Понятное дело, нелегко сбить того, чья форма почти кубическая. Хобии рядом с этим детиной смотрятся мелкими зверушками.
Любой кобольд, впрочем, тоже.
В конце концов цверг все-таки обессилел и рухнул. Ну как рухнул… скорее просто осел. Обмяк, как подтаявшая куча грязи.
Но хобии от него отвязались. Видно, и сами уже притомились махать дубинками. Еще по разу пнули эту бородатую тумбу и разошлись.
Несколько минут цверг лежал неподвижно. Фырдуз посасывал последний кусочек хлеба и внимательно смотрел. Ему было любопытно, останется ли здоровяк после такого жив.
Фырдуз бы вот точно не остался. Кобольды – народ двужильный, но, если долго бить палками, – умирают.
А вот цверг – поди ж ты! – стал медленно приподниматься. Фырдуз, доевший пайку, сполз вниз и подобрался поближе. Он знал, что глупо лезть не в свое дело, но ему стало интересно все же узнать, за что цверга так наказали.
Вплотную Фырдуз подходить не стал. Цверги всегда его немного настораживали. Огромные они очень, широкоплечие, заросшие густыми бородами. Вечно носят на себе железо, таскают тяжелое оружие.
Цверг возвышается над кобольдом, как башня. Цверг в один присест съедает столько, сколько кобольд не съест и за три дня. Цверг может разбить кобольду голову ударом мозолистого кулачища.
Нет, не стоит подходить к такому, пока не убедишься, что он тебя не тронет.
Все-таки поднявшись, цверг долго просто стоял и шатался. Потом утирал кровь грязной рубахой. Больше размазывал. Ранить его хобии всерьез не ранили, сломать ничего не сломали, но ушибов и ссадин нанесли столько, что страшно глядеть. Завтра все тело будет сплошным синяком.
Кое-как утеревшись, цверг зашагал. Брел почти на ощупь, шаря перед собой руками. Ему явно не хватало зеленоватого мерцания подземных опят.
Фырдуз-то видел все ясно. Много ли нужно кобольду? Светлячок, искорка, гнилушка… вот и ладно. Совсем уж в кромешной тьме даже кобольд ничего не различит, но если есть хоть крошечный огонек – не пропадет.
А хобиям и это без надобности. Зачем свет тому, кто слеп? Даже глаза у них заросли кожей. Зато слух и нюх у хобия такие, что ориентируется лучше многих зрячих. И невдомек ему, что чем-то обделен, безглазый.
Но вот у цвергов глаза-то есть, только плохие, в темноте толком не видят. Яркий свет нужен. Факелы, свечи, лампы масляные.
Фырдуз их за то даже жалел немного. Поэтому он все же подобрался к цвергу ближе и осторожно окликнул.
– Кто здесь? – повернулся бородач. – Ты из кротов?..
– Нет, кобольд я, – тихо ответил Фырдуз. – Лагерник. Мир тебе, друг.
– И тебе мир. Ты где? Не вижу ни зги…
Фырдуз коснулся его руки. Ладонь цверга оказалась твердой и шершавой, как горная порода.
– Ты новенький? – спросил кобольд. – Как зовут?
– Тревдохрад, – коротко ответил цверг, глядя поверх Фырдуза. – Где выход?
– Выход?.. С шахты?.. Друг, выходов несколько, но у всех караул…
– Мне нужно оружие, – заявил Тревдохрад. – Хотя бы кирка или лопата. Я пробьюсь.
– Пробьешься?.. Посмотри на себя, друг, ты весь в крови, ты на ногах еле стоишь. Пойдем, умоешься хоть.
Цверг неохотно послушался. Стараясь не привлекать внимания хобиев, Фырдуз повел его к отнорку, где обычно спал. Но тут снова загудело медное било – два удара, потом четыре. Перерыв закончился.
– На работу надо, – поежился Фырдуз. – Друг, вон там дождись меня. Воды тут везде много, внизу пошарь. Умойся, попей, поспать попробуй. Ты если сегодня первый день, можно не работать, но завтра выйти придется.
Тревдохрад шумно засопел, хотел что-то сказать, но Фырдуз уже утек в темноту. Мало кто способен шнырять по пещерам тише и незаметней кобольдов.
