Перстень Вандеи

Надзиратель наклонился над философом и сильно сжал стопу Сократа.

– Чувствуешь ли ты боль?

Сократ отрицательно покачал головой.

Критон также подошёл к умирающему. Он стал давить ногу, поднимаясь выше и выше, наконец добрался до бёдер.

– Его тело уже холодеет и цепенеет, – сообщил он присутствующим. – Однако смерть наступит лишь тогда, когда яд дойдёт до самого сердца.

Внезапно Сократ широко отрыл глаза и громко произнёс:

– Критон, я должен Акслепию петуха. Не забудь. Ибо бог во всём этом совершенно не повинен.

    * Акслепий – бог медицины и врачевания.
    ** Галиэя – Афинский суд присяжных

Марфа

Глава 1

С Ильмень озера дул холодный ветер. Разношёрстный народ, собравшийся на площади кутался кто во что горазд. Людишек позвал сюда, на Великую городскую площадь, звук вечевого колокола. Супротив древних хором князя Ярослава стояли, образовав кружок, городские посадники, бояре в высоких шапках, тысяцкие да старосты со всех окраин города.

Народ рангом помельче волновался в другой стороне, время от времени крича, что пора бы и честь знать. Скока можно честной люд томить. Коль ударили в набат, так открывайте вече. Наконец, знатный горожанин по фамилии Дельский, споро взбежав на лобное место, как и положено, поклонился на все четыре стороны. Достал из-за пазухи бумагу. Кивнул звонарю, чтобы тот угомонил свой колокол. Площадь разом притихла.

– Слушай меня, горожане. Князь Московский боярина в наш город снарядил. Да не кого-нибудь, а самого Холского, почитай свою правую руку, так-то вот. Следовательно, с большим уважением к нам, вольным горожанам, требования свои выдвигать станет.

– Так что же Иоанну Московскому от нас требуется-то известно? – выкрикнул стоящий подле постамента купец в пурпурном кушаке. Под него почитай вся православная Русь легла, неужто ему мало. Никак землёй да людишками славянскими не насытится.

– Ты язык-то свой укороти, пока тебе его другие не поубавили, – резко оборвал его Дельский.

– Тут не орать надобно, а думу великую думать. Сведущие люди грамоту Иванову переписали, да наперёд гонца княжеского в Новгород доставили.

– Так читай, чего томишь?! – заорали на Дельского со всех сторон. – С того и начинать надобно было.

– Про то, как бумага сия в мои руки попала, сказа не будет. То не вашего ума дело. Но голову даю на отсечение, что писана она в точности с Иоанновой грамоты.

На площади повисла тишина. Все слушали, затаив дыхание.

«Народ и граждане Новгородские! Я, великий князь Московии и многих других земель русских, всею своею душою и умом тако же понимаю, что разделение государства нашего есть причина бед оного. А посему решил я, соединить все княжества под своею державою. И не остановлюсь, не завершив великое дело это. Иначе совсем скоро сокрушат нас иноземцы поганые и иго своё над народом православным установят. А вы, новгородцы славные, ответствуйте посланцу моему верному – государю русскому повиноваться станете или ироду иноземному? Мир вам надобен или война? Решайте скоро».

Оратор закончил читать бумагу и споро покинул лобное место. Народ новгородский молчал. Вдруг откуда-то раздалось:

– Марфу! Марфу слушать станем. Пусть выйдет. Глаголит.

Из толпы вышла женщина и с большим достоинством, величаво взошла по железным ступеням. Молча стояла и смотрела на людское море. На глазах её блестели слёзы.

– Говори, коль уж вышла. Не молчи! – закричали снизу. – Будем тебя слушать. И она произнесла:

– Жена по токмо по просьбе вашей дерзает говорить здесь, на вече! Потому как родилась я не где-нибудь, а в семье воинской. И отец и супруг любимый сложили головы свои, сражаясь за город наш вольный. Горожане мои родные, и у меня и у вас есть право защитить вольность свою! А как же иначе!

Марфа замолчала, но с места не сошла. Ждала, когда народ успокоится и на площади наступит тишина. Затем продолжила.

– Вы, горожане, не хуже моего знаете, что город наш сыт и благолепен. Купцы заморские правду глаголят: «Мы весь мир объехали, но краше Новгорода не видали!»

Так сказывайте мне, горожане, – счастливы или нет? Да, Русь наша великая ноне бедствует. Земли нашей матери родины обагрены кровушкой, то правда. Сёла и грады опустошены и разорены полностью. Однако есть в том вина наша? Повинны новгородцы, что дерзнули не участвовать в междоусобных войнах княжеских?

Князь московский Иоанн теперича желает повелевать вами и градом нашим великим.

Новгородцы родимые! Давайте тут, не сходя с этого места, решим для себя: что мы любим? Злато, серебро и негу всякую, али добродетель и славу воинскую? Ежели второе, то скоро колокол наш вечевой ударит. И битва нам предстоит. За то, чтобы не настал последний час нашей вольницы. Потому как без свободы не будет у нас и богатства. Померкнет слава града великого, вольного. И будет судьбы ваши решать наместник, Иоанном присланный.

Тысячи глоток разом возопили «За отечество! За град наш вольный умрём! Война, война князю московскому!».

Глава 2

Вечером того же дня Марфа принимала в своих каменных палатах посольство знатных горожан.

