Оценить:
 Рейтинг: 4.67

Государева избранница

<< 1 2 3 4 5 6 7 8 ... 14 >>
На страницу:
4 из 14
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
– Как о сем в столице объявили, так мы с Александром и вспомнили, что у нашего брата двоюродного доченька должна быть на выданье! – объявил гость. – Я поднялся в седло, дал шпоры своему Серому… И вот я здесь! И вижу, что скакал не зря. Ты очаровательна, как сама Купава! Так что собирайся!

– Батюшка? – в четвертый раз спросила отца Мария.

– Съездишь в Москву погостить, доченька, – улыбнулся боярин Хлопов, – с бабушкой познакомишься да с дядьками двоюродными, столицу посмотришь, по торгу погуляешь. Себя покажешь, на других посмотришь… Отчего бы и не прокатиться, коли повод хороший нашелся?

– С тобой, батюшка?

– Ты же знаешь, милая, до Юрьева дня из усадьбы не вырваться! – покачал головой ее отец. – Оброки собрать, подати отправить, закупы пересчитать, погреба заполнить. Одно продать, другое поменять, лишнее отделить. Нам с матушкой ныне не вырваться.

– Так давай тогда после Покрова поедем!

– После Покрова вы разве только на свадьбе государевой погулять поспеете, – мотнул головой гость. – На смотрины же вот прямо сейчас отправляться надобно!

– Нечто ты и вправду веришь, что я в царские невесты могу выбиться, дядюшка? – наконец-то обратилась к гостю девочка.

– Пока не попробуешь, не узнаешь, – пожал плечами боярин. – И потом, племянница, ты же не заставишь меня скакать полных два дня, с утра до вечера, безо всякого смысла?

– Так и не нужно…

– А я уже прискакал! – расхохотался гость и зачерпнул еще хмельного меда. – Так что оправдываться поздно. Ты едешь в Москву! – И столичный гость повторил: – Не впустую же я сотню верст мчался, с седла не слезая?

У боярина явно начинал заплетаться язык. Похоже, он и вправду здорово устал. А густой хмельной мед после долгой тяжелой дороги – не лучшее угощение.

– Ты поедешь не одна, доченька! – Боярин Хлопов поднялся, подошел к столу. Но потянулся не за ковшом, а за капустой; прихватил большую щепоть и положил в рот. С громким хрустом прожевал. – Чай не сиротинушка ты одинокая! Ты из семьи большой да дружной происходишь. Тебя проводит дядюшка Иван Григорьевич, встретит дядюшка Александр Григорьевич, о тебе станет заботиться бабушка Федора. Вся семья бояр Желябужских. Тебе не о чем беспокоиться. Познакомишься с родичами, посмотришь Москву, покажешься при дворе. Пред очами царскими предстанешь! Глядишь, и запомнит…

* * *

Собрать юную деву в дальний путь получилось не так уж и быстро. Требовалось уложить наряды и украшения, подарки для родственников. Свою постель – лишней мягкой перины в гостях может и не найтись, шитье, иконы, полотно. Сверх того, понятно, съестные припасы для хозяев и слуг, овес и сено для лошадей. Не покупать же в дороге или столице, коли своего в достатке имеется? И еще несколько возков с репой, огурцами, копченым мясом, вяленой рыбой, зерном, капустой. Частью – родичам в подарок. Частью – на московский торг. Отчего не воспользоваться такой возможностью, коли все едино обоз снаряжается? В столице, знамо, цену раза в полтора, а то и вдвое можно взять супротив окраинной. Еще надобно наставление от духовника получить – как же без этого? Службу в церкви отстоять, могилам дедовым поклониться, в бане вымыться…

Как ни спешили бояре Хлоповы, но обоз из шестнадцати высоко груженных телег выкатился из ворот усадьбы токмо двадцать девятого сентября. Никаких кибиток или колясок у бояр Хлоповых не имелось, и потому Мария, наряженная в сафьяновые сапожки и бархатный сарафан, поверх которого лежал парчовый охабень[5 - Охабень – длинная и широкая верхняя одежда.] с горностаевым воротом, с набитным ситцевым платком на волосах, который утепляла пушистая бобровая шапка, уселась на первой возок поверх мягкой перины, накрытой рогожей и с подушками в мешковине по бокам – оказавшись благодаря тому по высоте наравне с дядюшкой Иваном Григорьевичем.

Там, на верхотуре, девица и раскачивалась на пологих кочках все пять дней размеренной дороги – пока поздно вечером четвертого октября телеги наконец-то не въехали на подворье боярских детей Желябужских в Земляном городе, в проулке возле Чертольской улицы[6 - Ныне – ул. Пречистенка.].

Путники приехали так поздно, что встречали их московские подворники с факелами и слюдяными фонарями, а коней слуги распрягали чуть ли не наощупь.

Впрочем, лошади были не девичьей заботой. Холопы помогли Марии спуститься, передали на руки незнакомых девок. Те увели гостью куда-то в глубину сумрачного в ночи дома, поставили перед узкоглазой и желтолицей бабкой с торчащими из-под темного платка розовыми патлами.

– Проголодалась с дороги, девочка? – прошамкала старуха, жутко похожая на ведьму из старой былины, и оценивающе провела пальцами по щеке Марии.

От испуга путница не смогла проронить ни слова.

Ведьма кивнула девкам, те отвели гостью по коридорам куда-то вниз, посадили за стол, поставили ковшик и блюдо с пирогом.

– Кушай… – плотоядно попросила ведьма и отступила во тьму.

