Марго тут же напомнила ему, что всё ещё числится консультантом, хотя и внештатным. Следовательно, может иметь доступ к информации по делу. Максим долго ходил по начальствующим кабинетам, доказывал, что Крулевская большой спец в области живописи и прочая и прочая. Наконец, заветная бумага была подписана, и Марго получила тощую папку.
Первым документом в деле было письмо от фонда «Симона Визенталя» о том, что ими в немецких архивах обнаружена купчая от гауляйтера Османа Губе на оплату и приобретение в пользу рейха картины «Дождь в Тосканской долине» художника Монро, находящаяся на правах частной собственности у господина Кима Тихонова.
Вторым документом в этой папке была справка из Дрезденской галереи о том, что картина «Дождь в Тосканской долине» в настоящее время хранится в запасниках этого почтенного музея и выставляется на выездных экспозициях и что подлинность картины подтверждена группой международных экспертов.
Максим молчал и смотрел, как Марго работает с документами, а когда она оторвалась от папки произнес:
– Понимаете, Маргарита Сергеевна, если бы фашисты просто отобрали эту картину, то никакого дела сейчас не было бы. Но они почему-то её купили, причём, за немалые деньги, и Ким Тихонов эти чёртовы деньги от фашистов принял, значит, он с ними сотрудничал. А срока давности по таким делам нет, тем более что документы пришли к нам из Израиля.
– Максим, я могу встретиться с Тихоновым? – отложив в сторону папку, спросила Марго.
– Только с разрешения руководителя группы следователя Ивашева, – как-то с неохотой ответил Каверин.
Маргарита знала старого следователя. В прошлой своей жизни она неоднократно с ним встречалась по различным дела. Друзьями они никогда не были, но все, в том числе и она, считали его педантом, строго следовавшим букве закона.
– Дело, вроде бы, ясное, не убийство, не грабёж – зачем же целую группу создавать, да ещё такого уважаемого следователя как Ивашев подключать? – продолжала Маргарита.
– Понимаете, Маргарита Сергеевна, я сам всего не знаю, только ту часть, которую мне поручают. Но сдаётся мне, что запрос от фонда не к нам в город поступил, а через самые верха прошёл. – Максим показал куда-то в потолок. Поэтому, с нашей стороны всё должно быть тип-топ, наверняка на суд иностранцев понаедет – пруд пруди. – Если хотите дополнительную информацию получить, то поднимитесь в кабинет этажом выше, а у меня кроме этого дела, ещё текущей работы, как у жучки блох. – Каверин убрал дело в сейф и показал всем своим видом, что женщине желательно покинуть его кабинет.
Руководитель следственной группы Ивашев Павел Степанович, внимательно изучил бумагу, которую ему вручила Маргарита. Кивком указал ей на стул, стоящий у окна.
– Рад видеть вас в добром здравии, – сухо произнёс он. – Наслышан о ваших успехах. Только вот не пойму, на кой ляд вам этот старый урод понадобился. Якшался с фашистами, попался, получи своё. Пожизненное ему не дадут, времена нынче у нас либеральные, но и того, что ему наш гуманный суд определит на его недолгий век хватит.
– Павел Степанович, а вы не допускаете мысли, что купчая поддельная. Как вы считаете, такая версия допустима? – сказала Марго, наблюдая, как следователь роется в ящике своего стола.
– Фонд Симона Визинталя, это вам не хухры-мухры, организация весьма серьёзная, они десять раз всё перепроверили и десять экспертиз провели, прежде чем документы в Москву отправлять.
При этих словах Ивашев закончил поиски в бездонном ящике стола, достал и протянул Маргарите протокол допроса обвиняемого Кима Ипполитовича Тихонова, из которого следовало, что подследственный собственноручно подтверждает факт продажи картины немецким оккупационным властям.
– Ещё вопросы будут, – холодно спросил Ивашев. – Если нет, то позвольте распрощаться, мне ещё обвинительное заключение для суда писать надо. И не сочите за труд, по дороге зайдите к Каверину и пригласите его ко мне, а то у нас опять внутренняя связь не работает.
