Спи

– Я думаю они скоро уже разойдутся, а если нет, я сам их разгоню.

В этот момент на улице раздаются выстрелы, а затем крики. Я вскочил с кровати, подбежал к Ней, ухватившись за руку, потянул девушку от окна. Развернув девушку к себе, я сразу прижал ее и поцеловав ее в лоб, сказал, что все хорошо, но сам почувствовал что-то неладное. Она медленно расслабляла тело и пыталась что-то сказать. Сделав шаг назад, я увидел ужасное – ее футболка, в области живота, была пробита и уже пропиталась свежей кровью.

– Чет побери! Чёрт, черт, черт!

Быстрее ложись на кровать!

Сердце билось так сильно, голова резонировала будто церковный колокол.

"Нужно действовать и быстро". Но ноги не слушаются под массой ужасных мыслей, которые мгновенно захватили голову. Онемевшими руками срываю наволочку с подушки, кладу на Ее живот и приказываю крепко прижать руками.

Выстрелы на улице прекратились, я выбежал на улицу, чтобы завести машину (совершенно не переживая, что устроившие перестрелку могут все еще быть на улице и представлять опасность).

Следующие десять минут прошли будто по другую сторону моего сознания. Помню, что занес ее в машину и гнал на полной скорости по встречной, не следя за светофорами, а в голове все стучало, обезумевшее от адреналина, сердце.

Я тараном снес шлагбаум перед въездом к больнице. На встречу ко мне бежала пара охранников и санитар в голубой форме. Мой крик походил на рев какого-то животного:

– У меня в фургоне девушка, немедленно помогите ей! – На последних словах мой голос сорвался…

Я добрых двадцать минут ходил вокруг больницы, вокруг своей машины, пытался отогнать страшные мысли, что безостановочно лезли в голову, время тянулось долго, сердце не прекращало стучать с безумной силой ни на секунду.

И вот я замечаю это: она сидит на скамейке, рядом с входом в больницу, смотрит на меня и улыбается…

Бабочка

Это произошло неожиданно, прилетело на хвосте случайной птицы и стукнулось в окно. Так бывает иногда, живешь-живешь, совсем ничего не подозревая и не видя ничего, кроме поставленных целей, которые, зачастую, недостижимы и спустя всю жизнь, и тут бац, просыпаешься со светлой головой. Но ты не сильно уверен в своем прозрении, оно больше похоже на похмелье, на отход организма от тяжелых веществ, но все же голова свежа и невероятно легка. Замечаешь, что краски стали чуточку ярче что-ли, запахи чувствуются по-другому, да и вообще ты проснулся не в своей кровати, а в какой-то сильно уж похожей на твою, только она мягче и теплее, хоть и так же грязна, как и раньше.

Интересно то, что домашний книжный шкаф стал небольшим локальным алтарем, книги, которые раньше на дух не переносились, не читались, да и вообще стояли все в пыли, забытые и брошенные, теперь то и дело оказывались в руках, а пальцы быстро искали нужную страницу.

И ты понял одно, что мир не так уж и сложен, как про него говорили в школе и университете. Все сложное понятно и предельно просто. Нет, не эти чудовищно большие уравнения, размером со старые девятиэтажки, в которых ты раньше жил, не сложные доказательства существования других разумных галактик, а элементарное устройство мира, его прошлое и будущее. Ты давно разобрался с колесом Сансары, понял, что вряд ли после смерти родишься комаром за не оставленные чаевые официанту на прошлой неделе. Перечитал и оспорил Гегеля, наизусть выучил всего Бродского. Изредка ходишь по комнате и разбрасываешь скомканные листы бумаги, исписанные мелким неровным почерком, слова то и дело прыгают с строчки на строчку, идут под углом, а иногда вообще обрываются и оказываются на обратной стороне листа, будто так и надо.

Со временем решаешь объяснить людям, как все устроено и что их ждет. Исписываешь увесистую пачку бумаги, создав при этом тонну смятых листков.

Полный решимости выходишь в свет, сначала появляешься в небольших кругах писателей, потом под сигаретный дым читаешь отрывки своих мыслей на квартирниках, получаешь приглашения на несколько светских вечеров, на которых соберутся лучшие из лучших.

Проходит время, ты не можешь решить, в каком пиджаке появится на вечере, в черном или синем, скрупулезно выбираешь бабочку под оба костюма, в итоге идешь в старом, но горячо любимом зеленом свитере с воротом.

Момент истины: люди с открытыми ртами слушают твою речь, многие хватаются за голову и медленно садятся на свои стулья, кто-то не стесняется расположиться на полу. Сегодня ты полностью изменил этих людей, но сможешь ли ты повторить это со всеми, кто захочет? А будут ли ещё такие люди? Ты наверняка не знаешь, но очень надеешься, что все твои знания не улетят в трубу.

В голову проникает странная мысль – податься в отшельники и набраться знаний, которые сам и создашь в своей же голове. Уходишь в отшельники. Лес далеко не подарок, но он дает какое-то внутреннее спокойствие, да и воздух чистый. Медитируешь, не знаешь, зачем это нужно, но вроде бы что-то чувствуешь. Хорошо, что взял ручки и бумагу. Постоянно пишешь, постоянно что то шепчешь себе под нос. Выводишь ответы на многие вопросы человечества, над которыми бились тысячи философов.

