Детектив&Рождество

– Надеюсь… – мрачно выдохнул Максимов. – Однако и то, что ты говоришь, звучит для меня дико. Он, конечно, всегда был себе на уме, мизантропия за ним водилась, но чтобы до такой степени!..

– Ты имеешь в виду, что у него хватило совести обокрасть и подставить друзей? Но не вы ли с графом в этом виноваты? Припоминаю, как ты рассказывал о розыгрышах, которые вы устраивали в полку. Что-то связанное с прусской фуржкой… Ах да! Вы подложили ее Немецу, пока он спал, а он утром спросонья надел ее вместо своей и получил нагоняй от командования. Вы считали это дружескими шутками и не понимали, что наступаете ему на больную мозоль. А он копил обиды и, как видишь, ничего не прощал.

Пристыженный Алекс не нашел что ответить. Анита, помолчав, продолжила:

– Когда сегодня доктор приехал в Медведевку, он обнаружил, что граф в больнице, жемчужина в доме… Ты ведь сам упомянул о ней за обедом, так?.. А Аким ждет подходящего момента. Все было проделано с выдумкой. Стреляющая табакерка выпалила, пробила дверь… Я не слишком хорошо разбираюсь в револьверах и штуцерах, но мне кажется, пуля, выпущенная из такой маленькой коробочки, не должна обладать большой мощностью. Она пробила дверь, причем на такой высоте, что не могла угодить в грудь человеку среднего роста, и упала сразу за порогом. Я обратила внимание, что доктор, когда подбегал к лежащему Акиму, будто бы споткнулся и оперся рукой на пол. На самом деле он подобрал пулю и спрятал ее.

– А как же Аким? Он не был ранен?

– Ни царапины. Во время выстрела он стоял где-нибудь в сторонке, а потом прижал к груди руку с томатной пастой или клюквенным соком… допускаю, что из нашей же кладовой… и изобразил предсмертную агонию. Было очевидно, что мы с тобой не станем осматривать раненого, раз есть врач. Немец подозревал, что Вероника или кто-нибудь еще будет подглядывать за ним, поэтому драма под названием «Хирургическая операция» была разыграна бесподобно. А финал и вовсе впечатляющий: мучительные терзания по поводу загубленной чести и побег в лес для совершения самоубийства. Однако странно: зачем возиться с петлей человеку, у которого при себе пистолеты?

– Вот я олух! – укорил себя Алекс. – Простейшие умозаключения, а мне они и в голову не пришли.

– Ты чересчур эмоционально переживал происходящее, это не способствует мыслительной деятельности. А я уже знала, что доктор нас обманывает, и примечала каждую его оплошность. Он не мог быть абсолютно уверен, что мы оба кинемся его искать, но на этот случай имелся эффектный выход Акима. Представь себе, что должны были испытать две слабонервные женщины, когда на их глазах он восстал бы из мертвых.

– Вероника бы грохнулась без чувств, это точно. Но относительно тебя я сомневаюсь.

– Так или иначе, я дала Веронике нужные указания, и она все сделала преотлично. – Анита прервалась и привстала. – Смотри! Дым!

Из-за поворота вытягивалась по ветру сизая спираль, расплывалась в воздухе и стелилась под копыта бегущей лошади.

– Н-но! – прикрикнул Ерофей, а Максимов достал из-за пазухи пистолет.

Трицикл чернел на обочине, как туша издыхающего зверя. Он еще коптил и выплевывал последние облачка пара, но уже не двигался и не содрогался. Жизнь покидала его.

Сани притормозили, Алекс выскочил из них, подбежал к неподвижной машине.

– Его здесь нет! – сообщил он на бегу. – Но я вижу, куда он ушел…

Цепочка знакомых оттисков на снежном покрове уводила в ельник. Максимов пробежал по ней и увидел сидевшего на пне доктора. Тот поднял голову, в глазах его застыли тоска и безнадежность. Он мог бы уйти дальше, но не стал этого делать, поскольку понял, что обречен.

