Последний отзыв
Так получилось, что книга ко мне попала в тяжелый эмоциональный кризис и многое мне дала. Написано актуально, тут многих полезных вещей, никакого злоу...
Далее
По всем вопросам обращайтесь на: info@litportal.ru
(©) 2003-2024.
✖
Реликварий ветров. Избранная лирика
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
с птицей долговязой,
постигавшей зряшные
слова.
Под глухой,
тяжёлою водою
там уже меж кольев
волчьей ямы лес
кораллов, и в луче
играет рыбья стая
крестиком на ленте
голубой.
12. IV.1989. Палезо
«Забвеньем меж и упованьем, в долине…»
Tout homme porte sur l’еpaule gauche
un singe et, sur l’еpaule droite, un perroquet.
Jean Cocteau
Забвеньем меж и упованьем, в долине
молодеющих теней свой
срок пожизненный оттрубим, вмерзая
в несдираемую маску
послушника-охальника-деляги, кто прячет
проигравшие глаза
и носит обезьяну на плече в те дни, когда
не носит попугая.
10. XI.1989. Палезо
Кошке Стёпе
Ты ушёл, усатый-полосатый
мой зверёк, в последнюю страну —
дальше всех Америк или Франций, —
где тунца тебе не дать уж утром,
воду на ночь в блюдце не сменить, взор
предолгий, древний твой не встретить,
падая в кромешную дыру. Только
знаю: в тамошней юдоли
ждущий отольёт тебе нектара
и снесёт в объятьях зазеркальных
к пущам их, к их плюшевым лугам.
1. X.1992. Париж
Романс Ральфа
«Здесь хорошо, здесь нет людей…» А
ты, чьё небо я лепил из полувздохов
петропольских, в кого/кому не
верил, ты шлёшь по-старому
мне нашу музыку на Пасху, когда
не шлёшь на Рождество.
Сносивший
выделку беспроигрышных равенств
американец, чьей слабостью
латал я и мостил долину сил
последних эмигрантских, ты
возвращаешь музыку сквозь годы
мою – мне
в год смертей/разлук оттуда,
где – впервые – не один. Один.
Немой
Париж. Чужое Рождество. Никчёмное
отечество – пропало пропадом и
то. И то. И те. И ты. А я? Лишь
слушаю по-старому Вивальди, когда
не слушаю: «Здесь только Бог
да я…»
24. XII.1992. Париж
Сен-Бриак
В тёмном доме хороводом
ходят тени, тени смотрят из
картонок и над письмами не спят,
тени рядышком в постели, тени
молятся на тени и подолами
шуршат. Тенью я бреду за тенью —
до угла, где сильнеет ветер,
хвоя плачет, стонет птица, —
где дорожка Великого Князя
упирается в прожитый сон.
17. I.1993
Дома
Как сухо тикают часы,
Как стены белые надёжны.
В моей мансарде без войны
И мира выжить? Непреложно
Иконы метят в пустоту,
И письма пылью обрастают.
В моей мансарде не летают
И не срываются в мечту.
постигавшей зряшные
слова.
Под глухой,
тяжёлою водою
там уже меж кольев
волчьей ямы лес
кораллов, и в луче
играет рыбья стая
крестиком на ленте
голубой.
12. IV.1989. Палезо
«Забвеньем меж и упованьем, в долине…»
Tout homme porte sur l’еpaule gauche
un singe et, sur l’еpaule droite, un perroquet.
Jean Cocteau
Забвеньем меж и упованьем, в долине
молодеющих теней свой
срок пожизненный оттрубим, вмерзая
в несдираемую маску
послушника-охальника-деляги, кто прячет
проигравшие глаза
и носит обезьяну на плече в те дни, когда
не носит попугая.
10. XI.1989. Палезо
Кошке Стёпе
Ты ушёл, усатый-полосатый
мой зверёк, в последнюю страну —
дальше всех Америк или Франций, —
где тунца тебе не дать уж утром,
воду на ночь в блюдце не сменить, взор
предолгий, древний твой не встретить,
падая в кромешную дыру. Только
знаю: в тамошней юдоли
ждущий отольёт тебе нектара
и снесёт в объятьях зазеркальных
к пущам их, к их плюшевым лугам.
1. X.1992. Париж
Романс Ральфа
«Здесь хорошо, здесь нет людей…» А
ты, чьё небо я лепил из полувздохов
петропольских, в кого/кому не
верил, ты шлёшь по-старому
мне нашу музыку на Пасху, когда
не шлёшь на Рождество.
Сносивший
выделку беспроигрышных равенств
американец, чьей слабостью
латал я и мостил долину сил
последних эмигрантских, ты
возвращаешь музыку сквозь годы
мою – мне
в год смертей/разлук оттуда,
где – впервые – не один. Один.
Немой
Париж. Чужое Рождество. Никчёмное
отечество – пропало пропадом и
то. И то. И те. И ты. А я? Лишь
слушаю по-старому Вивальди, когда
не слушаю: «Здесь только Бог
да я…»
24. XII.1992. Париж
Сен-Бриак
В тёмном доме хороводом
ходят тени, тени смотрят из
картонок и над письмами не спят,
тени рядышком в постели, тени
молятся на тени и подолами
шуршат. Тенью я бреду за тенью —
до угла, где сильнеет ветер,
хвоя плачет, стонет птица, —
где дорожка Великого Князя
упирается в прожитый сон.
17. I.1993
Дома
Как сухо тикают часы,
Как стены белые надёжны.
В моей мансарде без войны
И мира выжить? Непреложно
Иконы метят в пустоту,
И письма пылью обрастают.
В моей мансарде не летают
И не срываются в мечту.
Другие электронные книги автора Александр Павлович Радашкевич
Последний отзыв
Так получилось, что книга ко мне попала в тяжелый эмоциональный кризис и многое мне дала. Написано актуально, тут многих полезных вещей, никакого злоу...
Далее