Арифмоман. В небесах

– Как так?! – поразилась Фисташка.

– А вот так. Бывает и такое, представь себе.

– Но как же так? – все еще не понимала Фисташка. – Ты вообще-то Ктаву читал? Ты же вроде образованный. Там все написано – и про Сальван, и про Катисто, и про…

– Послушай, религия – это как пенис, – прервал ее Эйхгорн. – Хорошо, что она у тебя есть. Хорошо, если ты в ней разбираешься. Но пожалуйста, не надо совать ее мне в лицо.

– Э-э… если религия – это пенис, то получается, что ты… евнух?.. – задумалась Фисташка.

– Хм. Действительно, в этом отношении сравнение не очень удачное. Но ты поняла, что я имею в виду.

– Что ты евнух. Я поняла. Я давно это поняла.

Вот сейчас Эйхгорну стало обидно. Он встал из-за стола, взял Фисташку за руку и коротко бросил:

– Пошли.

– Куда? – не поняла та.

– Будем доказывать, что я не евнух. Экспериментальным путем.

Глава 37

На следующий день Эйхгорн проснулся чуть позже обычного. Он спал бы и еще дольше, но разметавшаяся во сне Фисташка спихнула его с циновки.

Хорошо, что кровати в Нбойлехе не в моде.

Произошедшее этой ночью Эйхгорн решил не обдумывать. Было и было. Обычный физиологический акт, со всяким случается время от времени.

Гораздо сильнее Эйхгорна интересовала предстоящая встреча. Он все-таки собрался посетить Ках-Ура Местермегази, пресловутого астронома-астролога. Даже если тот в первую очередь астролог, какие-то астрономические познания у него все же быть обязаны. А Эйхгорн очень хотел прояснить для себя некоторые моменты.

Карту звездного неба, например. У него до сих пор не было возможности на нее взглянуть. А она может рассказать немало интересного о том, куда Эйхгорна занесло.

Прославленный астроном жил за городом, на небольшом мысу, в башне, похожей на маяк. Однако в отличие от настоящих маяков, эта башня даже не думала светиться. Зато в ее куполе имелась очень характерная прорезь, сразу настроившая Эйхгорна на положительный лад.

Перед ним несомненно обсерватория.

А еще море. Впервые со дня прибытия на Парифат Эйхгорн стоял на берегу океана. И чувствовал он себя… наверное, вот так себя чувствовал Васко Нуньес де Бальбоа, первым из европейцев увидевший Тихий океан.

Хотя нет, все-таки не так. Бальбоа, если верить слухам, при виде бескрайней водной глади упал на колени. Эйхгорн же просто стоял и смотрел взглядом снулой рыбы.

Да и внешне это море ничем не отличалось от земных. Эйхгорн уже знал, что называется оно Бархатным, поскольку шторма в нем крайне редки, зато штиль может длиться неделями. Суда в такие периоды безвылазно стоят в гавани, а их капитаны сидят в тавернах, костеря Марекса – местного бога океанов.

Подходя ближе к обсерватории, Эйхгорн уважительно кивал, описывая увиденное в диктофон. Кто бы ни возводил эту постройку, он знал свое дело. Цилиндрическое здание высотой не менее пятидесяти метров возвышалось над окружающим, словно гора. Поблескивающий на солнце купол явно мог вращаться. И оставалось только гадать, что за инструменты скрываются под каменной оболочкой.

Ажиотажа вокруг не наблюдалось. Солнце сегодня палило вовсю, и народ попрятался под крыши. На мысу сидели двое подростков с удочками, да по дороге тащилась запряженная волами арба. Больше никого.

И астроном тоже ответил далеко не сразу. Битых полчаса Эйхгорн дергал цепочку, прежде чем дверь растворилась… и в первый момент показалось, что за ней никого нет. Но потом Эйхгорн опустил взгляд и увидел хозяина обсерватории – карлика восьмидесяти сантиметров ростом. Был он густо покрыт морщинами, седобород и облачен в традиционный наряд звездочета – черную мантию и колпак со звездами.