Несмотря на страх, отказываться Мария не стала – уж очень желудок за день подвело. Съела три больших куска пирога с брусникой и яблоками, сдобренными цветочным медом, запила густым киселем – и девочку почти сразу сморило. Она сдалась усталости, опустив голову, вяло позволила отвести себя в другую светелку, раздеть, утопить в перине и накрыть одеялом…

Всю ночь ей чудился густой, дремучий лес, хватающий корявыми ветками за рубаху, за подол и ворот, снилось утробное уханье сов и полет над самыми кронами огромного трехголового змея, что охотился именно за ней, Марией, дабы спалить своим огнем. Она это знала совершенно точно и потому бежала, пряталась, залезала под лапник и большие листья ревеня – но крылатый змей не отставал и все кружил, кружил, кружил, громко щелкая зубастой пастью размером с целую избу…

– Вставай, милая… Просыпайся… В баньку пора, горячая уже…

Мария вздохнула, повернулась на спину, не без труда разлепила веки и улыбнулась:

– Бабушка Федора…

При свете дня глаза у старушки оказались не узкие, а с добрым приятным прищуром, лицо круглое и светлое, волосы седые, и голос вовсе не шамкающий, а глубокий, с приятной бархатистостью.

Все же темнота и красный свет масляных ламп меняют облик человека до неузнаваемости!

– Узнала, внученька? – протянула к ней руки престарелая боярыня, крепко обняла и поторопила: – Пойдем попаримся. Вечером-то не успели. Зато ныне и каменка раскалена, и воды вдосталь. Охабень на рубашку набрось, и пойдем!

В просторной бане они оказались вдвоем. Правда, хмельные запахи да лежащие местами березовые листья подсказывали, что женщины пришли сюда отнюдь не первыми. Ну да какая разница?

Бабушка Федора, настолько худенькая, что под тонкой морщинистой кожей проглядывали все кости, неожиданно крепкой рукой взяла гостью за плечо, вывела на светлое пятно под затянутым промасленным полотном окном, медленно повернула и улыбнулась:

– А ведь ты, Мария, хороша! Чиста, телом ладна да красива. Кто знает, может статься, и повезет? А уж коли еще и можжевеловым веником попарить, так и вовсе глаз будет не оторвать! Ладно, чего стоять? Пошли в парилку, погреемся.

Хорошо распарившись и трижды ополоснувшись, бабушка с внучкой перешли в трапезную, откушали щей и запили их горячим сбитнем, после чего боярыня Федора налила гостье серебряный стаканчик хлебного вина[7 - Хлебное вино – по современным понятиям это самогон.], прозрачного, как березовый сок, и едко пахнущего анисом:

– Пей! Для пущей красоты сие на пользу. Кожа розовее станет да лицо сочнее.

– Разве уже смотрины, бабушка?

– До них еще далеко! – отмахнулась старушка и решительно приказала: – Пей!

Девочка послушалась – и три дворовые девки, словно только и ждали этого момента, тут же кинулись на нее, быстро переодели из льняной рубахи в нечто невесомое, с французскими кружевами. Старательно расправив ткань, сверху облачили в темно-зеленый бархатный сарафан. В несколько рук расчесав волосы, заплели косу, на запястьях застегнули тяжелые серебряные браслеты с яркими окатыми самоцветами, на плечи опустили широкое плетеное оплечье.

– Откуда сие, бабушка? – шепотом удивилась Мария нежданным сокровищам.

– Поноси, от них не убудет, – ответила боярыня Федора.

Сапожки, платок, охабень. Незнакомая соболья шапка с пером и большущим яхонтом во лбу, несколько перстней на пальцы – девочка больше не спрашивала и не возражала. У нее шумело в голове, и она никак не могла собрать взгляд на каком-то отдельном предмете.

Впрочем, с этого часа Мария перестала быть девочкой. Служанки вплели ей в косу фиолетовую атласную ленту с жемчужным накосником. Это означало, что отныне боярышня являлась не просто красавицей, а красавицей на выданье. Мария стала девушкой.

Тем временем ее бабушка тоже нарядилась в вельветовый с парчовым поясом сарафан, сразу будто раздавшись в теле, застегнула горностаевую душегрейку, став еще шире, приняла на плечи рысью шубу, окончательно преобразившись из худенькой старушки в дородную боярскую дочь.

– Прошка! – повела она пальцем, и дворовая девка быстро наполнила стаканчики на столе хлебным вином. – Давай, племянница. Мне для храбрости, тебе для красоты.

В голове Марии зашумело еще сильнее. Теперь она помышляла токмо о том, чтобы не потерять равновесие и… И чтобы не стошнило.

По счастью, когда бабушка и внучка вышли на крыльцо, влажный холодный воздух, ударив в лицо и наполнив грудь, взбодрил девушку. Тошнота почти отпустила, голове стало легче. Но Мария все равно ощущала себя сильно не в порядке и потому всю дорогу смотрела только под ноги, на плотно подогнанные доски тесового настила, идущего вдоль улицы вплотную к стенам и заборам.

Сперва были доски-доски-доски, берегущие ноги горожан от вязкой размокшей глины внизу, затем мост, ворота – и дубовые плашки на всю ширину улицы. Еще примерно полчаса пути – снова мост, снова ворота. Бабушка с внучкой прошли еще две сотни шагов, боярская дочь Федора постучала в окованные медью двери:

– Бояре Хлоповы мы! На царские смотрины!

Девушка вздрогнула, подняла голову, но толком ничего рассмотреть не успела: двери открылись, гостьи вошли в просторные, но темные сени, тут же повернули на узкую лесенку, поднялись на второй этаж, опять повернули и оказались в просторной зале с резной колонной в центре. Здесь уже находилось с десяток девушек. Иные стояли обнаженными, иные неспешно одевались.

<< 1 2 3 4 5 6 7 8 ... 14 >>
На страницу:
4 из 14