Зона мутации

– Я не буду стрелять наугад! Мне нужно их видеть!

Где-то рядом, над его головой, раздался вопль одного из охотников. Волосы Крила обрызгало теплым. Но он не позволил себе дрогнуть, замешкаться – подтянулся еще выше, пока не понял, что пора стрелять: справа и слева мелькают тела, того и гляди кто-то врежется в него, вцепится когтями или зубами в горло.

Выставил перед собой арбалет, надавил на спусковой крючок… Тетива из хитрого материала, обращаться с которым умели только мастера Больших лодок, зазвенела, послав короткую, но толстую и прочную стрелу. Нечто, несущееся прямо на Крила, споткнулось. Пролетело по инерции еще пару шагов, злобно сверкнуло белками глаз и рухнуло вниз, не удержавшись среди ветвей.

За спиной, в кожаном колчане, было еще три десятка стрел. Парень с сожалением думал о том, что все выпущенные потом найти не получится. «Настругаю деревянных». Он бросился вслед за потоком нелюдей, отправляя железную смерть лишь тогда, когда был уверен в своей точности.

– Уходят! На левую руку уходят!

– Факел сюда!

– Оторвите его от меня! Оторвите! А-а-а!

– У-ху-у!

Странные деревья – секвохи. Будто специально созданные для того, чтобы те, у кого есть руки и ноги, могли стаями перебираться по ветвям, подниматься выше, к самому небу, или спускаться к земле, оставаясь незамеченными среди листьев. Даже Крил, выросший на берегу большой, студеной воды, не имевший возможности ползать по высоким деревьям, сейчас смело перескакивал с одной, едва видимой во мраке ветви, на другую. Не было опасения, что сорвется, что не допрыгнет. Заросли будто сами подставлялись, помогая быстро перемещаться от одного дерева к другому.

И все-таки опыта большелодочнику не хватало. Неожиданно он провалился на два своих роста, застрял в переплетении ветвей, а когда выбрался, встал на ноги, оказался в центре жестокой схватки.

Нелюди наскочили на одну из боковых засад: крики смешивались с рычанием, зубы впивались в плоть, красным обагрились клинки. По плечу Крила кто-то полоснул когтем. Он бросил драгоценный арбалет – в ближнем бою толку от него чуть, обузой лишь станет. «Если выживу, спущусь потом, подберу».

А сейчас выхватил из-за пояса кое-что другое, сверкнувшее острым лезвием. Нож его, в отличие от местных клинков, невозможно было погнуть или сломать. Парня с головой накрыло знакомое чувство, как в прежние времена, когда и ему доводилось охотиться. Он яростно, с воплями размахивал оружием, не задумываясь ни на секунду о том, что или кто перед ним и заслуживает ли сострадания темное нечто, скалящееся окровавленными клыками.

Его прижали к стволу. Сильная рука схватила за запястье, не позволяя ударить ножом. В нескольких сантиметрах от своего лица Крил увидел морду нелюдя. Жуткое создание! Черная, дубовая кожа, покрытая мехом лишь там, где и у человека росли волосы. Да и рожей тварь удивительно походила на человека, только изуродованного, будто неуклюжий мастер лепил игрушку для ребенка.

Нелюдь встретился взглядом с противником – он готовился впиться в него зубами. На его черной шее что-то тускло блеснуло. Крил увидел цепочку и пластинку из мягкого металла. Показалось ему, или правда на той пластинке были древние символы? Еще бы мгновение, чтобы рассмотреть получше!

Охотник, вонзивший деревянную пику в плечо твари, не оставил ему этого мгновения. Нелюдь взревел, отмахнулся от нападавшего, и, отпустив Крила, мощным прыжком взлетел сразу на два яруса выше, скрываясь среди ветвей.

– Пусть уходит! – крикнул охотник. – Надо закончить с теми, кого сбросили на землю.

Люди стали спускаться, но Крил еще стоял, задрав голову, смотрел на заросли. Ему ужасно хотелось пойти следом, догнать раненого нелюдя, чтобы посмотреть на его странное украшение. Ведь не может он носить такое, потому что нет у него человеческих мозгов, нет человеческих желаний.

– Эй, ты! Как тебя? Без имени! Спускайся…

– Найдите арбалет, он внизу. Отдайте Белому.

– А ты чего?

– Я скоро вернусь!

Он подпрыгнул, хоть и не так высоко, как чудовище, едва не убившее его. Стал пробираться выше, преодолевая ярус за ярусом. Еще минута и вот уже Крил на верхних ветках секвохи. Уперся ногами и руками, чтобы не свалиться с макушки дерева.

Где-то позади, на линии горизонта, разгоралась полоса будущего восхода. Тлеющая заря не могла разогнать ночной мрак, но уже видны были очертания зарослей, полосой протянувшихся от вокзала до реки.

«Куда он двинется? По секвохам до берега, а там налево, до моста? Или срежет, пройдет по диагонали, через малый лес, скрывающий развалины города?»

Крил посмотрел вниз. Оттуда доносились голоса, изредка видны были отсветы факелов. Скоротечная битва подошла к концу: люди не собирались пускаться в погоню за остатками стаи, теперь она – поредевшая, напуганная – не представляла серьезной угрозы и вряд ли когда-нибудь вернется. А добытого на охоте мяса гнезду хватит надолго.

Было бы здорово присоединиться к остальным, не забивать голову глупыми вопросами, ответы на которые все равно не найти. Отдохнуть, подобрать арбалет и, может, тогда…

– Спущусь за арбалетом – не пустят обратно, – сказал Крил сам себе. Выудил из кармана жевательный стебель, в задумчивости стал перекатывать его из одного уголка рта в другой.