На Эйхгорна карлик таращился безо всякого интереса. Широко зевнул, почесал под мышкой и поинтересовался необычно густым голосом:

– Чем обязан визиту, сударь?

– Эйхгорн, – представился Эйхгорн. – Я ученый из далекой страны, здесь проездом. Мне рекомендовали вас как незаурядного астронома, и я был обязан засвидетельствовать…

– Астронома?.. – перебил карлик. – Не астролога?..

– Астролога тоже, – неохотно признался Эйхгорн. – Но астрология меня мало интересует. Я считаю, что небесная механика сама по себе гораздо интереснее, чем…

– Проходи, – снова перебил карлик. – Если тебя интересуют светила, а не гороскопы, я уделю тебя время.

Такая реакция Эйхгорна порадовала. Похоже, Ках-Ур Местермегази считает себя в первую очередь астрономом. Видимо, астрология для него – вынужденное занятие. Глупая дочка, кормящая высокомудрую мать.

– Вы, люди, редко смотрите на звезды, – проворчал Ках-Ур, карабкаясь по винтовой лестнице. – Вас интересует лишь то, как они связаны с вашей судьбой… можно подумать, небесным светилам есть дело до кого-то из нас…

– Вы, люди?.. – недопонял Эйхгорн. – А ты сам-то кто, гном?

– Нет, я эльф, – саркастично ответил астроном. – Просто очень маленький и бородатый.

– А разве эльфы и не должны быть маленькими? Маленькими, с крылышками…

– Это ты где таких эльфов видел? – удивился Ках-Ур.

– У Андерсена.

– Не знаю, не слышал. Может, ты с феями перепутал?

– Может. Так ты эльф, получается?..

– Нет, я гном! – рассвирепел астроном. – У тебя с этим проблемы?! Тебе не нравятся гномы?!

Эйхгорн замолк, осмысливая новую информацию. Гном. Ну ничего удивительного, в общем-то. Тролли тут есть, гоблины есть, великаны есть – отчего бы и гномам не водиться? Просто в отличие от вышеупомянутых, мэтр Ках-Ур может сойти за человека – аномально низкого роста, но такое встречается и на Земле.

И имя у него нбойлехское. Эйхгорн пока не очень разбирался в местной антропонимике, но не мог не заметить, что парибульские и нбойлехские имена разительно отличаются. А имена иных разумных видов вроде троллей и фелинов совсем не похожи на человеческие. И это логично, поскольку все они либо эмигранты, либо потомки эмигрантов.

Но раз Ках-Ур Местермегази носит нбойлехское имя, он должен быть местным. Возможно, где-то здесь есть гномская диаспора. Или его предки приехали в страну очень давно и полностью вросли в социум. Или он усыновленный, воспитывался среди людей. Много можно придумать объяснений.

Подниматься пришлось долго. Очень долго. Эйхгорн вспомнил свою башню даже ностальгически – тут ступеней оказалось еще больше. Поскольку обсерваторию явно строили обычным путем, никаких волшебных лифтов не было. Хозяин ковылял медленно, не переставая недовольно ворчать – его коротеньким ножкам приходилось труднее, чем человеческим.

– А почему гном вдруг стал астрономом? – поинтересовался Эйхгорн. – Я слышал, что гномы… м-м… живут под землей? Или меня неверно информировали?

– Верно тебя информировали, – буркнул Ках-Ур. – Живем. Но не все же. И я открою тебе секрет… все лучшие звездочеты – гномы.

– Почему?

– Потому что у нас, гномов, уникальное зрение. Мы отлично видим даже в абсолютнейшей темноте. А благодаря этому мы видим на небе не только звезды, но и те объекты, что не освещены их светом. Вы, люди, даже не представляете, сколько там наверху интересного помимо звезд…

– Я представляю, сколько там интересного, – кивнул Эйхгорн. – Но как это возможно – видеть в полной темноте? Зрение – это способность воспринимать видимое изучение спектра. Многие существа видят при очень плохом освещении, но полностью без света зрение невозможно в принципе.