– А как же моя встреча с обвиняемым. Разве вы не позволите? – вставая со стула, с некоторым вызовом сказала Марго.
– Уф, – выдохнул следователь. – Я понимаю, что вы давно в органах не работаете, но я надеюсь, хорошо помните, что встречаться с подследственным может только адвокат или следователь. Вы у нас кто? Всё, уважаемый консультант, всё. В данном случае следствие в ваших услугах не нуждается. Всего доброго!
Комнату на мгновение обволокла мёртвая тишина.
Глава 3
Страшная болезнь, которая некоторое время назад чуть не свела Крулевскую в могилу, в очередной раз дала о себе знать. Марго лежала пластом, боясь пошевелить руками. Притихшая Лиля крутилась возле матери, не зная, чем помочь, наконец, не выдержала и позвонила Силуянову, совладельцу сыскного бюро «Крулевкая и партнеры» одному из самых близких людей их небольшой семьи. Олигарх примчался удивительно быстро, мало того, он привёз с собой главного врача хосписа «Чудо» – Родиона Петровича Гиреева, пациентом которого, пребывая в этом заведении, была Маргарита. Врач тут же опутал женщину проводами диковинных переносных приборов, всех выставил за дверь и стал колдовать над монитором. Наконец, он сделал укол, дал выпить пригоршню капсул и открыл дверь в соседнюю комнату.
– Жить будет, – спокойно произнёс врач, – Но вот вставать и ходить пока не советую, строгий режим. Особенно это вас касается, юная мадмуазель.
– Обеспечьте, пожалуйста, вашей матери нормальное постельное существование, избавьте её от кухонных нарядов вне очереди и прочей домашней работы, хотя бы в течение нескольких дней. И лекарства, я оставлю всё, что захватил с собой, но надо ещё. – Гиреев выразительно посмотрел на Силуянова. – Самой быстрой доставкой! Курс прерывать никак нельзя!
Силуянов подошёл к Маргарите.
– Ну, ты как, королева? Ты, давай, держись, ты мне живая много нужней, чем мёртвая.
Лишь нескольким людям в этом мире было позволено называть её «королевой», производной от её польской фамилии. Бывший вор в законе по кличке «Сила», это право имел.
– Силуянов, пожалуйста, найди хорошего адвоката, лучшего адвоката, – превозмогая боль, сказала женщина.
– Надо же, – удивился олигарх. – У неё строгий постельный режим и обострение всех болячек, а она о каком-то фашистском прихвостне заботится. Слышал, чем ты тут занимаешься. Славное имя нашего сыскного бюро позоришь. На кой ляд он тебе сдался. Я хоть и бывший законник, но, всё же, патриот своей страны, как это пафосно ни звучит. Так что, не взыщи. Пусть его государственный защитник обслуживает. Надо же молодым юристам практику проходить, вот пусть на этом гаде и тренируются.
– Сила, ты же знаешь, моё ищейское чутьё меня редко когда подводит. Выполни просьбу больной женщины, и воздастся тебе сторицей. Сам же говорил, пора тебе добрые дела совершать. Вот и совершай. И не спорь больше со мной. Позови лучше доктора.
Маргарита смотрела на доктора Гиреева.
Когда-то очень давно студентка-практикантка без памяти влюбилась в красивого и авторитетного судмедэксперта Родиона Гиреева. И как полагается, делала всё возможное, чтобы попасться лишний раз ему на глаза. Увы, не сложилось. Так в жизни бывает и очень часто. И с Силуяновым не сложилось. Когда он в белоснежном костюме, сшитым в далёкой Италии, опустившись на одно колено, просил её руки, было уже слишком поздно. Диагноз, вернее приговор врачей был однозначный.
И вот сейчас, два несостоявшихся её мужа, каждый по своему, вытаскивают её с того света и делают это на данный момент всё же успешно.
Маргарита улыбнулась своим мыслям, а врач, заметив её улыбку, радостно произнёс.
– Ну вот, Маргарита Сергеевна, я вижу, вам уже легче, значит действуют мои пилюли заморские и, пожалуйста, не забывайте их принимать. Порядок приёма я вашей дочке написал. Если что, не стесняйтесь, звоните. Я ведь в Берлине не только лечился, но и ещё их методы врачевания познавал.