Зачем он взялся помогать этому недотепе, Фырдуз сказать затруднялся. Может, просто по доброте душевной, по врожденной своей совестливости. А может, потому, что дружить с таким могучим цвергом – дело подходящее. Среди каторжан хватает таких, кто охотно вырвет последний кусок изо рта такого же лагерника. У Фырдуза уже дважды отнимали пайку и один раз – стащили.
Хотя не исключено, что, пока Фырдуз будет кончать смену, Тревдохрада уже не станет. Может, все же помрет от побоев, а может, кто из лагерников поможет. Брони и оружия на нем нет, но одежда хорошая, добротная. Рубаха почти новая, только кровью заляпанная, сапоги кожаные.
Хотя любой кобольд в этом шмотье утонет, конечно. А других цвергов на шахте раз-два и обчелся.
Однако Тревдохрад дождался Фырдуза. Лежал, где было сказано, и хрипло дышал. Похоже, что-то ему хобии все-таки повредили.
Фырдуз помог ему подняться и отвел к кухонным вагончикам. Во вторую перемену дают не только хлеб, но и похлебку – жидкую, сытную, даже почти теплую. Получить пайку можно только лично, хобии по номерам проверяют, так что тут уж хоть слабый, хоть больной – вставай и иди к раздаче.
Иначе еще больше ослабеешь.
Идти к раздаче Тревдохрад все равно сначала не хотел. Упрямился, упирался. Мол, ничего ему не нужно от этих кротов, пусть сами жрут свои помои. Но потом его подвел собственный живот, издав тихое, но отчетливое урчание.
– Надо поесть, – терпеливо сказал Фырдуз. – Моря себя голодом, ты ничего не изменишь.
Цверг съел только хлеб, а похлебку отдал Фырдузу. А поскольку цвергам выдают двойные порции, сегодня у маленького кобольда случился настоящий пир.
Прихлебывая через край, Фырдуз подумал, что это наверняка боги награждают его за добрый поступок. Быть может, этот цверг – никакой не цверг, а явившийся с небес воздатель? Фырдуз слышал, что те порой ходят среди смертных, испытывая их сердца. Накормишь голодного нищего – а он возьмет да и откроет, где искать золотую жилу. Прогонишь его от ворот – а он проклянет так, что весь покроешься язвами.
Хотя нет. Глядя на громко сморкающегося и чешущего в паху цверга, Фырдуз отверг эту мысль. Воздатель не позволил бы хобиям так себя избить. Да и дополнительная миска похлебки – прямо скажем, небогатая награда.
Но все равно лучше, чем ничего.
После еды Фырдуз пошел спать сразу же и посоветовал то же Тревдохраду. Смены в шахте долгие, а сон короткий. Пользуйся каждым часом, каждой минуткой – иначе завтра на ногах стоять не будешь.
Подъем объявили, когда медное било ударило четыре и четыре раза. Пятый полуночный час. Фырдуз слышал, что Наверху в это время суток все спят, потому что на потолке гаснет Небесный Светильник. Верхние называют его солнцем.
Фырдуз слышал об этой штуке, но верилось ему с трудом.
Хотя Сверху действительно льется на удивление много света. Это известно каждому, кто бывал в вертикальных шахтах. Встанешь на дно колодца – и видишь высоко-высоко над головой квадратик или кружок белого или голубого света.
Но только не в полуночные часы, это верно.
Однако Внизу – это не Наверху. Здесь полуночные часы отличаются от полуденных только названием. Лагерники работают посменно, и шахта никогда не затихает. Круглыми сутками кирки стучат о гранит, гудят полные вагонетки и свищут плетки надсмотрщиков.
Фырдуз объяснял это Тревдохраду торопливо, пытаясь поднять упрямого цверга. Тот оказался жутко твердолобым.
– Я Тревдохрад Оркручигетхсторец, сын Брастомгруда, сына Дракметрага, – цедил сквозь зубы бородач. – Работа в шахте – благородное дело, но я не стану работать на врага!
– Гордый, да? – вздохнул Фырдуз. – Здесь тебе лучше проглотить гордость. Хобиям не нужны те, кто не работает. Ты либо машешь киркой, либо лежишь в отвале – выбор за тобой.
– Все мое естество восстает против того, чтобы трудиться бесплатно, – угрюмо пожаловался цверг. – Мои предки плюнули бы мне в бороду, если б узнали, что я опустился до такого.