Шагавший по лезвию. Михаил Булгаков

Есть у произведений Булгакова и еще одна интересная особенность. Произведения малого объема способны произвести на меня гораздо более сильные и запоминающиеся впечатления, чем большая проза, предстающая перед моими глазами менее сюжетно напряженной и более монотонной. В этом смысле для меня он в какой-то мере является продолжателем заложенной Чеховым литературной традиции. К сожалению, за двадцать лет своего творчества Булгаков, по моему мнению, так и не смог раскрыться полностью. А ведь намеченные им цели были весьма высоки и близки мне по духу: cила Булгакова не только в уникальном стиле изложения, но и в разножанровости. В этом аспекте, он в каком-то смысле является и моим учителем. В его арсенале вы найдете фельетоны и небольшие рассказы, серьезную прозу революционно-военных лет и исторические очерки, мистические повести и театральные пьесы. Увы, скоротечная болезнь и последующая смерть Булгакова, не позволяют мне в полной мере насладиться широким спектром его крупномасштабных повестей и романов, но тем ценнее становится мне те, которые все же были написаны. У Булгакова всегда есть чему поучиться, причем как начинающему литератору, так уже довольно опытному писателю.

Огромным достоинством Михаила Булгакова является его высокопрофессиональное владение приемами изложения. В противовес многим его коллегам и тем более последователям, в его книгах вы не встретите скабрезных слов и описаний, тошнотворных грубостей и ругательств. Автор умело и тонко обходит стороной все непристойности («Персиков отошел, ворча сквозь зубы какие-то бранные слова.», произнес четыре слова, совершенно невероятных и вызванных сводящим с ума страхом. или уж в крайнем случае «Затем страшная матерная ругань перекатывалась в воздухе и чей-то визгливый голос кричал» («Роковые яйца 1924 г,), „Когда его отводили спать, он, пошатываясь в руках Борменталя, очень нежно и мелодически ругался скверными словами, выговаривая их с трудом.“ („Собачье сердце“ 1925 г.)

В рассказах Булгакова в разных ракурсах решается одна и та же проблема, которая волновала писателя всю жизнь – это долг, честь и назначение человека на земле, его миссия в жизни. Именно эти аспекты раскрывают особенности языка и стилистики писателя. С тех пор, как были написаны эти рассказы, прошел почти век, а эпоха, в которой жили герои, ассоциируются с нашим временем, таким же хаотичным и жестоким. Наверное, поэтому в сегодняшней России есть огромное желание читать Булгакова; к его произведениям обращаются и мастера кино.

Булгаков старался избегать журналистских и писательских штампов, никогда не напускал на своих страницах тумана, даже с чисто утилитарной целью обойти цензурные капканы. Булгаков начинал с достаточно традиционного бытописательства, пусть и осложненного модернистскими влияниями, в „Записках юного врача“ и московских фельетонах. Однако с концом эпохи нэпа цензурно приемлемым стало только описание „нового быта“ и „нового человека“. Булгакову неоднократно безуспешно предлагали написать „коммунистические достижения или успехи коллективизации“, прославляющие „великие стройки“ пятилетки. В ответ писатель в пьесе „Адам и Ева“ превосходно спародировал зачин халтурного „колхозного романа“: „Там, где некогда тощую землю бороздили землистые лица крестьян князя Барятинского, ныне показались свежие щечки колхозниц.“