Пистолет Алекса сам собой опустился, в стрельбе и угрозах уже не было надобности. Не сорвалась с уст и заготовленная филиппика. Немец поднялся и по-арестантски завел руки за спину. Максимов ощутил себя жандармом, и это ощущение не доставило ему удовольствия. В воображении промелькнули кавказские будни: бивуаки, совместные трапезы, фляга с чачей, ходившая по кругу…

Он спрятал оружие и, отвернувшись, чтобы не смотреть на бывшего сослуживца, глухо промолвил:

– Отдай жемчужину и катись на все четыре стороны.

– У меня ее нет, – так же глухо ответствовал доктор.

– А где она?

– У Акима. Вы разве его не поймали?

«Не врешь?» – хотел переспросить Алекс, но вспомнил слова Аниты и поверил. Увязая в снегу, подошел к саням.

– Ерофей! Отвезешь нас в деревню, а потом вернешься и передашь этому барину бочку с водой. Пусть заправляет свой драндулет и уезжает.

…Профессиональный ворюга Аким сидел в чулане, кряхтел и шевелил спутанными руками. На вопрос, куда делась жемчужина, разинул пасть и издевательски загоготал.

– Отвечай по-человечески! – разозлился Максимов. – Ты что, сожрал ее?

– Ага. Заместо рождественского гуся.

Алекс в порыве ярости сжал кулак, но не позволил себе ударить связанного. С отчаянием обратился к Аните:

– Вот же каналья… И что с ним делать? Вспороть ему брюхо?

Она посмотрела на него с мягким упреком.

– Алекс, будь добрее! Праздник… на мир благодать сошла, а ты – «вспороть брюхо»! – За неимением под рукой колокольчика она щелкнула пальцами, подозвала Веронику: – Поди в столовую, там доктор саквояж забыл, поройся. Нет ли в нем, случайно, клистирной трубки?

Анна и Сергей Литвиновы

Персей собрал друзей

Гипермаркеты напирали со всех сторон, но Мария не сомневалась: их маленький продуктовый будет стоять вечно. Людям нравится, когда магазин прямо в доме: и в тапочках зайти можно, и с продавцом поболтать.

Половину покупателей она давно знала по именам, и это скрашивало будни, напоминало родной поселок, откуда давным-давно уехала покорять столицу.

Если заявлялись новички, продавщица всегда настораживалась. Одна на весь зал, доступ к товарам открытый, воровать легко. Крали всего чаще не бомжи и не дворники – а с виду приличные тетки. Поэтому незнакомых женщин встречала с особым подозрением.

Сегодня вечером народу толпа. Новый год отгремел, гостей проводили, салаты подъели – и потянулись. За «топливом» и общением.

Как очередная покупательница вошла, Мария даже не успела заметить. Только у кассы разглядела и фыркнула: надо же так вырядиться! Не старая, а одета как в прошлом веке. Платье ниже колен, пальто с пелеринкой. Перчатки дурацкие – на половину пальцев, словно из старинного фильма. Да еще собачка на руках – маленький пудель с печальной мордой, усы обвисли. В корзинке – набор нищеброда. Яблоки сезонные, творог однопроцентный. Низкокалорийная булочка. И бутылка воды.

«А под пальто небось печень трески спрятала. Или коньяк». Мария покосилась на экран видеонаблюдения, но тот, зараза, как всегда, не работал.

В поселке родном нормально было бы спросить: «Вы кто, откуда к нам пожаловали?» Но Москва фамильярных отношений не терпела, поэтому пришлось следствие обходными путями вести.

Мария предложила даме:

– Собачку на пол поставьте, неудобно ж вам!

Хоть заметно будет, если у покупательницы карман оттопыривается.

Та взглянула затравленно.

– У вас на двери табличка – с животными нельзя.

– Да ладно, такой песик хорошенький.

– Спасибо.

Она опустила пуделя на пол. Вроде под пальто ничего не прячет. Но вид нервный, губы кусает. Начинающая, что ли, воровка?

Покупательница выложила на кассу товар и виновато попросила:

– Вы только не пробивайте сразу. А то у меня наличных мало.