Креститель

– Слушай, боярин, – присела возле жующего травинку богатыря Пребрана. – А твой друг и вправду чародей сильный?

– А как же! – немедленно вскинулся Радул. – Да он у меня на глазах таких чудищ разил, что мне и глянуть страшно было, колдуна в горах Аспида един одолел, с татями супротив двадцати рубился…

– Коли так, боярин, может, мы через Себежскую гать пойдем?

– Это что за место такое?

– Здесь, прям за Себежем, она и начинается, – махнула рукой девушка. – Ее, сказывают, рудокопы настелили, пока железо в вязях здешних копали. Оно кончалось – дальше стелили. Кончалось – и снова стелили. Там, посреди болота, острова Крупинские. Гать аккурат до них доходит. И с той стороны тоже стелили, и тоже до островов. Получилось, что гать насквозь через топи проходит. Здесь по прямой до Полоцка верст сто получится. Дней за пять пройдем. А если вкруголять, по тракту – то все десять получится.

– А ежели так, – поинтересовался Олег, лежавший неподалеку, – почему по тракту все ездят, а не по прямой?

– Узкая эта гать. Пока рыли, возам с рудокопскими телегами там не разъехаться было. А с той поры, как железо из Себежской вязи рыть перестали, заброшена гать. Нет там никого. Ни людей, ни жилья. Слухи нехорошие про болото бродят. Коли бояре с холопами оружными идут, то удальства ради по ней скачут. А путники простые, смерды здешние не суются. Опасаются. Мы же коли кругом пойдем, к наказанному сроку не успеем. Князь Полоцкий, может, и простит. А может, и осерчает. Коли по прямой – так даже, на день ранее доберемся…

– Что за слухи-то?

– Про нежить болотную, про русалок да водяных.

– Сама-то не боишься нежити?

– А че ее бояться, коли чародей сильный с нами?

– Ты чего молчишь, ведун? – приподнялся па локте богатырь. – Как мыслишь, стоит князя Полоцкого уважить?

– То не князю, то боярыне нашей услуга, – поправил Середин. – Скажи, красавица, а с боярскими отрядами ничего на гати не приключалось?

– Нет, вроде. Не слыхивала ничего недоброго.

– Откель тогда слухи нехорошие?

– Не ведаю, – пожала плечами девушка. – Люди речи всякие ведут. И про гать Себежскую тоже. Так что, бояре, пойдем короткой дорогой?

– Пошли, – спокойно зевнул ведун. – Нечисть так нечисть. Первый раз, что ли?

– Что разлеглись, лентяи?! – тут же захлопала в ладони Пребрана. – Запрягайте, хватит валяться! Ночью поспите.

Олег тоже дернулся было, но сообразил, что командует девушка холопами. А ему можно еще маленько полежать. Хорошо всё-таки, когда не сам по себе едешь, а по поручению. И накормят, и напоят, и копей оседлают. Если бы еще только при этом никто голову отвертеть не норовил…

Середин рывком вскочил, пошел по полю, внимательно оглядываясь.

– Ты куда, ведун? – окликнул его богатырь.

– Береженого и судьба бережет. – Заметив старое кострище, Олег наклонился, собрал в кулак золу и аккуратно пересыпал в поясную сумку. – Можжевельника бы еще найти. Но придется обходиться тем, что есть.

Спустя четверть часа обоз обогнул поросшие молодой травкой стены Себежа и втянулся под сень прохладного березняка. Теперь, внимательно вглядываясь в сырую дорожную колею, впереди ехали ведун с Радулом. Болото дело такое – провалиться в промоину легко, а вот выбираться замучаешься. Боярские холопы держались позади, уже не веселясь, как прежде, и всё отмахиваясь от комаров.

– Интересно, – негромко отметил Олег. – Березняк тут дикий, али специально сажали?

– Кому она нужна, береза-то? – хмыкнул богатырь.

– Не скажи… – покачал головой Середин. – В нашем кузнечном деле березовый уголек – очень даже неплох.

– Ты еще и кузнец?

– Есть немного.

– Я так и знал.

– Что?

– Что все кузнепы – колдуны тайные.

Олег усмехнулся, поглядывая по сторонам. Сыро, слякотно – но крестик холодный. Стало быть, поблизости нечисти нет. Наговорили люди на Себежскую гать… Он легонько потрепал лошадь по гриве и завел:

Звенели колеса, летели вагоны,

Гармошечка пела: «Вперед!»

Шутили студенты, дремали погоны,

Дремал разночинный народ.

Я думал о многом, я думал о разном,

Смоля папироской во мгле,

Я ехал в вагоне по самой прекрасной,

По самой прекрасной земле…

– А что такое «вагон»? – перебил Олега боярин, не дав толком изобразить из себя «Любэ».

– Повозка такая, крытая и очень большая, – пояснил Середин.

– А «папироска»?

– Ну, это вроде фитиля, чтобы огонь долго не гас.

– А «погоны»?

– Что-то воды как будто прибыло, – указал под копыта ведун, зарекшись петь еще хоть что-нибудь.

– Да, подтапливает, – согласился боярин. – Как бы не утопли в болотине этой.

Копыта уже не чавкали в грязи, а расплескивали воду; возницы поджали ноги, чтобы не зачерпнуть поршнями. Олег дал гнедой шпоры, промчался рысью еще саженей сто – и внезапно оказался на рыхлой, как старая хвоя, но сухой и достаточно твердой почве.

– А вот и гать, – потрепал он лошадь по шее. – Не обманула, значит, Пребрана. Есть дорога.

Деревья поначалу просто поредели, там и сям поднимаясь над мхом на серых округлых кочках; кора берез все больше подергивалась черными проплешинами, а сами деревья делались тощими и гнутыми, пока, наконец, не исчезли совсем. Вправо и влево, упираясь в черный гнутый горизонт, на несколько верст раскинулась равнина. Кое-где наружу выпирали кочки, кое-где проглядывали черные провалы среди серых мшистых окон – но никаких островков или взгорков в пределах видимости различить не удавалось.