Наконец выходишь из леса весь заросший и давно не мытый. В квартире, которая покрыта сантиметром пыли, понимаешь, что стал тем человеком, которого знает практически каждая собака. Не определил любит тебя толпа или же нет.

Молча боишься людей, которые точно пойдут против тебя.

Ночью слышишь топот за дверью, потом на следующую ночь и так далее. Чувствуешь, как развивается паранойя, которая раздражительно скребет твою дверь, царапает диваны и нечаянно роняет вещи со стола. Все написанное тобой начинает настораживать. Ты знаешь, что это все правда, ибо ошибаться не можешь, но все-таки чувствуешь угрозу от своего же текста.

Информация о человеке, который ставит под откос всю идею сегодняшнего государства, доходит до верхушки. Выпущенные книги и брошюры изымаются, цензурируются, иногда полностью переделываются до неузнаваемости. Представляешь себя Ницше на исходе лет, но в более или менее трезвом уме. Решаешь, что правда не должна ускользать от людей из-за твердолобых глупцов, они потом поймут. Ночи напролет переписываешь свои же труды на бумагу, просто от руки на огромной скорости. Днем раскидываешь рукописные страницы по улицам, люди не понимают как нужно реагировать и считают тебя поехавшим идиотом. Денежные мешки злятся и еще сильнее сжимают свои золотые шиллинги. Теперь все просто. Появятся люди, которые защищают «правду», покажут тебе, что бывает за такую бесовщину и пару раз ударят дубинкой, а потом еще пару и еще. Дело остается за малым, бумажная канитель, несколько телепередач и репортажей, статьи в газете, коронация настоящей «правды». Но не жди, что твои портреты появятся на каждом киоске, ты вообще нигде не появишься, тебя нет, не было и не будет, ты был шутом в глупой монополии с реальными деньгами.

Тебя распнут, а потом ты воскреснешь. Ранним утром где-то в далекой деревне расправишь крылья и улетишь.

Атласная лента

Шум воды резал уши. Бегущие волны на скорости разбивались о каменные стенки водостока, которые были ужасно склизкими и неровными, местами, из трещин, торчали водоросли и темная плесень. Под ногами все жутко хлюпало и прилипало к подошвам. Тонкие кеды уже давно напитались холодной водой и, наверное, были ужасно грязными, но Он не мог их рассмотреть из-за постоянно проплывающих кусков водорослей и мелкого мусора, незнамо как попавшего в эту ливневую канализацию.

– Черт бы побрал эту дыру.

Хлюпающие звуки шагов немного участились, заглушая шум "горной реки". Мысли грел скорый подъем на поверхность, где все еще ждало теплое солнце и запах озона после продолжительного ливня. Где-то вдали, в темноте туннеля, появилось едва заметное пятно красного цвета.

– Ну наконец-то, я уж подумал, что дойду до озера, так ничего и не найдя.

Это был ключ, ключ на широкой атласной ленте в роли брелка. Его по чистой случайности выронила из своей сумочки хрупкая молодая девушка. Она разговаривала по телефону и, роясь свободной рукой в своей сумочке, вытеснила из нее тяжелый ключ прямо в решетку канализации.

Он, видев произошедшее, в тот же миг бросился откидывать чугунную крышку и, под удивленный, сначала от неожиданной неудачи, а после и от решимости парня, взгляд, прыгнул вниз.

– Да, кажется я спустился именно здесь. – Заключил Он, заметив все еще открытое отверстие. Ключ звякнул, ударившись о мокрый кирпич тоннеля.

Но, поднимаясь вверх, Он обнаружил, что улица сверху совершенно пуста.

3497

Раз, два, три, большая лужа закончилась, и снова пошел захлебывающийся от излишней воды асфальт. Четыре, пять, шесть, и снова размокший ботинок шлепнул в неглубокую лужу.

– Черт, снова не заметил! – выругался мужчина, тряся ногой, вытряхивая из ботинка холодную воду.

Не сказать, конечно, что он особо смотрел под ноги или вообще уделял внимание ландшафту, по которому передвигался, ведь его голова была забита совершенно не этим. Мимо проплывали статуи вице-мэров и идеально подстриженные зеленые кусты. Мужчина шагал вдоль заросшего плесенью канала, но не замечал ни его, ни запаха, царившего здесь осенью. Несколько минут назад ему позвонила жена и велела немедленно бежать домой. Ее голос был встревоженно дрожащим, некоторые слова обрывались под конец, внезапно заменяясь совершенно другими. Пока мужчина бежал, раздалось еще четыре звонка подряд, это она просила его поторопиться, но звук разрывающегося телефона уже не долетал до ушей бегущего.

Домофон поддался не сразу, и с первым писком открытого электромагнитного замка ноги рванули вверх по лестнице. Лифт давно не работал, хоть его и обещали починить уже несколько раз подряд, ремонтная бригада так и не появлялась, вынуждая всех жителей ходить по темной лестницей с обсыпавшимися местами краями ступеней.