– Да поймите же, наконец, люди добрые. Долгое время была я всего лишь жёнкой верной супругу моему Исааку Борецкому, вами же выбранному в городские посадники. Аль позабыли это?

Многие лета жила я за ним, аки за каменной стеной, счастливо да богато. Детишки наши один за другим нарождались. Что ещё русской бабе надобно, для счастья полного? Однако же город наш славный раз за разом манил богатством своим захватчиков из разных земель. Кого вы поставили во главе войска Новгородского? Мужа моего, вот кого. Как он оборонял границы княжества, а? Хоть один из вас сможет сказать против Борецкого слово поганое? Нет, не можете, то-то же. Сгинул сокол мой ясный, пал славный защитник земли новгородской. Однако, отправляясь в свой последний поход, взял он с меня клятву, что в случае его гибели именно я заменю мужа свого в Совете старейшин. С той волей его вече наше новгородское согласилось. Поворчали людишки наши, пошушукались, но одобрение своё выкрикнули. Завтра, как только тьму ночную дневной свет сменит, поеду я к деду своему, благочестивому Феодосию. Семьдесят годов служил он городу нашему верой и правдой, лишь после того, как совсем немощен стал и меч поднять более не мог, удалился от мира суетного в чащу дремучего леса. Но умом он ещё вполне крепок, буду совета у него просить. Вам же сейчас представляю юношу доброго, ума и силы великой, хотя и безродного. Молодой муж сей сирота в мире нашем. То и хорошо. Ибо известно всем, что господь наш любит сирых! Испытайте его завтра в делах ратных, да благословите на брань великую. Сдаётся мне, витязь Мирослав ещё новгородским воеводой станет. Вот попомните моё слово.

Выслушав хозяйку дома, и почесав свои затылки гости стали прощаться.

– Архиепископ Пимен, прошу тебя, задержись малость. – Марфа смиренно склонила голову перед церковным наставником. – Я сейчас провожу гостей знатных и слово важное тебе молвлю. Уж не кори меня за дерзость.

– Отче, выслушай меня, грешную. Чую я, беда большая ждёт Новгород. Всё может статься. А посему хочу я дочь свою Ксению за витязя Мирослава выдать. Пока ещё мир на землях новгородских царствует, сделай милость, соверши венчание пары сей в Софийском соборе. Подари дому нашему радость, хотя бы кратковременную. Даст бог, до начала сечи великой успеют у меня внуки народиться.

***

Прошло несколько дней. В разных концах города с утра до вечера раздавался звон металла, кузнецы без устали ковали оружие. Но великий Новгород не только готовился к сражению. Повсюду можно было увидеть людей в своих лучших одеждах. На Великой площади по воле посадницы были накрыты многочисленные столы для всех жителей Великого Новгорода. Вечевой колокол звонил неустанно. На этот раз его голос созывал всех на торжество. Нанятые люди без устали подавали многочисленным гостям яства роскошные. Мирослав и Ксения ходили от стола к столу и просили граждан веселиться. Глядя на этот знатный пир, горожане думали, что войска Иоанновы не так уж и страшны. Незаметные люди, перемещаясь от стола к столу и подливая в кувшины и кружки напитки хмельные, сказывали байку о чудесном рождении Марфы. Будто бы рождена была посадница в разгар сечи, на которую достойнейшая матушка посадницы прискакала, чтобы именно там произвести на свет достойнейшую дочь свою! Будущую правительницу вольного града!

Казалось, что все горожане в одночасье стали одной семьёй, а Марфа стала их общей матерью.

Женщина в эти дни ни на минуту не забывала и о делах политических. Она прекрасно видела слабые стороны в обороне города. А посему практически сразу после того памятного вече отправила гонца к соседям в Псков с просьбой о помощи, не преминув напомнить им, о том, сколько раз псковичане пользовались благосклонностью новгородцев.

Давеча гонец доставил ответ. Псковичи умирать за Новгород не желали. Писали, что у князя Иоанна, рать великая, непобедимая. После чего шёл длинный перечень советов новгородцам и пожелания удачи Господину Великому городу. Она с негодованием разорвала ответ соседей, после чего на маленьком клочке начертала ответ: «Добрым вашим пожеланиям нисколько не верю. Советам присланным – грош цена в базарный день. И без войска вашего позорного обойдёмся. Своими силами князя московского одолеем, непременно».

Кликнула глашатая.

– Спеши на площадь. Денно и нощно вещай следующее:

«Новгородцы, вооружайтесь, кто чем может. Провиант достойный копите. Иоанн уже спешит к великому граду нашему с войском своим. Не дайте ворогу застать себя врасплох».

***

Новгород притих. Смолки многочисленные гуляния. Пусто было в кабаках русских и в тавернах, купцами заморскими открытых. Гнетущая тишина поселилась на улицам великого града. Гул человеческих голосов не был слышен даже на причалах и пристанях. Только кузнецы продолжали делать своё нужное дело, да пекари не отходили от печей своих жарких, хлеба заготавливая впрок. В многочисленных церквах и храмах, не запиравших свои двери на ночь с утра до глубокой ночи, шли бесчисленные службы. Духовные люди перестали снимать свои ризы. Перед образами святых не оставалось места для свечей. То с одного конца города, то с другого ветер доносил обрывки нескончаемых молебных песнопений.

– Матушка, к тебе гонец от круля Казимира. Велишь принять?