана. Полсотни воинов, хорошенько поднатужившись, подняли сооружение, каркас которого составляли стволы толщиной в две ладони, а ступени – жердины в руку толщиной, поволокли к своему предводителю. Самой тяжелой была средняя лестница. Две других, справа и слева от основной, воины несли без особого напряжения.

– Смотрите, чтобы пупок не развязался, воители! – насмешливо крикнул медный бог, и горожане с готовностью расхохотались.