Решившись, он покинул макушку дерева. Аккуратно, не рискуя зря, стал спускаться в сторону, противоположную от приютившего его гнезда. «Не пойдет черномордый по диагонали. Среди секвох ему привычнее. Он где-то там, впереди. К реке пробирается».

Спустившись на землю, Крил еще раз оглянулся.

– Ладно, посмотрим, что там за древние закорючки. Если не померещилось.

Он пошел через малый лес. Хоть и говорят разное о старом городе, но иначе нелюдей ему не догнать. А искать дорогу среди заросших развалин Крил научился еще в гавани Больших лодок.

По деревьям и кустам можно судить о том, что было здесь раньше. Если ровной линией растут, как секвохи, значит улица. А бессмысленным нагромождением – то выше, то ниже – это уж развалины домов. И какие здесь были дома, никому теперь не прознать. Где для жилья, а где для работы. У древних много чудного строилось, это вам не хижины из сосен складывать.

Некоторое время Крил пробирался по «улице», потом взял еще левее, через лесистые холмы – под ними, видать, покоились останки невысоких строений. Небо светлело, идти становилось легче. И, хотя местности он не знал, но любой человек, родившийся у холодного моря, набирался ума от стариков, которые умели объяснить главные приметы города, предупредить. Например о том, что не стоит совать нос на территорию инвирситета. Большой там кусок земли, много каменных домов стояло. И в некоторых древние такое творили, что по сию пору невидимая опасность живет.

Крил замедлил шаг, остановился.

– А вот и понятная, видимая беда.

Перед ним расстилался белесый, будто затянутый светлым мхом пустырь. Пористая поверхность казалась твердой, окаменевшей, но парень знал, что если ступить на нее – провалишься к жукам. Там они, внизу. Просто холодно сейчас, оттого и к свету не выбираются.

Выплюнул огрызок жевательного стебля. Посмотрел на темное пятно среди мшистой поверхности: кто-то уже угодил в ловушку, по неопытности, а может в темноте. Кто? Человек, или… один из нелюдей. Третьего быть не может.

Обошел опасное место, решив продвигаться к реке – хватит с него малого леса. Да и инвирситетская территория не пропустит: вон она, впереди крутыми каменистыми холмами поднимается.

Вышел на очередную «улицу», двинулся по ней к берегу, внимательно оглядываясь по сторонам.

– Ну что, пробежал ты вперед меня, шея с цепочкой? – рассуждал Крил вполголоса. – Или не пробежал? Стоишь где-нибудь у горы-высотки, смотришь на край реки, где секвохи не растут, и гадаешь – идти по открытому берегу до моста или следующей темноты дождаться?

Того ума, что у каждого человека есть, нелюди не имеют. Но как прятаться, какой дорогой идти, они соображают хорошо.

Крил решил закончить дело – обогнал его нелюдь или нет – неважно. Зато не будут мысли всякие по ночам мучить. Вот, мол, мог узнать и не узнал, обратно с половины пути свернул. Ведь в самом деле – откуда цепочка? Ну не носят же нелюди украшений! И что на пластинке металлической выбито? Имеет ли это значение? А если имеет, то какое?

«Родила тебя мамка любопытным дураком». Крил сплюнул и ветер ответил ему порывом, бросив в лицо опавшие листья. Становилось холодно. Серые тучи, которые ночью проливались дождем, сейчас висели низко, будто потолок в старой хижине. Хотелось закутаться теплее, но накидка была сшита по-летнему, из тонкой материи. Север прощупывал одинокого путника и ему оставалось только прибавить шагу, чтобы хоть чуть-чуть согреться.

«Сейчас бы тарелку того супа, что приносила мне Конопатая!»

Кусты внезапно расступились, перед Крилом открылось серое ничто… Когда вгляделся, «ничто» разделилось на стального цвета речную воду, тонкую полосу противоположного берега и скрытый облаками небосклон. Ветер здесь был еще крепче, он вышибал слезу, трепал волосы, щекотал ноздри запахом водорослей.

Крил повернул налево. Там, шагах в семистах, виднелись остатки железной конструкции, давно рухнувшей в воду, но еще не изъеденной ржавчиной окончательно. Мост был прикрыт секвохами, проложившими себе путь по мелководью. Огромные деревья раскачивались на ветру и казалось невозможным перебраться по ним через реку, но… от нелюдей всего можно ожидать.

Спустившись по песчаным дюнам ближе к реке, Крил пошел в сторону моста. Когда-то высокий уступ из искуственного камня окаймлял берег, теперь от него остались лишь валуны и пригорок. Но и этого хватало, чтобы быть под прикрытием, не маячить на берегу одинокой фигурой. Вблизи, конечно, заметят, а вот издалека – вряд ли.

Иногда Крил останавливался, смотрел, утирая слезы, на мост, потом оглядывался назад, не идет ли кто следом. Но никого вокруг не было, даже следов на песке.

– Неужели так осторожничают, что еще и до реки не добрались?

Он рискнул выйти из под прикрытия камней, приблизился к самой воде, высматривая хоть намек на движение в стороне горы-высотки. Берег здесь изгибался подковой, все причалы вдоль которой истлели, разрушились, оставили после себя лишь неровности. Лесной охотник, не привычный к открытым пространствам, мог и не приметить тварь, шевелящуюся в складках мертвого города. Но жизнь Крила прошла именно на таких вот просторах, он и птицу видел за сотни метров.