– Цыц мне там, – щелкнул вазу Дегатти. – Берешь?
– Ложки – это, конечно, соблазнительно, – покивал Вератор. – Но ты слишком заламываешь, Майно. Тысяча орбов… Ты подвергаешь нашу дружбу суровому испытанию. Сколько лет она будет потом это отрабатывать?
– Ну и напрягай ее по-всякому. Она много чего умеет. В самых разных областях.
– Врет, как дышит! – подала голос Лахджа. – Я жена Темного Балаганщика! Мы там все избалованные дуры – только жрать умеем, да на диване валяться!
– Да не порть ты сама себе! – взвыл Дегатти. – Мы все останемся в выигрыше!
– Это как? – не поняла демоница.
– Я получу деньги. Ты получишь свободу. А Вератор получит нового друга. Он просто будет время от времени поручать тебе ну вот совсем ни капли не обременительные задачки.
– А, как тому троллю, который даже задницу подтереть не успел? – догадалась Лахджа. – Нет уж, спасибо. Как-нибудь без вашей дружбы обойдусь, мэтр Вератор.
– Майно, она не хочет со мной дружить, – пожал плечами Вератор. – Да и я не очень хочу – за такую цену. Я понятия не имею, что от нее ждать. Вдруг она не отработает и десятой части? Майно, я дам тебе двести… ну, двести пятьдесят.
– Да это же еще меньше, чем Артубба! – разозлился Дегатти.
Лахджа тихонько хрюкала от смеха.
– Майно, ты лучше сам давай руку на дружбу, – протянул ладонь Вератор. – Ну что ты ломаешься? В четвертый раз предлагаю.
– А я в четвертый раз отказываюсь, – отрубил Дегатти. – Мне своего зверинца хватит.
До вечера Дегатти обошел еще нескольких торговцев живым товаром. Везде он запрашивал всю ту же тысячу орбов – и везде получал отказ. Кто-то предлагал ему три сотни, кто-то – четыре, но даже шестьсот орбов Артуббы больше никто не предложил. Да и тот, как поняла Лахджа, посулил так много только потому, что не чаял иначе вернуть ту гору бабла, что Дегатти ему задолжал.
За этот день Лахджа усвоила две вещи. Первое: у демонов в Мистерии нет собственных прав. Пленных демонов можно продавать и покупать, как животных. Это нормально, преступлением не считается.
В то же время любой демон может такие права заиметь. Для этого достаточно найти волшебника-поручителя, зарегистрироваться и получить паспорт волшебного существа. После этого ходи по Мистерии, как по своему огороду, никто косого взгляда не кинет. Но поручитель теперь за тебя отвечает, и если что-то нарушишь ты – расплачиваться будете оба.
Второе, что она поняла: курс мистерийского орба чрезвычайно высок. Лахджа не уверена была, чему он равен в паргоронских условках или деньгах ее родного мира, но тысяча орбов – это громадные деньги. В одной лавке она видела первоклассного мультифункционального голема – тот стоил всего пятьдесят орбов. В другой продавалась загнанная в колбу живая ларитра – и цена ей была двести орбов.
Так что на запрашиваемую Дегатти тысячу не соглашался никто. А он упрямо отказывался сбавить хоть орб.
Они вернулись в кошель только поздно вечером. Енот подал ужин, Дегатти мрачно ел, а Лахджа тихонько скреблась в стекло.
Ей тоже хотелось кушать.
Дегатти посмотрел в ее жалобные глаза, вздохнул и спросил:
– Если я тебя выпущу, не будешь больше мебель ломать?
– Да, пожалуйста, не надо! – взмолился енот.
Похоже, он весь день горбатился, наводя порядок. И все равно стекла в серванте заменить не успел.
– Не буду, – виновато сказала Лахджа.
– А меня убивать не будешь? И под «меня» я имею в виду и фамиллиаров тоже.
– Не буду. Выпусти.
Дегатти снова вздохнул и вытащил пробку.
Следующие десять минут за столом царило напряженное молчание. Лахджа ела, Дегатти ел, фамиллиары тоже ели. У кота и енота оказались собственные высокие стульчики, попугай устроился на специальной жердочке, а змея высовывалась иногда из рукава Дегатти. Псу хватало роста, чтобы сидеть на полу, а коня кормили отдельно – у него было собственное стойло где-то в недрах квартиры.
– Может, не надо меня продавать? – наконец попросила Лахджа.
– Не надо, – вяло согласился Дегатти. – Все равно тысячу никто не даст, а пара сотен меня не выручит…
– Ну и отпусти меня тогда просто, а?..
– Хм… – поднял голову волшебник. У него вдруг задорно заблестели глаза. – А как насчет… сделки?..
– Сделки?..
– Пари, если хочешь. Мы сейчас… сыграем на твою свободу. Побеждаешь ты – идешь куда хочешь. Побеждаю я – ты моя собственность и сбежать больше не пытаешься.
– Мне не нравится ход твоих мыслей, – прищурилась Лахджа. – А что за игра?
– Можно в манору. Умеешь?
– Нет. Даже не знаю такой игры.
– А какие знаешь? Из таких, чтоб для двоих и в помещении.
– Шахматы. Шашки. Покер. Скрэббл. «Скажи иначе». «Звезда Африки»… хотя вряд ли у тебя найдутся доски и фишки… – сказала Лахджа, разглядывая сервант. – Еще «Съедобное и несъедобное»… это такая паргоронская игра, тебе не понравится. Дженгу знаю…
– Что за дженга?
– Такая игра с маленькими дощечками. Строим из них башенку, а потом по очереди вынимаем по одной из середины и кладем на самый верх. У кого башенка развалится, тот и проиграл.
– А, башенка! – обрадовался Дегатти. – В моем мире ее тоже знают. Только у нас играют не дощечками, а специальными жетонами. Иногда монетами.
Енот уже вытащил из серванта коробку. Лахджа открыла ее и пошевелила пальцем жетоны. Они выглядели иначе, чем бруски для дженги. Металлические, все немного разной формы, но в целом почти круглые.
– То есть их надо просто класть друг на друга? – спросила она.
– Да, по очереди. У кого упало, тот проиграл.
– Примитивно как-то.
– Так детская игра же. Еще пьяные ее почему-то любят. Играем?
– Давай. Только если я проиграю, договор не безвременный. Один день.
– Один день?! Э, ну нет! – запротестовал Дегатти. – Я рассчитывал хотя бы на десять лет!