Девять этажей пролетели, как один, на одном вздохе, и вот рука уже судорожно стучит по страшно холодной дверной стали с давно разбитым глазком. Слышится глухое: "Открыто", и мужчина одним махом влетает в квартиру и видит свою жену, сидящую на диване, обнимая небольшую подушку с вышивкой.

– Что случилось? – С испугом спрашивает мужчина. Пот градом катится с его лица, капает на ковер, на брюки, которые и без того целиком усыпаны влажными точками от брызг из луж.

Громко тикали часы, в образовавшейся тишине они будто были огромным механизмом в башне, который отсчитывал секунды до конца света. Только что перевалило за семь вечера.

– Дорогой, я беременна. – Растягивая губы в улыбке радостно сказала женщина.

Маяк из белого камня

Люблю море, хоть и видел его всего однажды в своей жизни, давно настолько, что это кажется ни то сном, ни то плодом воображения, которое последнее время начинает подводить раз за разом. Иногда даже что-то для письма придумать невозможно. Говорят, что это называется отсутствием музы, как будто она может сидеть в твоей голове, как консьерж и пропускать мысли, но иногда отлучаться от своего места, чтобы покурить или сходить на обед. Нет, дело совсем не в этой неуловимой женщине, дело в голове, давно уже просто сидеть и час к ряду думать, становится проблемно, мысленный фон занимает какой-то лишний шум, не особо то понятной природы. Все походило на треск колонок с включенным рядом телефоном, если бы этот звук можно было передать визуальной составляющей. С другой стороны, временное отключение от возможности серьезно размышлять очень помогает в писательской деятельности. Долгое время мысли не приходят, закупоренные по ту сторону сознания, которую никакому человеку никогда не достать и не увидеть, а после вываливаются все разом, только успевай их ловить и записывать. Я слышал, что были такие творцы, способные, буквально за ночь написать достойный роман. Но это уже совершенно другая история.

О чем я до этого говорил? Ах да, о море, море – это прекрасно, необъятная гладь убийственной красоты, удерживающей взгляд смотрящего настолько сильно, что некоторые, ввиду своей финансовой состоятельности, конечно, не могут более оторваться и остаются жить где-то на берегу, строят дом, высаживают лужайки и вешают качели, но главное, каждый вечер задумчиво смотрят в закат, не понимая, как они жили без него до этого. А кто бы отказался жить рядом с тем, что никогда и никуда не торопится, не переживает, да еще и распространяет своё спокойствие на тех, кто проникается его философией?

Время шло, я так больше и не видел объект своей внутренней любви, любви, которая проявляется только тихим ликованием каждого твоего синапса, когда видишь что-то, что очень давно мечтаешь и оно каждый раз проносит тебе подобный эмоциональный подъем, несравнимый с обычной любовью, это чувство никогда не угасает и остается с тобой на всю жизнь в неизменном виде. Мне кажется, все, кто живет у моря, ощущает подобное. Но я был немного не таким, я питал глубокую эмоциональную любовь к волнующимся просторам огромного водяного массива, просто представляя себе смертельно опасные волны, поднимающиеся над берегом на фоне настолько синего неба, что оно кажется черным, просто не оставляли мне шансов спокойно это представлять. Это было одной из причин в первых рядах прийти в офис компании "Atlantic". Дело вот в чем: компания, занимающаяся исследованием морских и океанических просторов, в основном дна, на предмет обнаружения новых видов моллюсков, но это углубление в детали, решила провести большой эксперимент, совместно с каким-то популярным психологом, длинной ровно триста шестьдесят пять дней. Одному желающему нужно было провести целый год на одиноком маяке, фактически, конечно, на острове с несколькими хозяйственными постройками, с условием отказа от пользования всеми современными технологиями, даже одежду обещали выдать свою.

И вообще я сижу в длинном коридоре, стены похожи на слой размешанного и засохшего на них кофе со сливками, на пол же налили чистейший американо. Над моей головой вывеска "Atlantic", рядом дверь в приемную комиссию, где люди, с умными лицами, изучают твое дело, делают запрос в банк по вопросу долгов и так далее, обычная рутина сотрудника, отвечающего за набор персонала, разве что критериев было не настолько много, как я думал, хоть и из десяти человек передо мной все ушли с не очень то довольными лицами. Видимо было что-то особенное, недоступное всем подряд, что и не позволяло получить столь желанное место далеко, в пучинах моря. Очередной парень, лет двадцати пяти выходит ни с чем, кулаки сжаты от ненависти, очевидно еще один провал, еще одно не пройденное собеседование. Я думаю, все они рвутся только за деньгами, насколько я помню, за месяц в море выплачивают пять тысяч, в зеленых бумажках, конечно.

За стеной слышится легкое жужжание какого-то офисного аппарата, возьмусь предположить, что это принтер, звук то появляется, то исчезает, как раз подходит под моё определение. Видимо печатают отказные письма, для отправки по почте, не удивлен, если сто-двести человек решили пройти подобный отбор по онлайну, не принимая при этом никакого участия, а после жить себе припеваючи, да откладывать деньги на новую квартиру в своем городе.