Мужчины уехали, но поспать или хотя бы подремать Крулевской не удалось. Позвонил Максим и сказал, что раздобыл кое-какие материалы по делу антиквара и хотел бы их показать. Марго хотела встать и подобающе встретить гостя. Но Лиля категорически настояла на постельном варианте общения. Пришлось подчиниться, тем более что каждое движение отдавалось сильной болью в боку и спине.
Каверин, раскрасневшийся с мороза, ещё не раздевшись, прямо из коридора стал рассказывать последние следственные новости.
– Представляете, Маргарита Сергеевна, Ивашев отправил меня по банкам, установить финансовое состояние Тихонова, и выходит, что наш антиквар совсем небедный человек.
Максим взял стул, перевернул его спинкой вперёд и уселся рядом с кроватью. Тот факт, что женщина не встала и даже не протянула ему руки, следователя нисколько не смутил. Он продолжал, стараясь как можно быстрее донести до неё последнюю информацию.
– Представляете, он ежемесячно переводил на Украину, – Максим сказал по-русски на Украину, а не в Украину, как того требуют представители Малороссии. – Так вот, в Крым, в город Судак, он переводил по 50, а иногда по 70 тысяч рублей. Деньги для нашего города весьма солидные, я очень сомневаюсь, что доходы с его лавки позволяли владельцу такие переводы осуществлять, ему ведь и жить на что-то надо. И ещё одна непонятка – имея такие средства, он вполне мог себе хорошего адвоката нанять, а он молчит и даже не пытается защищаться. Может быть, он за эти годы вину свою осознал и таким образом решил покаяться. Вы как считаете?
Маргарита молчала, её знаменитый тумблер в голове не щёлкал. Она тихо сказала:
– Максим, продолжай, я тебя внимательно слушаю, что ещё у тебя есть по этому делу?
– Я был в нашем архиве. Он, конечно, сильно пострадал во время оккупации, но кое-что там имеется. Есть данные, что родители Тихонова были убеждёнными коммунистами и партийными функционерами, а в 37-м, как и многие, в одночасье стали врагами народа. Не знаю, каким уж образом, но их сын Ким при этом особо не пострадал. Его не сослали на Колыму и даже не выгнали из художественного училища, может быть потому, что он единственный, кто потом это училище закончил с Золотой медалью. Ну, вот собственно и всё. Очень странный это человек, замкнутый. На допросах молчит, а признание подписал. Свидание просит только с местным художником Никитичем, но вот Ивашев, ни в какую не разрешает.
Марго с трудом приподнялась на кровати.
– Максим, попробуй организовать запрос крымским коллегам, кто эти переводы получает. И вообще постарайся узнать побольше о его родне. Был ли он женат, может быть, у него дети есть или внуки. Я, вот видишь, приболела немного, ты уж прости меня, старую.
– Маргарита Сергеевна, – возмутился следователь. – Ну, какая же вы старая? Вот Тихонов – да, он старый, а вы ещё ого-го, мы ещё с вами…
Он не договорил, в его кармане модной мелодией замурлыкал мобильник, и молодой человек стал прощаться, по современному, на ходу разговаривая в трубку.
Проводив следователя, в комнату на цыпочках вошла Лиля.
– Мам, тебе ничего не нужно? – как-то заискивающе, с каким-то чувством вины в голосе сказала девушка.
– Нужно, даже очень нужно, – отозвалась мать. – Нужно, чтобы ты привела сюда старого художника Никитича. Он сотовые телефоны не уважает, да и стационарного у него, скорее всего, нет. Так что, ты уж ножками прогуляйся. Я думаю, он тебе не откажет, ну и заодно в магазине купишь снеди всякой к чаю, а то нам посетителей и угостить-то не чем.
Девушка мигом упорхнула, а Марго, оставшись одна, решила, что помирать лучше стоя. Держась за спинку кровати, кое-как поднялась, дотащилась до ванной, затем заварила запретного кофе и уселась в кресло. Мысли как-то сами собой упорядочились и выстроились в организованную очередь.